Распутье Воронов

— Я кузнец, — отозвался он, наконец, пристально глядя на ведьмака. — Я никакого колдовства не боюсь, я тут сам колдую. А что ты думал, разве можно такое сделать, чтобы твёрдое железо размякло и под молотом любую форму приняло? Это огненная магия и демоническая сила, никак иначе. А я ведь ещё и низушек. Неуязвимый. Ничем меня не возьмёшь.

Геральт молчал. Кузнец снова откашлялся, сплюнул.

— Ничем меня не проймёшь, — повторил он. — И хернёй о колдовстве тоже. Спокон веку бывало, что скотина мёрла, а куры не неслись. Рыбы дохнут, когда вода цветёт. Косари режутся, когда по пьяни за косы хватаются. А старостов срач? Что в нём сверхъестественного? А покажи ты мне, милсдарь, что-нибудь более естественное, нежели срач. Отсюда вывод простой: не было тут ни колдовства, ни порчи, никакой чертовщины. Невинной бабе шею свернули, вот что. Я вижу, тебя совсем не трогает то, что я говорю.

— Меня тоже ничем не проймёшь.

— В твоём ремесле иначе нельзя, это правда. Что ж, пусть каждый своим делом занимается. Моё дело — наковальня и молот. Невинная баба убитая — это дело старосты и судов. Твоё ведьмачье дело — разобраться с тем, что в лесу людей убивает. Потому что что-то убивает. Хотя бьюсь об заклад, это вовсе не бабкин кот. Что? Молодой ведьмак? Как думаешь?

— Для простоты, — ответил Геральт, — примем, что это кот. Потому что это столь же хорошее название, как и любое другое. Давай-ка займёмся деталями. Сколько там у тебя на сохранении? Много ли деревня мне за кота заплатит?

Кузнец снова погрузился в молчание. Потом причмокнул.

— Велели мне, — сказал он, наконец, — торговаться с тобой изо всех сил. Начать с двухсот… Погоди, не качай головой, дай докончить. Они, хоть и бедолаги, однако не стоят того, чтобы что-то для них выторговывать. На самый крайний случай готовы дать пятьсот марок, столько насобирали. Так и решим, не торгуясь.

Молчание Геральта он принял за согласие. И не ошибся.

— Разумеется, — небрежно добавил он, — никакой оплаты вперёд. Даже об авансе речи быть не может. И я понимаю их опасения. Если бы меня, для примеру, местный народишко, убивающий невинных женщин, считал выродком, разносящим заразу и миазмы, извергом, охочим до девок, если бы брезговал мною, как они тобой… Я не счёл бы особо безнравственным взять деньги вперёд и удрать. Так им и надо. Ты не думал об этом?

— Нет. Ни минуты.

— Я догадывался. В сущности, я был в этом уверен. Но ведь спросить-то можно было?

От кузницы до бора было каких-либо четверть стаи. На полпути стояло нечто, что, похоже, ещё осенью было телегой с сеном, а сейчас превратилось в поросшие травой обломки, от былого великолепия остались оглобли да колёса, сделанные колесником из более прочного материала, чем всё остальное. Три колеса, четвёртое сломанное. Нетрудно было догадаться, что повреждённую телегу, выпрягши коня, бросили в спешке, лишь бы убежать. И не нашлось смельчаков, чтобы за нею вернуться.

Геральт остановился у телеги и некоторое время смотрел на опушку леса. Затем приступил к подготовке. В соответствии с принципами, которые ему привили в Каэр Морхене.

Он достал меч. Оружие кардинально отличалось от обычных боевых мечей этого класса. Меч ведьмака, выкованный из метеоритной стали, имел общую длину сорок с половиной дюймов, из которых на лезвие приходилось двадцать семь с четвертью. У обычных мечей лезвие было либо на дюйм короче, либо на дюйм длиннее. Меч ведьмака весил тридцать семь унций. Обычные мечи, даже те, что короче, были гораздо тяжелее.

Он проверил остроту лезвия. В этом не было необходимости, ведь он проверял его только вчера. Но таковы были правила.

Он достал из сумки небольшую коробочку. Нажал пальцем на потайную защёлку, открывающую крышку. Внутри, в мягких отделениях, плотно прилегали друг к другу флакончики из тёмного стекла. Ровный ряд крышечек напоминал солдат на учениях. Геральт закрыл глаза. Он мог — должен был уметь — распознать флакончики на ощупь: их место в шкатулке и неповторимая форма крышечки легко определялись кончиком пальца. Он прикоснулся к флакончикам, узнавая их одного за другим. Эликсиры исцеляющие: Иволга, Чёрная Чайка и Чибис. Морфирующие: Трясогузка, Дрозд и Цапля. Метаморфирующие: Козодой и Чечевица.

Он выпил по глотку из двух флакончиков: Дрозда и Цапли. Решил, что этого будет достаточно.

И бодро двинулся к лесу, продираясь сквозь траву выше колен.

Закат был цвета копчёного лосося.

Гораздо позже — правда, с большой неохотой — Геральт мысленно возвращался к этому событию. И всегда приходил к выводу, что выжил случайно. Его собственная заслуга в том, что он выжил, была минимальной. Что его жизнь спасло, во-первых, время года. А во вторую очередь — то, что кот, которого он должен был убить, вовсе не был котом.

Лес был по-весеннему редким и ярким в лунном свете. И по-весеннему устлан ковром из прелых листьев и опавших прошлогодних сухих веток. Если бы из засады напал кот, атака была бы бесшумной. Но это был не кот, его когти не прятались в мягких подушечках лап. И его выдал хруст сухой веточки. А реакция ведьмака после эликсиров была настолько быстрой, чтобы избежать вероломного нападения.

Он отпрыгнул, точнее резко бросился в сторону, упал на колени, туша атакующего чудовища лишь задела его, когти едва скользнули по плечу. Монстр свернулся в прыжке словно лента, и атаковал снова — прежде, чем коснулся земли. Геральт не успел встать с колен, но успел достать меч. И ударил.

Удар получился неточным, лезвие меча лишь скользнуло по плоской голове существа и срезало часть скальпа вместе с пучком щупалец, растущих из головы. Зоррил — Геральт уже знал, что это был зоррил, — упал на землю, мотая головой и заливая всё вокруг кровью. Он больше походил на ящера, чем на большого кота, хотя пучки щупалец на его голове действительно могли напоминать кошачьи уши, а белые клыки в пасти тоже вызывали ассоциации с кошкой. Скользящий по сухим листьям длинный хвост существо также использовало, как кот, в качестве руля во время прыжков.

Зоррил бросился на ведьмака длинным прыжком. Геральт и на этот раз уклонился, но и на этот раз без изящества, прыжком, скорее отчаянным, чем ловким. Но ему снова удалось нанести удар, грубый и кривой, но меткий, почти отрубив одну из когтистых передних лап зоррила. Чудовище же успело зацепить ведьмака когтями другой лапы, но когти, вместо того чтобы разорвать плоть, лишь скрежетнули по серебряным шипам его куртки. Зоррил упал на траву, а ведьмак изо всей силы рубанул сверху. Кровь брызнула фонтаном, чудовище жутко взвыло, несмотря на располосованное брюхо, оно бросилось в новую атаку. Геральт прыгнул, ударил, клинок достиг позвоночника, зоррил рухнул, вскрикнул страшно, почти по-человечески, ведьмак ударил ещё раз, клинок рассёк спинной мозг. Зоррил метался, взрывая когтями землю. Геральт ударил ещё раз, перерубив позвонки в другом месте. Зоррил кричал и метался, а Геральт рубил. И тоже кричал. Зоррил выл, Геральт рубил. Снова и снова, как дровосек топором. Зоррил больше не выл, он визжал.

И понадобилось ещё время — и много ударов меча — прежде чем он затих.

Луна вышла из-за облаков, светила меж голых ветвей. В её свете пролитая кровь была чёрной, как смола.

Гераль упал на колени, его стошнило. Он блевал долго. А поскольку блевать было почти что нечем, процесс оказался очень, очень мучительным.

Выблеванные эликсиры огнём жгли глотку.

Глава седьмая

Изобретение нового блюда важнее для счастья человечества, нежели открытие новой звезды.

Жан-Антельм Брийя-Саварен