Распутье Воронов

— Как же. Ты это выдумал. Не было такого.

— Было. Все мы, ведьмаки, ведём свой род от умственно отсталых шлюх. Тебя это не забавляет?

— Нисколько. Потому что этого не было.

— Было, было. Но очень давно! Теперь у храмов ведьм не увидишь. Чародеи ликвидировали всех. Ха! Ничто не вечно.

Чем ближе к рынку, тем многолюднее становилось. Для Геральта это было в новинку. Он не привык к толпе, ему стало не по себе. Его раздражал гомон. Стало трудно дышать, а вонь делалась всё противнее. Воняло дымом, пригоревшим жиром, гниющими фруктами, навозом и чёрт знает чем ещё.

На рынке им пришлось идти сквозь ряды прилавков и толпы покупателей. Здесь Геральта тоже ждали сплошь новости и нежданности. И, наконец, восхищение. Он и представить себе не мог, что в мире существует столько ремёсел и такое изобилие товаров, выставленных на продажу. И что так много желающих их купить. Ремни и всякие штуки из кожи, глиняные горшки с глазурью и без, меховые шапки, полушубки, калиги, вышитые платы, медные сковороды, грабли, вилы, рукоятки мотыг — и баранки, баранки, баранки.

Хольт не обращал ни малейшего внимания на все эти чудные вещицы на прилавках. Вдруг он перестал проталкивать сквозь толпу, схватил Геральта за рукав.

— Опусти глаза, — прошипел он. — Опусти глаза, не пялься.

— А чё такое?

— Чародейки.

Геральт послушно отвёл глаза. Неохотно. Две женщины у лавки, торгующей янтарными украшениями, притягивали его взгляд поистине магнетически. Своими богатыми нарядами. И красотой — как на картинке.

— Они, — объяснил Хольт, отойдя подальше, — считают обычных людей быдлом, а ведьмаков ненавидят. Всегда готовы к драке, и любой взгляд в свою сторону расценивают как вызов. Лучше, чтобы они не учуяли наших медальонов.

Хольт остановился перед солидным домом, над дверью которого была прибита вывеска. Картина на вывеске, весьма искусная, изображала русалку с пышной грудью. Надпись под русалкой гласила: «Лорелея».

Хольт схватил молоток и энергично постучал. Очень энергично.

Массивная дверь распахнулась, и на пороге появился коренастый детина с челюстью, похожей на хлебный каравай. Долгое мгновение он мерился взглядами с ведьмаком. А затем сделал шаг назад, приглашая войти.

Хольт явно был здесь не впервые, без слов снял со спины оба меча и отдал их детине. Геральт поспешил сделать то же самое.

Разоружившись, вошли они в прихожую, освещённую несколькими лампами. Геральт задержал дыхание, уж слишком сильны были тут запахи духов и благовоний. На стене висела ещё одна картина с русалкой. Такой же сисястой. Надписи не было.

— Господин Престон Хольт, — сказала женщина, входя.

— Госпожа Пампинея Монтефорте, — Хольт поклонился.

Геральт тоже поклонился. И закрыл рот, который у него сам собой разинулся. От восхищения

Незнакомый с искусством дамского швейного мастерства, Геральт не мог знать, что ткани чёрного платья Пампинеи Монтефорте — это просвечивающий шифон, муслин и креп. Не знал он также, что великое искусство — сшить платье так, чтобы оно закрывало, открывая. И наоборот.

Кроме того Геральт не знал, что такое квинтэссенция женственности.

Но что с того, что не знал, если он это видел.

— Юноша? — Пампинея Монтефорте чарующе улыбнулась, тряхнув копной каштановых волос.

— Зовут Геральт. Молодой адепт ведьмачьего искусства.

— Надеюсь, — тембр голоса Пампинеи странно изменился, — что адепта не привели сюда….. Для того, чтобы отпраздновать, назовём это так, обряд посвящения? Я вынуждена напомнить господину Хольту, что в «Лорелее» ничего не изменилось. В «Лорелее» ни господин Хольт, хотя и весьма нам любезный, ни иной ведьмак обслужен быть не может. Поскольку…

— Поскольку… — мягко прервал её Хольт, — другие клиенты могли бы не захотеть девушку, к которой ранее прикасался ведьмак. Но я помню об этом, дорогая Пампинея, мне бы и в голову не пришло нарушать здешние порядки. Я здесь не как клиент, но ради встречи со знакомым и деловым партнёром. Тимур Воронофф. Он уведомил меня, что будет здесь, и назначил встречу. Итак, он сегодня здесь?

— Мы в «Лорелее», — Пампинея надула пухлые губки, — не имеем обыкновения разглашать сведения о наших клиентах. Независимо от того, договорились они с кем-то или нет. Однако, зная ваши особые отношения с господином Вороноффом… Могу сообщить, что вы явно разминулись. Господин Воронофф был тут неделю назад. Он провёл здесь несколько дней, наверняка ожидая назначенной встречи. А не дождавшись покинул Спынхам. Сейчас он уже наверняка у себя дома в Бельвуаре.

— Премного благодарен, — Хольт снова поклонился и жестом велел поклониться Геральту. — Примите наше почтение…

— Господину Хольту, — понизила голос Пампинея Монтефорте, — полагаю, знаком тайный вход в «Лорелею», находящийся на задах здания. Вход для гостей… особых… И тайных. Так что если оба господина ведьмака пожелают угощения… и особых услуг…

— Очень жаль, — ответил Хольт к великому сожалению Геральта. — Но время торопит и долг зовёт. Так что, может быть, в другой раз.

* * *

Когда они вышли, Геральт собирался с духом, чтобы упрекнуть Хольта. Не успел.

Со стороны близлежащего колодца до них донеслись голоса. Пронзительный женский писк и пропитой мужской баритон. Геральт сразу же направился в ту сторону. Прежде чем Хольт успел схватить его за рукав, он увидел, что происходит. Здоровенный мужик с выпирающим из-за пояса штанов брюхом лупцевал палкой скорчившуюся у его ног женщину. Женщина пищала, а мужик бил.

Геральт уже собрался действовать, но Хольт оказался быстрее, не гляди, что калека. Подскочил, схватил мужика за плечо, рванул.

— А тебе чего, побродяга! — рявкнул мужик. — Да я тебя…

Поднял палку и примерился ударить. И тогда случилось то, что ускользнуло от взгляда и Геральта, и собиравшейся уже толпы. Несмотря на свою хромую ногу Хольт крутанулся в молниеносном полупируэте, вошёл в краткое соприкосновение, из которого мужик вылетел, как из пращи, брякнулся головой о сруб колодца и растянулся на булыжниках.

— Ай! — крикнул Хольт. — Человек упал! Нехорошо ему! Помогите же, добрые люди!

Добрые люди стояли, глазели и не спешили на помощь. А оба ведьмака быстро пошли прочь.

Никто не остановил их.

Глава четвертая

Иди, одним желаньем мы объяты:

Ты мой учитель, вождь и господин!

Данте Алигьери, Божественная комедия

— Что такое, юный Геральт, почему мы не в духе? И молчим угрюмо? Взгляни — вокруг весна, на вербах серёжки, птички поют, тихонько журчит ручеёк. Из деревни попахивает сельским хозяйством. То есть прокисшим молоком и дерьмом. А ты вместо того, чтобы радоваться вместе с природой, какой-то такой, без настроения. С чего бы?