Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
Песнь пятая 143 Под кровом лишь одной природы. Издревле жители здесь дики По свойству обоготворяли Колчаноносную богиню, Двурогу Фебову сестру, Которую в Колхидском царстве Под именем Гекаты страшной Медея ночью призывала.
– Ей храмы были соруженны На каменных столпах высоких2, Где страшный истукан ея Не утверждался на подножьи, А белокаменный пред нею Стоящий жертвенник ужасный Свой преждебывший цвет терял, Он кровью был омыт всегда.
– Сей страшный жертвенник всегда, Убивством странных пресыщаясь, Дымился от кровавой влаги; Но - что чуднее должно быть - Безбрачна и младая жрица Сии производила жертвы. Пришелец всякий должен пасть, Мечем девичьим закалаем. В то время божества и смертны Сего предела убегали.
– Таков он был в те древни веки. Я здесь хощу поведать вам, Какое дружбы торжество Единожды в сем страшном храме Открылось меж ведомых к жертве. Сие есть дело знаменито В Таврическом пределе сем. 2 Овидий в письме с Черного моря, кн. III.
144 Херсонида s s
Песнь пятая 145 Во дни ужасного Фоанта, Который некогда толь грозно 100 Страною сею обладал, - На Гераклейском Херсонисе Стоял на возвышенном мысе Ужасный храм Дианы строгой; Куда по воздуху явилась Прекрасна дщерь Агамемнона, Что Ифигенией зовут1. Бытийственны вещают книги, Что Фива2, сжаляся над нею, Когда за отческий проступок 110 Она в Авлиде ухищренно Была ей в жертву ведена, Отъяла от ножа ее; Внезапу тут исчезла жертва; Но вместо лишь ее предстала Прекрасна серна подведенна.
– Богиня принесла сюда На крыльях легких облаков Спасенну дщерь Агамемнона. Фоант, чудясь судьбам богов, 120 Определил ее навек Священницею в храме сем.
– Сия пелопская девица Чрез много лет производила Рукою токмо принужденной Сии плачевны жертвы в храме. Колико крат при бледном свете Толико чтимой здесь богини В часы вечерние сумрачны На мысе возвышенном тамо, 1 Эврип{ид), Ифигения в Таврии. Цицерон о дружестве. Овидий в элегии, кн. IV. 2 Диана, богиня лесов и ловли.
146 Херсонида Среди гробов ходя - иль сидя, Как бы пустынница невольна, Она вздыхала о судьбе Своих печальных, странных дней И часто на Эвксин взирала, С волнами вздохи посылала? «Ужасная страна, - дом смерти!
– Так Ифигения вопила, - Какой безвестный, хитрый демон Привлек меня в страну сию?
– О боги!
– что всё значит в жизни? Здесь гробы страшные чернеют!
– Печальны артыши отвсюду Унылой тенью покрывают Сии могилы - ужас жизни; Кто сим сопутствует предметам? Кто вящий посетитель их?
– Зловещи птицы, - хищны звери, Нощелюбивая сова, Удод, и вран, сопутник гроба, Кукушка, сыч, и хищный ястреб, Или с огнистым оком волк, А с ними, - о судьбина!
– я... Там кости, черепы белеют; То знаки здешних жертв плачевных, Бесчеловечных, - но священных... Колико смертных пало здесь От острия ножа священна?
– И что ж?
– всегда от рук девицы, - От принужденных рук по долгу... О звание святое, - страшно!
– Почто в Лвлиде отдаленной Не кончились мои дни жертвой?
– Я никогда, - так, - никогда
Песнь пятая 147 Не убивала б дней чужих Невольною своей рукой... Ах!
– помню, как я приступала К ужасной жертве в первый раз; Я помню, как дрожаща грудь Несчастного Лизандра билась Под смелою моей рукой; Как ала кровь из ней струилась И обагрила весь помост.
– Его любезная Праксилла Тогда была не в силах зреть Позорище святое, - люто; И наконец - подле Лизандра Бездушна пала на помост... О боги! что вы мне велите? К чему вы призвали меня?
– Обеты юношей злосчастных И страшный долг мой совершать!
– Лить кровь - подобных агнцов мне!.. Я вас не разумею, боги!.. Чем быть орудием мне смерти Толиких юношей невинных, Конечно, лучше б надлежало Быть покровительницей дней Толико драгоценных смертных; Теперь же, - боги!
– я должна Орудием быть лютой смерти Ведомых в жертву, - и каких?
– Каких людей?
– того не знаю, - Быть может, - брата иль отца!
– О мысль ужасна!
– сердце бьется!
– Увы!
– что ж делать буду я?
– Но против воли поклоняюсь Веленью твоему, - богиня, Сурова в чистоте Диана!»
148 Херсонида Так Ифигения вздыхала И долг с слезами исполняла.
– Ея предчувствие при жертвах На деле после оправдалось.
– Вы удивитесь, пастухи, Излучистым путям судьбы; Внимайте только странну повесть! Во время жречества ея Единожды два юных грека К камнистым сим брегам приплыли На ветроносной лодие; Они, быв возрастом равны, Хотя два тела составляли, Но в чувствах, склонностях и мыслях Единый дух образовали. Один из них, терзаем быв Неистовством ужасных фурий За некие свои деянья, Желал свою очистить совесть В едином храме сем ужасном. Тогда сарматы, зря пришельцев, Хватают с радостию дикой, Их вяжут ужем и ведут Пред жертвенник неумолимый; Стекающийся двор Фоантов Насытить взор, привыкший к крови, Нетерпеливо ждет позора. Несчастны с связанными дланьми Стоят поникнув средь народа Перед кровавыми столпами, Меж коих красный огнь пылает И жертв в объятья ожидает. Священница кропит водой Плененных греков перед жертвой; 220 230
Песнь пятая 149 Готовится к священнодейству; Приемлет в длань резец блестящий; Увенчивает их власы Растущим горным диким злаком; То мещет скорбный взор на них, То тайный трепет ощущает; Воззрит ли на Ореста?
– жалок; На Пилада?
– невинен, - мил; А оба зрятся ей любезны; Но на последнего простерши Взор горестный и вкупе страстный, Роняет слезу потаенну... Не знает, как решить их жребий; Не знает, как решить свой долг; Потом - вещает умиленно: «Простите, юноши, вы мне, Что я готовлюсь к страшной жертве! Я не сурова, как вы мните; Здесь, где введен обряд кровавый, Я обязалась исполнять Сей страшный долг священнодейства.
– Но вы отколь?
– какого
– Какая столь корма бессчастна Направила ваш путь сюда?» Так в лютый час вещала им Благочестивая девица, И вдруг, из уст услыша их Отечества именованье, С биеньем сердца познает В них обоих единоградцев. «Один из вас, - она вещала, - В сем месте по святым обетам Пасть должен непременной жертвой;
150 Херсонида Другой пусть вестником отыдет В отеческу свою страну И возвестит о происшествий!» Тут первый, жертвуя собою, Велит другому ехать в дом; Но сей упорствует, - скорбит И хочет сам быть тою ж жертвой.
– Один другого убеждает Соблюсть дни собственны свои; Один с другим наперерыв В стяжаньи смертной чести спорит; Всегда во всем согласны быв, В сем случае лишь не согласны.
– Один согласен был на то, Чего другой и сам хотел, Но сей желал того с упорством, На что не склонен первый был; И так о смерти оба спорят. «Нет, мой любезный Пилад!
– нет; Ты не умрешь, - вещал Орест, На жрицу кинув нежный взор, - Так, правда, - я желал бы жить, Дабы ее, - ее любить».
– Орест сие вещал не вслух, Но к слуху тихо приклоняся.
– «Ах, Пилад, - знаешь ли?
– люблю, - Пред смертию открыться можно, - Люблю сию девицу милу, Я ощущаю тайно божество, Что движет сердце к ней мое; Но ты живи!
– ты не умрешь; Ты обладай прекрасной сей, А я - умру; мой долг умреть...» 270 280
Песнь пятая 151 «Ах! мой возлюбленный! мой друг!
– Вещал тогда унылый Пилад, Склоняся также к уху тихо И сам взглянув на жрицу страстно, - Ах! друг, прости мне!
– перед смертью Открытость в совести - есть долг; И я - еще хотел бы жить Для сей - для сей девицы милой; Как жизнь - ея любил бы я; Затем и жизнь еще мила; Я ощущаю неку силу, Влекущую к богине милой; Но другу - посвящаю жизнь; Живи, - живи еще, любезный! Владей навек ея рукою! А я, - я за тебя умру...» «Не спорь!
– я за тебя умру», - Возвыся глас, Орест вещал. Оба громко перед народом Мне чувство умереть велит; Честь, - совесть, - дружба - все гласит. Орест Ты совестию непорочен; А я - где я от фурий скроюсь? Живи!
– люби!
– а я - умру. Пилад Мне дружба и любовь всесильна Пасть жертвой за тебя велят. 300 310
152 Херсонида Оба «Мне боги умереть велят; Ты видишь, как они манят!» «Не спорь!
– мне должно жертвой пасть От сей руки - священной».
– Оба, вырываясь, вопиют: «Прости!» - Так юноши любезны Вели сей страшный дружбы спор.
– Сей узел бы не разрешился, Когда б сама судьба всемощна Не поспешила разрешить.
– Прекрасна жрица с изумленьем Внимала долго их толь странну Решимость нерешиму дружбы; Меж тем успела приготовить С подробностями некий свиток, Который к брату был начертан; Потом, - взирая на Ореста, Вещает с томным воздыханьем: «Послушайте, - друзья почтенны! Я вижу в вас необычайный, Неслыханный пример любви; Вы оба, - так, - вы оба редки, Достойны лучшей доли, чести; Тужу, - но кто-нибудь из вас В сем месте по святым обетам Сей час быть должен скорой жертвой, И кто-нибудь один из вас Отыдет вестником в отчизну И свиток сей - вручит там брату... Ну!
– кто решился?
– час приспел».
Песнь пятая 153 Сказав, развертывает свиток.
– О чудно - действие судьбы!
– Орест бросает взор - и зрит Свое начертанное имя.
– «Небесны силы!
– восклицает, - Возможно ль?
– жрица!
– ах! познай!
– Почто препровождаешь свиток?
– Но льзя в жертве - брата зреть?» «Как?
– ты, - ты, брат!
– Opecml - возможно ль? Ты ль, бедный мой Opecml - мой брат? Ужели, - ах!
– ужели, Фива, Мои вздыханья наконец Проникли страшный твой престол?
– О буди!
– буди ввек священна!» Так жрица вопияла тут, Но глас в ея гортани умер; Священный нож из перстов пал; Ток слезный градом покатился.
– Потом, друг друга обнимая И силе рока удивляясь, Благословляли строгу Фиву.
– Все зрители недоумели, Безгласны были и дивились Толь сильной дружбе, как богине.
– Позорище остановилось На всеторжественном признаньи Божественного действа рока.
– Народ чувствительный ликует, Расходится, - дивится Фиве.
– И сам Фоант в то время понял, Что сердце каменно в нем тает. Уже тогда склонялся день; Вечерни тени нисходили
154 Херсонида На тощий жертвенник Дианы.
– Освобожденные друзья, Чудяся сами силе рока, Диане воспевают песни. Тогда под тению вечерней, Как все уже в покое было, Связуясь новою любовью, Уединяются на мыс.
– Каких бесед, каких вопросов, Каких вестей взаимных тамо Ни излилось из уст в свободе?
– Здесь Ифигения находит В себе жизнь нову, новы чувства И вопрошает: «Возвести! Орест дражайший, возвести!
– Ах!
– сердце бьется, как помышлю, Что брата бы - должна была Сестра -Диане в честь - убить! Но возвести теперь мне вкратце! Еще ль наш жив отец великий? Еще ли мать жива?
– сестра, - Дражайшая моя Илектра?» «Ах, Ифигения!
– почто?
– Орест ей отвечает в скорби, - Почто сие повелеваешь? Ужасны фурии опять Во груди оживут моей... Отец мой умер - не под Троей, В Мицене, - о судьбина люта!
– А мать моя - забыла долг; Эгист, - любимец - и злодей; Долг был отмстить им - сей рукой... Долг был отмстить, - я каюсь, - боги!
– Любезная!
– не принуждай Вещать мне!
– повесть не кратка».