Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
166 Херсонида В градах дотоле оживляли, Все их мечем умерщвлено.
– Коликие полки легли В сии несчастны дни в долинах? Коликой кровью обагрились Обороняемы права?
– Так лавы пламенный проток, Исторгшись из горы ревущей, Бежит и губит, что ни встретит; Найдет ли зданье заключенно?
– Остановляется при нем И обегает вкруг его; Потом, поднявшися на верх, Все связи в пепел превращает И, вторгшись внутрь горящих стен, Пресуществляет в уголь все; Постигнет ли древа высоки?
– Он их обтекши преломляет; Иль в долах встретит тяжки камни?
– Влечет с собою тяжки камни И в извязь претворяет их Или в кристалл цветов различных, Доколе, не нашед добыч, Погаснет - и на месте станет, И в ярости своей простынет. Но генуэзцы осторожны В те скорбны дни свои селенья Забралом твердым оградили.
– Монгалы дики не могли Оплотов их поколебать. Приморски замки укрепленны И пристани, сооруженны Рукою сильной на брегах, Стояли в тишине беспечной; Кафа, столица их торговли,
Песнь пятая 167 Еще цвела под кровом их; Еще Меркурий
– В то время самовластны ханы, Железны отрасли Аттил, Потомки грозных Чингисханов, Потомки лютых Тамерланов Лишь были данники Стамбула. Так славный полуостров лег Под звучною пятой Магмета.
– Природа, резвая дотоле На сих горах, на сих лугах, Оцепенела, - побледнела Под бледной сению луны.
– Жаль крымских прав, - конечно, жаль! Но честь моих единоверцов Велит признать меча их славу. Известно, что народы здешни Издревле в образе Гекаты, Поставленном в пустых распутьях, Сию луну боготворили, Что древ л е страшная Медея, С небес низведши в колеснице, Сгоняла солнцевых коней, 820 830
168 Херсонида Удерживала токов бег, Сдвигала с мест скалы и дебри И, мчася по погостам страшным С растрепанными волосами, Сбирала кости из гробов И в разных заклинаньях выла.
– Не се ли повод был к тому, Что агаряне взяли в герб Луну, богиню древних страшну, Под строгой властию которой Природа воздыхала здесь. О сколь ужасна перемена Во всем была во дни их буйств!
– Тогда ни виноград, ни смоквы, Ни персики, ни абрикосы Природных вкусов не имели.
– Что в том, что осклаблялось В долинах тихо естество?
– Насилье также усмехалось.
– Вотще взирал несчастный житель На нежный пух брусквин душистых, На цвет червленый абрикосов, На темный и густый багрец Приятных слив и винограда; Все стало горько; все постыло; Все грозды крыли яд змиев Иль аспидов лютейшу желчь. Миртиллы, -Дафнисы, -Леандры Оплакивали похищенье Своих Коринн и Амарилл; Не вились кудри на главах; Упал румянец на щеках; В часы веселы кудри вьются; В часы веселы зрак цветет; Мирт гибкий не венчал их чел;
Песнь пятая 169 К чему?
– пастушки все в оковах, А робки пастухи бежали В уединенны гор пещеры, Неся отчаянье туда И быв затворниками тамо, Соделывались мудрецами.
– Вот повод сих пустынолюбцов!
– Три страшных века проходило, Как здесь природа содрогала В горах, пещерах и долинах, Пронзаема Гекаты рогом. Отшельцы здесь два зла сретали.
– Нередко подземе льны трусы, Шатая треснувшие горы, Сынов сих камней подавляли, Тогда как осенью они Плоды румяны собирали Иль жали в гнете виноград; Нередко ж скифы простирали Неумолимый свой кинжал В сии пещеры потрясенны, Тогда когда сии несчастны Себя беспечными там чли.
– Сколь часто из злодейских рук Перун сверкал в пещерах сих? Сколь часто там стенали жертвы, Поверженные под перуном? Се! зрите кости на помосте!
– Последний то пустынник был; Ах!
– был отчаянный пустынник... Зло выше гор неслось - то правда; И он - едва не пал в смерть вечну; Однак восставлен от паденья; Он примирился с вечной жизнью.
170 Херсонида Вот как!
– когда вокруг сих гор Срацински копия блистали; А он, несчастный, - умирал, От глада, - жажды умирал; Чего?
– каких ужасных слов Из уст своих не отрыгал?
– Внемлите, что вещал тогда В един от сих печальных дней, Взирая слезными очами На прах предместников своих: «Так точно... скоро я умру... Нисходит, - ах! нисходит вечер Моих несчастных также дней, В которых свет очей погаснет.
– Увы!
– когда ж сей сумрак будет И дни мои на век покроет?
– Покроет он, - а что потом?
– Уснуть, - и вечно не восстать?
– Но ах!
– какая ж пустота, Где я в безвестности исчезну От ковов зависти лукавой, От смертоносных всех наветов, От своенравий наглой силы Где все дремоты жизни слезной, - Печаль, - заботу, - нужду, - жажду В ничтожном мраке погружу?
– Картина темна, - но любезна!
– Почто же медлит меч срацин! О!
– ежели злый рок коснит Найти меня, - и в яром гневе Ударить прямо на чело, - Я сам, - я сам найду его, Постигну, - поспешу навстречу... Нет в самых небесах руки, Что от положенного зла
Песнь пятая 171 В сей горькой жизни бы спасла!
– Нет оной, - слышу лет колеса; Я слышу - бич небесный воет!..» Сказал, - и с громом потряслась Под ним растреснувшись гора.
– Тут засверкал в очах его Сквозь слезы некий дикий огнь; И он, - прияв в дрожащи персты Гранитный изощренный нож, Наднес его на бьющусь грудь; А ради бодрости ужасной, Подобно лебедю при смерти На тихих берегах Меандра, Он в исступленьи возгласил Последню гибельную песнь: «Вот пропасть!
– вижу здесь ее; Здесь вечная ничтожность, - благо! Туда я поспешу, - что медлить? Там - скроюсь от всего на веки; Там, - где светило восходяще И возвращающись луна Туман тлетворный извлекают И пьют пары густые бренья, - Там буду спать, - как позабыта Во всей природе вещь ничтожна, - Доколе кровь оземленится И израстит волчцы и лютик, А череп голыя главы Во прахе смуром побелеет; Увы!
– когда Судья небес Из грозной тверди воззовет К сим трепетным костям шумящим, Едва ль в сей день они услышат Творящего
– 960 970
172 Херсонида Едва ль душа моя услышит Всемощный сей глагол: восстани! Иль животворный звук трубы?
– Быть так!
– я уничтожусь вечно... Забуду, что я был, - и буду, будто не был; Кто зритель?
– никого здесь нет; Пусть бури сопроводят к смерти! Воздушны силы!
– яры бури! Завойте в звонких сих пещерах, Вертите флюгеры на башнях, Гасите факелы у жертв! А ты, - ты, черна птица ночи, Запой теперь мне смертну песнь!
– Я слышу парок томный шум; Я слышу, как они за мной При гаснущей лампаде жизни Спешат окончить скучну нить И горький труд свой услаждают Пророческим унылым пеньем. Какое адское согласье! Так, - слышу; се они поют? «Звучите, ножницы железны, И кончите судьбу творенья, - Несчастного сего творенья!
– Нет более уже надежды, Чтоб дряхлу пряжу продолжать; Уже устала Клота прясть.
– Позволь, Зевес\ - и нить прервется. Звучи, железо!
– рви нить жизни?» Увы!
– я слышу песнь сию, Я слышу адский приговор.
– Всемощна, - сильная судьба!
– О если бы я заблуждал!
– О если б ты была теперь 1000 1010
Песнь пятая 173 Тем первым божеством благим, Которого давно ищу, Дабы отсель меня исхитить!
– Поведай мне!
– я в ту ж минуту Охотно пред тобой повергнусь; Уже язык мой окончал Всю повесть дней моих плачевных.
– Богиня!
– убивай!
– вот грудь! Вот век мой под твоим ударом! Пусть вечна ночь забвенья снидет С своею тьмою седьмиричной И поглотит мой черный век!
– Се нощи дверь! се одр готов!
– Он тесан из бессчастных камней; Там лягу, - лягу я конечно, И пусть пыл иной паки буду! Пусть буду сим: ничем).
– Саддок\1 - Что я, несмысленной, изрек?
– Я слышу бурю, - дух мятется». Так умствовал несчастный сей! Внезапу нечто прошипело, Подобно молнии сквозной, В обвороженный слух его.
– Ему то чудилося бурей; Он мнил, - не пар ли то горящий? Иль воздух запертый в пещере, Движеньем тела запаленный?
– Его объемлет хладный пот; В крови по жилам ходит мраз; Власы вздымаются на нем; Он вне себя, - он цепенеет, Он паки видит, - слышит нечто - Там в мраке, - в темном дальном своде.
– Саддок, еврейский скептик и начальник саддукеев. 1030 1040
174 Херсонида Тут он, собрав последни силы, Дерзает тако возопить: «Что б ни было сие, - пойду, Пойду на глас сей роковой!
– Что здесь меня остановляет?
– Ужель?
– ужель мечты виются? Ужели призраки восстали?
– Кто ты, - ужасно бытие? Мечта ли ты?
– иль божество?
– Иль Гений гор?
– иль Ангел неба?
– Иль дух сих праотцев лежащих?
– Сын камени!
– откройся мне! Рассей воображений мрак!» «Остановись, души убийца!» - Так светозарный Ангел тут Под мрачным сводом загремел; Пустынник, огромленный гласом, Стоит недвижим, как гранит, Но возвращает смысл и внемлет: «Остановись, души убийца! Тебе Отец духов глаголет; Почто ты тонешь в глумных мыслях? Познай! ты человек, - ты перстен; Но сам себе ты неизвестен. Будь проклято твое желанье, С которым чаешь - быть ничем\ Вещественный сын бренной плоти!
– Как?
– ты желаешь - быть ничем1.
– Что ж значит: быть ничем, - ответствуй!
– Но ты не можешь отвечать... Конечно, - должно все истлеть, Что смертного остаться должно, Что в долг стихии поручили И будут требовать назад; 1070 1080
Песнь пятая 175 Истлеть в гниющей персти тела, Где дом тебе - земля сырая, Имущая в прохладном лоне Тебя качать в глухих дремотах; Где брат твой - неусыпный червь, Сестра же - ночь, глубока ночь.
– Вот все, что значит: быть ничем! Но ты, - ты мыслящий теперь, Духовный человек, - сын неба, - О важной сей статье судящий, - Кому бессмертна матерь - вечность, Кому и брат и друг - есть Ангел, Кому сестра, подруга - слава! Куда ты мнишь полет свой взять?
– В безвестный круг, - в бескровно царство, - В духовну область тех умов, Которые там, - там сияют?
– Но как ты мог возмнить, что здесь, Где бренны кости спят сии, Сокрылось совершенно все?
– Сии останки человека Суть только дряхла оболочка, Однак не самый человек.
– Премирный человек смеется Кривому лезвию косы, Пределам места, временам.
– Он умирает, - без сумненья; Но возрождается опять. Он в мрачную падет могилу, Но паки восстает оттоле.
– Отечество его есть - небо, А достояние - сам Бог.
– Сей человек неборожденный, - Сия бессмертна самобытность1 1 Substantia.
176 Херсонида И боготочная струя, Простясь навек с земною пылью, Взирает с неким омерзеньем, Как в ветрах прах его крушится, Взирает, - отвращает зрак; А сам, - как небо-парна сущность, Втекает в удаленну вечность.
– Но ты ль, - сын персти, - мнишь проникнуть, Чего не знает плоть и кровь? Ты ль мнишь, что создан ты во гневе, Что ты рожден лишь для земли, Земли страданья и терпенья?
– Как?
– разве то совсем не разум, Чрез что теперь о сем ты судишь!
– Твой разум, - разум есть порука В бессмертии твоей души.
– Тот, кто возможет все творить, Распространяет бытие Свое с другими существами.
– Производить и сохранять, Но никогда не разорять - Могущества есть высша сила; Она не действует над тем, Чего меж бытиями нет. Отец духов не есть Бог мертвых; Он Бог, - Он Бог есть вечной жизни.
– Итак, - еще ли ты отчаян? Ответствуй мне еще, сын неба! Имеешь ли ты срок довольный Все страсти в жизни покорить И в добродетели чистейшей Установить мятущусь душу, И, прежде нежели умреши, По всем степеням перейти От совершенства к совершенству,