Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
Песнь пятая 155 «О брат мой!
– жрица возопила, - Что хощешь ты сказать?
– дрожу!
– Меня объемлет пламень некий!
– Спеши окончить страшну новость!» «Как ты в Авлиде, - рек Орест, - Была на жертву ведена, Кто мнил, чтоб ты жива осталась? Всяк верил, что ты пала в жертве; Все добродушные рыдали. О всемогущи небеса! Какою мрачностью густою Вы кроете судеб изгибы?
– Сие жрецам открыто лучше. Не помнишь ли, где я воспитан?
– Воспитан при дворе Фокейском, Где сей достойный сердца Пилад Стал другом мне, - вторым стал мною.
– Сколь дружба велика моя, Столь страсть неистова была, Любовь ужасна к Гермионе, - Надменный Пирр, - младый герой, - Ахилла славного сын славный, Был также мой соперник страшный.
– От падших стен великой Трои Он возвратясь в Эпирску область, Спешил взять руку Гермионы.
– Как можно снесть удар толикой?
– Я сам страдал по Гермионе, Страдал мучительной любовью.
– В тоске, в отчаяньи жестоком Я вторгся в брачный храм священный,
– извне увидев рай, Внутри себя нашел я ад.
–
156 Херсонида Ах!
– с самыя отца кончины, По смерти Клитемнестры, - Пирра, Ужасны адски силы гнали, Терзали, рвали грудь мою.
– Тогда Оракул возвестил, Чтоб в очищенье чувств моих Лететь на парусах - сюда.
– Вот! зри, как рок играет мною?
– Сей Пилад, - друг мой, - все* оставил, Оставил свой Пелопский двор, Чтоб не оставить лишь меня; Он всё со мною разделял, Во всём, - во всём вторый был я... Он истинной любви достоин, И больше, - больше, чем любви; Он и твоей любви - достоин; Ах!
– если б вздох признался твой!..» «Так, - Ифигения почтенна, Достойна жертв сердечных жрица!
– Тут Пилад прерывает речь, - Так, - он мой друг, - вторый есть Пилад, Мне мнится, - непременны парки В минуты нашего рожденья Как бы умыслили согласно Одну нить жизни нашей прясть.
– Я разделяю все с Орестом; Я разделяю саму жизнь; Я умереть готов с Орестом, Кровь, - кровь одна струится в жилах; Мое же сердце, - о любезна, - Принадлежит к нему, - к тебе!» Сказал - и воздохнул он втайне. При сих словах лице девицы Покрылось утренним румянцем. Она бросает взгляд любви 460 470
Песнь пятая 157 На Пилада - второго брата; Ея внимание к нему Оживлено любовью было.
– Орест, немного помолчав, Беседу заключает сим: «Да, - здешний царь бесчеловечный, Зверообразный сей Фоант, Циану претворя в тиранку, Столь целомудренну богиню, Облек престол ея во ужас; Он ненавистник человеков; Забыв права гостеприимства, Велел нас влечь под тяжку стражу, Карать и умертвить для жертвы!
– О кровопийца, - плотоядец!
– Пусть я решился умереть, - Но умереть непринужденно?
– При слабостях моя невинность Всегда торжествовать должна; Уже намеренья меня Оправдывают пред богами. Сестра любезна! ты и я В судьбине дней друг с другом сходны.
– Та ж самая богиня грозна, Которая спасла тебя, Спасла меня теперь от жертвы. Погиб бы я, - о страшны боги! И от кого?
– от рук сестры!
– Как обливается грудь кровью?
– Конечно, - или гнев богов, Иль суеверие людей Располагает слепо нами.
– Уже ты руку заносила... И тот же час меня познала.
– О благодетельность небес! 500 510
158 Херсонида Они удар свой отвратили; Они прочли мою всю совесть; Они теперь повелевают Страну очистить от чудовищ, От суеверья, - от Фоанта, - От гнусных жертв, - убийств кровавых.
– Уже Диана внемлет нам; Ей лучший храм не здесь, - то правда; Богиня требует не нашей, Но лютого Фоанта крови... Блестящи звезды светят нам, Благоприятствуют рукам; Что медлить?
– боги помавают; Ночь благодетельна; - пойдем?» Так кончил речь свою Орест.
– Священница вручает нож, Который заносила в храме На жертвенно закланье брата.
– «Спеши, мой брат!
– она взывала, - И сим железом освященным Отмсти дракону в багрянице! Отмсти бичу странноприимства!» Орест и Пилад, ополчася, Покрыты тайным мраком нощи, Вступают в царские чертоги.
– Фоант во сне - уснул сном вечным. Тут Ифигения, Орест И Пилад, вечный спутник их, - Собрав сокровища, сколь можно, И взяв драгой кумир Дианы, Как оскверненный здесь убийством, Сокрытый парус направляют Чрез бурные Эвксински волны К брегам отеческим пелопским.
Песнь пятая 159 Брега с улыбкою объемлют Особ бесценных по возврате; Всё торжествует, - всё в восторге.
– Кумир Дианы в лучшем храме, Невинной кровью неомытом, Постановляется со славой. Там Пилад получает в век Прекрасной Ифигений руку, И где Орест среди торжеств, С богами примирясь сердечно, Совокупился с Гермионой И приобщил к стране миценской Наследно царство Гермионы. Вот!
– чем сей древле полуостров Хвалиться мог и ныне может!
– Давно, - давно Атрида кровь Деяньями блистала здесь. Чудесна юношей любовь Велику славу обрела Меж самой дикою толпой. Все скифы, несмотря на грубость, Почувствовали добродетель, Почтили верность сих друзей. Но в те ужасны мрачны веки Все было грубо, все кроваво. Однако греки, преселясь, Предел сей много просветили. Краса ионических градов, Источник первых мудрецов, Дееписателей преславных, Отечество Фалесов мудрых И велеречивых Аспазий, Милет, надувши парус шумный 560 570
160 Херсонида И истощив из недр своих Довольное число племен, Сей дикий край одушевил Несметных сонмами семейств1. От сенолиственных брегов Крутоизлучиста Меандра И от полей, приосенненых Верхами Латмы возвышенной, Где в тихие часы ночные Богиня чистоты, Диана, Олимпа гордость забывая, В объятьях пламенных лобзала Прекрасного Эндимиона, Бегут ионически кормы И роют черны зыби рвами, Дабы на-западных пустых И южных Таврии брегах Селенья многи утвердить И славу там распространить. Милетяне успели в сем.
– А выходцы из Ириклии, Приморского Вифинска града, Простерли далее
– Прекрасный в древности Херсон Был знатный плод их хитрых рук И корень их цветущей славы.
– Он все тогда иные грады Могуществом превосходил.
– Сей самый град в последни веки Отважный мудрой Ольги внук, Подобно Марсу, поразил; 600 610 1 Hue quoque Mileto missi venere Coloni. Ovid. Eleg. И здесь Милет свои селенья основал. Овид. Элег.
Песнь пятая 161 Но дружба и любовь его Там примирили с Византией', А Вера, дщерь Царя царей, Усыновила к Божеству. Все пышные плоды искусства И славны памятники вкуса, Что Иония в градах своих На диво строила векам, И чем природа благотворна Обиловала каждый год На злачных берегах Меандра, Все то сюда переселялось.
– Там хитрою рукой искусства Столпы до облак воздвигались И своды в тверди расширялись, Блистая мармором, муссией, Или повапленны природой.
– Ключи, оставивши подземность, Дивились новому пути; В воздушных проходя каналах, Сребром струились наконец Из стен в чертогах богача И освежали гордый терем.
– Тогда чудиться надлежало Скал дышущих немому виду, Где острый истощил резец Возможное свое искусство И твердый камень претворил В живые жилы, в мягку плоть.
– Там сонмы греческих Ироев, Тезеев или Геркулесов, Стояли в важной тишине; А неки грозны Диомиды, Бузирисы, Антеи буйны, Страшилища племен земных, 6. Бобров Семен, т. 2
162 Херсонида В белейшем марморе паросском 660 Сумрачно морщили чело; Но их красавицы любезны, Лспазии и нежны Сафы, Миртисы иль живые Фрины Еще дышали страстью в камне, Еще повелевали ими. Восточной Таврии страной Воспорски греки обладали; Пантикапеум, иль Воспор1, Их главный был цветущий град. 670 Но дики скифы, обладая Страною внутренней ея, Нашествием опустошали Селенья греков знамениты.
– Воспорцы помощи искали В царе Понтийском, Митридате. Сей славный сопротивник римлян, Не редкий бич царей вселенной, Все скифски полчища изгнав, Воспорско царство основал.
– Места, где царствовали жены, Где девы побеждали сильных И дерзостных богатырей, И седоглавого Кавказа Высоки снежные хребты, Отколе Фазис2 и Гипанис3 В валах ревут и в Понт падут, И часть восточна Херсониса 680 1 Ныне Керчь. Bosporos et Tanais Superant, Scythicaeque paludes, Vixique satis noti nomina pauca loci.
– Ovid. 2 Ныне Фас-реон. 3 Ныне Кубань; так же, как и Буг, назывался прежде Гипанисом.
Песнь пятая 163 Вмещались в царстве Митридата. Но несмотря на цвет времен, Воспорцов зависть ополчила Кровавы руки на соседов, Переселенцов милезийских. Сарматы, готы и аланы, Одни последуя другим, Местами сими обладали; Потом владетели Фракийски, Самодержавцы Византийски, Отъявши силой власть у них, Присвоили к себе всю область; Но гунны, венгры и козары, И половцы в толпах несметных Срывали часто те плоды, Что византийцам созревали. Уже четвертый век проходит, Как Генуя цветуща в силе Лишилась пристаней Понтийских. В столетии дванадесятом Она, пучиной овладев И всеми пристанями Понта, Свои селенья утвердя По Херсонисским берегам И знатну основав торговлю По всем брегам восточным Понта, Высоки стены созидала На обладаемых пределах.
– Там сильная рука искусства Взносила также в твердь столпы В подпору тех обширных сводов, Под коими тогда решились Дела восточныя торговли. Там пышны стены и помосты, 6* 710 720
164 Херсонида Воздвигнуты из сосн приморских, Подобных кедрам благовонным, Иль из орешников слоистых, Гордилися резьбой узорной; Там мармор чистый флорентийский Под тонкой ловкостью резца Преобращался в нежно тело И начинал почти дышать Во образе Энеев, Нум Иль Фиекс, дожей Генуезских. Чрез долгий век брега сии Цвели богатством, тишиной И славой над водой гремели, Как вдруг то из степей Гобейских, То из расселин гор Кавказских Суровые потомки скифов, Монголы в виде жадных пругов1 Между Сивашем и Эвксином При звуке бубнов и щитов Столпились, - взвили пыль, - подъялись И дале в поле полетели.
– Уже в пустынях Меотийских Давно колеса медны Марса Ревели меж седой ковылью; Давно коней бурливых ржанье И топот ропотный копыт В утесах звучных отзывался.
– Уже давно там бранны трубы Со треском резким раздирали Покровы черны туч густых.
– Останки мшисты тамо ставок2, Пруги, или саранча. Птолемей полагал в Азовской степи некие ставки Александра Македонского.
Песнь пятая 165 Что росские орлы нашли Во дни великого Петра, Еще напоминают ясно О страшном том биче востока, Под коим, как под тяжким богом, Кавказский громко лед трещал, И кой, на сих пустых степях Еще храм славы созидая На счет великодушных скифов, Забыл тогда, что он сын грома И внук всемощного Сатурна.
– Под шумным треском молний бранных Прияв в объятия свои Фалестру, дышущую страстью1, Царицу мужественных жен, Явил в себе лишь человека, Рожденного Олимпиадой; А зря, что славы тих полет Укором важным скифов мудрых К их лучшей славе остановлен, Явил в себе Филиппа сына И Стагиритова2 питомца. Настал сей год - ужасный год Для островлян, для чад сих камней.
– Меж Черным и Гнилым морями Монголы, ворвавшись потопом, Все, что ни встретили в пути, Пожгли, посекли, потребили; Что давный труд и что торговля, И что муз чистый дух и вкус 1 Говорят, что амазонки жили по близости рек Дона и Фермодона. Курций пишет о свидании Фалестры, их царицы, с Александром в гл.5. 2 Так назван Аристотель по месту.