Рассвет Полночи. Херсонида

502 В Л. Коровин звучит едва ли не как политическая оценка. Акцент при этом сделан на воинственности императора («Варяга»), уподобленного Юлию Цезарю, «бичу вселенной», и князю Святославу Игоревичу, «бичу греков»11. Едва ли не важнейший мотив стихотворения - мрачные предзнаменования кончины мира. Смерть Павла-«Варяга» в итоге сама становится одним из таких предзнаменований. «Ночь» находится между «Судьбой ратоборных Гениев России» (№ 17) - весьма своеобразным стихотворением-перечнем героев русской истории начиная с Рюрика, спящих «под тенью нерассветной», - и стихами на смерть А.В. Суворова с заключительным возгласом «увы!..» («К праху российского Ганнибала», № 19). Эти три стихотворения, находящиеся ровно в середине первой части РП, своим трагическим, сплошь «похоронным» звучанием вносят некоторые коррективы в общую ее концепцию. Пока, однако, все разрешается благополучно: Россия «приращается» Грузинским царством (№ 20), настает «Торжественное утро марта 12 1801 года» (№ 21), памяти умершего в немилости Суворова воздается должное (№ 26-28) и т.д. В заключение Нева славит основателя Петербурга. Просветительская концепция прогресса не поколеблена. Композиция второй части РП - «Браноносные и миролюбивые Гении России, или Герои Севера в лаврах и пальмах» - более изощренна. Ее тема - разнообразие призваний на поприще служения отечества - заявлена в эпиграфе из 11 Ср.: «Иулий - страшный бич вселенной...» (№ 97, ст. 157); «Где... Святослав, бич греков!» (№ 17, ст.2). В «Ночи» с Цезарем Варяг сравнивается прямо, со Святославом - в силу своего наименования варягом. О «бичах вселенной» и мирных владыках заходит речь и в других стихотворениях, где говорится о Павле I (см. № 12, ст. 132-141; № 21, ст. 65-72). В «Гласе возрожденной Ольги к сыну Святославлю» (№ 12) Павел I прямо отождествляется со Святославом.

«Рассвет полночи»: история издания... 503 «Любовных элегий» Овидия (III, 8: 56-57) с вольным переложением: Иным то бурная война, То мирной сени тишина; Другим судилище иль поле Назначено в сей жизни долей. Здесь за стихами общего характера (№ 34-36, см. о них ниже) следуют одический цикл о победах русской армии и флота в войнах с турками и шведами в 1787-1791 гг. и торжествах мира (№ 37^4-3)12, затем стихотворения, посвященные военачальникам и флотоводцам, прославившимся в этих войнах, - Н.В. Репнину (№ 44), В.Я. Чичагову (№ 45), С.К. Грейгу (№ 46), Ф.Ф. Ушакову (№ 47), А.В. Суворову (№ 48), стихи на смерть П.А. Румянцева (№ 49), далее перевод из Н.Буало (№ 50) и «отзыв» ему (№ 51), навеянные участием России в войне с революционной Францией в 1799-1800 гг. Все эти «военные оды» Бобров располагает в хронологической последовательности. Помещенные вслед за ними восемь стихотворений (№ 52-59) обращены к покровителю поэта Н.С. Мордвинову. По ним можно проследить основные вехи его служебной деятельности. Мордвинов здесь именуется «Патриотом» и изображается в первую очередь как государственный муж, т.е. этот цикл подключается к предыдущим стихотворениям, прославляющим «браноносных Гениев». Напротив, все следующие стихотворения (до № 81), адресованные в основном П.Ф. Герингу и его семейству, говорят о событиях частной жизни, т.е. имеют предметом «честь деяний» вполне «миролюбивых Гениев». Границу Первоначально № 37, 39, 41-43 составляли одну оду, изданную особо: «Слава российских Ироев, ознаменовавших себя в течение 1788 по 1792 год. Победная песнь. Сочинение Семена Боброва на случай торжества мира с Портою сентября 2 дня» (СПб.: тип. Вильковского, (1793). 24 с).

504 В Л. Коровин между ними и всеми предшествующими стихотворениями полагает «Высочайшая милость г. Герингу...» (№ 60) - единственное, где речь идет о службе друга поэта. Далее идут стихи, написанные к дню рождению Геринга (№ 61-67), стихи о его поместье близ Николаева (№ 69-72), о новогодних увеселениях, в которых принимали участие Мордвинов с супругой (№ 73-77), об учреждении в Николаеве типографии (№ 79) и др. Как видно, во второй части РП, в соответствии с ее названием, выделяются два раздела - о «браноносных» и «миролюбивых» Гениях, - включающие примерно равное количество стихотворений. Как и в первой части РП, в начале и в конце второй помещены стихи общего характера, образующие как бы две «рамки»: 1) «Образ Зиждительного духа» (№ 36) - «Плачущая нимфа реки Гипаниса...» (№ 81) и «Кенотафические памятники подвигоположникам» (№ 82-96); 2) «На новый год ко вступающему в путь жизни и подвига» (№ 34) - «Могила Овидия...» (№ 97). Стихи, образующие первую «рамку», повествуют о былой славе и современных печалях России: «Образ Зиждительного духа» - о ее возвышении от времен святого князя Владимира до императора Александра I, а идиллия на смерть князя Г.А. Потемкина (№ 81) и ряд «кенотафий» разным лицам - об утрате ею своих верных сынов. Вторую «рамку» образуют философические стихи о горьком уделе человека и тщете земных начинаний. Если послание «На новый год...» адресовано юноше, только вступающему в «путь жизни и подвига», то в «Могиле Овидия...» тень римского поэта вещает о своей давно совершившейся «слезной судьбе». «Цель» земной жизни и утешение человека находятся за ее порогом, в чем уверены и Назон, чей дух теперь «юн на небесах», и поэт, наставляющий юношу: ...сквозь бури мира Проложишь столь же верный шаг, С коликим усыпленьем мира

«Рассвет полночи»: история издания... 505 Ступил ты в первый мира праг; Сколь тихо было в колыбели, Столь тихо снидешь к общей цели... К какой же, храбрый мой сподвижник? К могиле матерней - и дале... (№34, ст. 81-88) Наконец, замыкают вторую часть РП «Запрос новому веку» и «Предчувственный отзыв века» (№ 98-99) - стихотворения, возвращающие читателя к исторической проблематике. Со стихотворениями, открывающими первую часть РП (№ 1-2), они составляют единый цикл (и написаны, видимо, одновременно13). Есть и общие мотивы - в частности, комета Галлея. Она прошла через перигелий в 1682 г.
– в год воцарения Петра I. О несбывшихся ожиданиях катастрофы, вызванных ее явлением, говорится в «Столетней песни» (№ 1, ст. 68-81): Огнистый шар сквозь мрак глубокий Из дальних долов тверди шел; За ним хвост влекся против солнца. Кто?
– кто не содрогался в страхе? Кто не вопил: «Увы! падет Вселенная теперь во прахе? Сторичный пламень все пожжет, Пожжет висящи в тверди земли. Взревут горящи океаны, Кровавы реки потекут; Плеснут на твердь валы багряны, Столпы вселенной потрясут».
– Так все в комете зло стретали. Но твердь иное предвещала... 13 См.: Алътшуллер 1977. С. 119-124.

506 В Л. Коровин Вновь комета должна была явиться в 1835 г. Она упомянута уже в первом стихоторении второй части (№ 34, ст. 9-16), но подробней об ожидаемом новом ее явлении говорится в заключительном «Предчувственном отзыве века» (№ 99, ст. 93-105): Тогда, - как миролюбный плуг В браздах по тридцати веснах Отсвечивать при солнце будет, - Блудящий пламенный мир некий, Как странник тверди огневласый, Сойдет в сию долину неба И сблизится тогда с землей. Что, сын мой?
– ты бледнеешь, - тщетно; Не лучше ль ободряться чувством И той гадательною мыслью, Что сей небесный посетитель Провозвестит земле средь молний Премудрости и славы полдни? Катаклизмы, «непогоды в царствах мира и природы» неизбежны, как и самая кончина мира. Но, возможно, комета 1835 г. предвозвестит не гибель, а «век благопоспешности и славы», как это уже случилось с кометой 1682 г.14 «Гадательными мыслями», утверждением надежды на будущее, 14 Пророчество о явлении кометы Галлея в 1835 г. содержится и в заключительной VIII песни «Херсониды» (ст. 330-339): Сармат!
– чрез тридцать лет, - внемли!
– Чрез тридцать лет она скатится Из дальних небеси пустынь. Предтеча ей - торжествен ужас; Сопутник - океан огнистый; А след - цель поприща чудесна. Она и древле посещала В час грозный Цезаря последний И мрак спускала над крестом... Она, - она зардеет вновь.

Рассвет полночи»: история издания... 507 на наступление «Кумеиных времен» и заканчивается вторая часть РП: Не отрицай сих чувств - и жди, Как путник на брегу морском! (№ 99, ст. 194-195) Расположение стихов одного цикла в начале первой и конце второй части создает еще одну «рамку» и подчеркивает их содержательное и композиционное единство, но при этом обособляет их от третьей и четвертой частей РП, не так тесно связанных с ними и между собой и, на первый взгляд, в меньшей степени соотносимых с заглавием собрания. Именно это, вероятно, имел в виду И.Н. Розанов, обронивший замечание, что «метафора» «Рассвет полночи» «относится к первым двум частям»15. Третья часть РП, в отличие от первых двух, не имеет ведущей темы и по составу отличается большим разнообразием, что явствует уже из ее заглавия - «Игры важной Полигимнии, забавной Каллиопы и нежной Эраты, или Занимательные часы для души и сердца относительно священных и других дидактических песней с некоторыми эротическими чертами и домашними жертвами чувствований». Принцип ее построения жанрово-тематический. Она распадается на три раздела, соответствующие тому, что обозначено в заглавии: 1) «Игры важной Полгиминии», т.е. «духовные», философические и нравоучительные (одним словом, душеполезные) стихотворения (№ 100-181); 2) «Погудки моей Каллиопы», т.е. шуточные стихи (№ 199-226); 3) «Эротические черты и им подобные», т.е. идиллии, образцы легкой поэзии и т.п. (№ 227-257). Между душеполезными и шуточными стихотворениями (видимо, во избежание слишком резкого перехода) помещен особый 15 Розанов И.Н. Русская лирика. От поэзии безличной к «исповеди сердца». М, 1914. С. 386.

508 В Л. Коровин раздел: «Полезные игрушки для детей», т.е. стихи, обращенные к детям (№ 182-198). Они содержат нравоучение, но, как правило, в «облегченной» форме или в виде шутки. В произведениях «важной Полигимнии» выделяются следующие группы: религиозно-философские стихотворения (№ 100-109) (почти все переработаны из первых стихов Боброва, опубликованных в «Покоящемся трудолюбце» в 1784-1785 гг.), новогодние и поздравительные к дню рождения (но вполне «серьезные») стихотворения разных жанров (№ 110-115; «Хитрости Сатурна», № 116, как бы резюмируют содержащиеся в них нравоучения), переложения псалмов (№ 119-144) и «некоторых духовных песней», т.е., за одним исключением, богослужебных текстов (№ 141-151; следующий «Восторг приявшего Мессию старца», № 152, - опыт оригинальных стихов на евангельскую тему), переводные дидактические стихотворения (№ 153-158, 178-180), стихи, обращенные к николаевским знакомым, преимущественно к чете П.Ф. и М.Ю. Герингов (№ 159-166), стихотворные нравоучительные афоризмы (№ 167-177). Среди «Погудок моей Каллиопы» имеются поэтическая автобиография (№ 199), небольшая ирои-комическая поэма «Вечеринка» (№ 212), эпиграммы, преимущественно переводные, и др. Некоторые из этих шуточных стихотворений могли дать лишний повод для создания репутации пьяницы «Бибруса». Достаточно было с предубеждением взглянуть на заглавия: «Превращение Бахуса в Диогена», «К Вакху в Светлую неделю», «Честь русскому пиву» (№ 203-204, 206) и др. В «Эротических чертах...» присутствуют автобиографические мотивы. Так, в цикле стихотворений о любви Мирти- да и Плениры (№ 241-257), приводящей их к счастливому браку, имеется в виду история отношений самого поэта с его будущей супругой Александрой. Вообще «легкие» и сентиментальные стихотворения, посвященные «любезным дамам» или даже написанные

«Рассвет полночи»: история издания... 509 от их лица (см., напр., № 229-233), песни, идиллии, «мелкие» и «к случаю» стихотворения, во множестве содержащиеся в РП, плохо согласуются с репутацией Боброва как мрачного «певца ночей» и убежденного архаиста. В действительности он, видимо, был в меньшей степени чужд карамзинист- ской культуре, ориентированной на «дамский» вкус и малые жанры, чем об этом принято думать16. М.И. Невзоров, перепечатывая некоторые его «стихотворные мелочи» (в том числе «Надписи пяти любезным дамам», № 236-240), предлагал оценить хотя бы их, раз уж таковы вкусы «модных писателей», но при этом замечал, что у них «Груши да Амины составляют все богатство стихотворного ума, а у Боброва таковые надписи между прочими прекрасными его стихотворениями так, как несколько капель в Каспийском море»17. Следует отметить, что, размещая «нежные» стихотворения в конце третьей части РП (т.е. в качестве последнего раздела своей лирики), Бобров несколько отступал от сложившейся традиции: полагалось бы в последнем разделе поместить шуточные стихотворения, эпиграммы и т.п. «мелочи» - то, что в РП предшествует «Эротическим чертам...». Для автора это, видимо, имело определенное композиционное значение. В отличие от первых двух частей РП, третья целиком посвящена частной жизни, она говорит о «душе», причем в разных планах - как в возвышенно-религиозном, так и 16 В 1820-е годы, кажется, лишь А.А. Крылов замечал, что Бобров «приносил иногда жертвы Грациям и переменял важный тон своей лиры на игривый и нежный» (Крылов 1822. С. 457-458). Внимание позднейших исследователей «легкие» стихотворения Боброва вовсе не привлекали. Ср. замечание И.Н. Розанова: «Но все же оды - это лучшие его произведения. (...) И для сатир, и для любовных стихотворений Бобров оказался слишком тяжел и грузен» (Розанов И.Н. Ук. соч. С. 385). 17 ДЮ. 1811. №10. С. 123.

510 В Л. Коровин «домашнем» и «нежном». Стихотворения третьей части РП- это «занимательные часы для души и сердца». Метафоры «полночи» и «рассвета» (как и «зимы» и «весны») здесь тоже находят применение. В религиозно-дидактических стихотворениях они могут говорить о состоянии души, падшей и помраченной грехом, но уже становящейся на путь спасения (см., например, «Прогулку в сумерки», «Полнощь», «Утро» - № 101-103), в автобиографических - вообще о земной жизни и о том, что находится за ее пределом: Знать, вся лишь жизнь - еще рассвет, А полдня истинного нет. О небо!
– там уже доспею; Там - в важной вечности - созрею... (№ 199, ст. 69-70) В «нежных» же стихотворениях говорится об одиночестве, отвергнутой любви, ревнивых подозрениях, ссорах и «рассветающей» наконец заре семейного счастья. Одно из последних «нежных» стихотворений озаглавлено «Торжественный час любви Миртида в конце июля» (№ 255), что должно напомнить об одах из первой части - «Торжественое утро марта 12 1801 года» (№ 21) и «Торжественный день столетия...» (№ 33). Это не случайность, объясняемая пристрастием автора к слову «торжественный», а сознательное сближение вещей предельно далеких и разных, проделанное в духе барочного «остроумия»18. В заключающем третью часть «Небольшом терпении Миртида» (№ 257) выражена Еще одно любопытное соответствие, призванное скрепить единство трех томов лирики Боброва: в первом стихотворении третьей части (№ 100) говорится о творении мира, о воздвижении его из первозданного хаоса и тьмы, что внимательный читатель должен соотнести с открывающей РП «Столетней песнью...» (№ 1), где речь идет о «сотворении» России Петром I.

«Рассвет полночи»: история издания... 511 надежда на семейное благополучие вместе с сомнением и тревогою перед будущим и намерением «ждать, терпеть». Так заканчивалась и вторая часть - призывом к твердости и терпению в ожидании золотого века. Взаимоотражение «важного» и «нежного» должно было, в частности, укрепить композиционное единство РП, в целом построенного отнюдь не по жанровому принципу. Итак, три тома лирики РП завершались известием о «рассвете», наступившем в жизни его автора, незадолго до выхода собрания украсившейся женитьбой: это должно было ассоциироваться с рассветом, воссиявшим для всех обитателей «полночи» с наступлением нового века и нового царствования. Четвертую часть РП составила поэма «Таврида», переработанная и переименованная в «Херсониду» («Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом. Лирико-эпическое песнотворение. Вновь исправленное и умноженное»). Посвящена поэма, как и все собрание, императору Александру I19. Мотивы перемены Названия поэмы Бобров объяснил так: «Прежде данное имя ей Таврида некоторым образом смешивало понятие как о песнотворении, так и о самом полуострове; ибо имена Таврида и Таврия, употребляемые иногда как одно и то же, означают полуостров; следовательно здесь слово Таврида не может уже не произвести некоторой обманчивости в понятиях. Сей-то ради причины я превратил Тавриду в Херсониду, тем более что и Илиада не значит страну Илионскую, но песнь об оной» («Предварительные мысли»). Характерно, что автор находит нужным специально разграничить само «песнотворение» и его предмет. Для него поэма и полуостров соотносятся как «образ» и «подлинник», и чем совершенней, чем достоверней «образ», тем важ- 19 «Таврида», первая редакция поэмы, изданная в 1798 г. в Николаеве, была посвящена Н.С. Мордвинову.

512 ВЛ. Коровин нее, считает он, дать им разные «имена». Их тесная связь подчеркнута и в стихотворном посвящении Александру I: Живейшим солнцем озаренна Страна Престола ТВОЕГО, Благоцветуща, - оживленна Влияньем неба своего; Прекрасна в ужасах Таврида, Где чада славились Атрида, Где предок ТВОЙ увидел свет, Должна ли в сей дышать картине, Как в лоне естества цветет?
– МОНАРХ!
– и слабый образ ныне И дивный подлинник его Ждут токмо взора ТВОЕГО. «Херсониде» автор предпослал «Предварительные мысли», где несколько подробней, чем в посвящении «Тавриды», изложил свои взгляды на стихосложение и отдал дань только что - с выходом книги А.С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) - возникшей полемике о языке. Сетования о забвении «точного национального вкуса», указания на «богатство древней нашей словесности», «старобытные песни», «народные повести» и поговорки, ссылка на англичан, негодующих, когда «иностранные слова празднуют у них в чужом покрое», и тому подобные суждения имели место и в «Тавриде». В «Херсониде» к списку порицаемых Бобровым заимствований (барельеф, мораль, натура, рельеф) добавились типичные галлицизмы из щегольского жаргона (азард, ангажировать, девиз, пикировать, фрапиро- ватъ, фронтиспис), а все рассуждение о языке заключено моралью в духе Шишкова: «Можно сказать, что мы в сем отношении, так сказать, ленясь протвердить отечественные зады, пленяемся более складками чужих азбук или чужими уроками. Забывать вовсе коренный, матерний славенский язык с неким горделивым небрежением есть то же, как своенравно подвергаться участи блудного сына или бесчувственности осляго жребяти. Неблагодарность к родителю всегда гибельна». Менее чем через год, в полемическом «Проис-