Рассвет. XX век

Преподобный Браун вернулся в дом и прихватил оттуда увесистую кочергу. Несмотря на кротость характера и стремление видеть в людях лучшее, он считал, что добрые намерения и кочерга куда убедительнее просто добрых намерений. Хоть он и не собирался пускать её в ход, мало ли что приключится. Несмотря на робость перед свистом снарядов, он был весьма храбр, когда дело доходило до кулачных потасовок. Сказывалась бурная молодость, проведённая на дюссельдорфских окраинах.

Утро выдалось зябким. Ступая между покосившихся оградок, он ёжился от прикосновений тумана, который норовил забраться под сюртук и брюки.

Ещё на подходе к сторожке-сараю до слуха пастора донеслось басовитое бормотание. Преподобный Браун добрался до двери и осторожно заглянул внутрь. От увиденного он обомлел. Позабытая кочерга выскользнула у него из ладони и упала на землю.

Человек, раскладывавший инструменты на древнем столе, где стояла керосиновая лампа, обернулся. От его улыбки Отто побледнел. Она была… многообещающей. И не сулила ничего хорошего. Так скалились солдаты во время штыковой атаки, закалывая противника в его траншеях.

К счастью, человек быстро заметил, какое впечатление произвела его кривая ухмылка, и стёр её со своего лица.

— А, это вы, герр Браун. А я решил произвести инвентаризацию имущества, которым мы располагаем.

— И-инвентаризацию?.. — как попугай повторил пастор.

— Да-да, знаете, я прогулялся по кладбищу. Оно в отвратительном состоянии! Конечно, за многими могилами некому ухаживать. Полагаю, эта обязанность лежит на церкви, на чьих землях она находится, а значит, на нас. И я, как сторож, должен что-то предпринять. А для этого нужны рабочие инструменты, а также материалы. Ведь верно?

Взгляд человека упал на валявшуюся кочергу. Преподобный Браун попытался ногой отпихнуть её за дверь, не преуспел в этом и, ужасно смутившись, поднял её. Она бы тут ничего не решила. Отто был рослым и имел крепкую комплекцию, пусть и недоедал последние годы. Но в сравнении со своим собеседником он выглядел как безобидный тощий подросток. К тому же у преподобного не было ни одной причины бросаться на того, кого он отлично знал.

— А я вот…

Отчего-то Отто никак не мог заставить себя объяснить, почему он здесь появился. Может, это из-за улыбки? Его передёрнуло. Ситуация была в высшей степени дурацкой. Он помахал кочергой.

— Принесли на инвентаризацию? — догадался его собеседник. — Но позвольте, кочерга не относится к строительным и слесарным принадлежностям. Лучше вам вернуть её на кухню, пока фрау Шнайдер не хватилась её.

— Да. Да. Разумеется, — закивал отец Отто.

Он был сбит с толку. Собеседника-то он знал, вот только в знакомый образ решительно не вписывалась эта новая манера речи. Слишком чистой она была. Ни пауз, ни запинок, да и густой саксонский акцент уже не так резал слух. И это не говоря о сложных словах!

Перед уходом преподобный Браун спросил:

— М-м-м, вам не нужна помощь, герр Кляйн?

По неведомой причине он не мог обратиться к нему иначе. Вчерашний Макс Кляйн внушал жалость и каплю страха, как помятая жизнью дворняга, которая может цапнуть. А что внушал этот новый, преобразившийся тип, с которым Отто столкнулся в сарае, он ещё до конца не понял.

— Уверен, у вас хватает своих дел. И не нужно формальностей.

Уголок рта Макса дёрнулся в намёке на улыбку, однако он вовремя оборвал её. Вместо этого он поскрёб ногтем молоток, ржавчины в котором было как бы не больше, чем железа.

— Непорядок, совсем непорядок… — хмыкнул он.

Отто Браун почесал в затылке и отправился возвращать кочергу на её законное место.

— И какого пойла он вчера нахлестался? — спросил он у серого утра. — Да уж, в деревенской забегаловке такого не нальют!

Ответом ему стал порыв ледяного ветра.

Формально Макс ездил в Берлин в поисках нормальной работы. На это он с завидной регулярностью одалживал деньги у Отто, который, несмотря на то что осознавал, что ему вешают лапшу на уши, продолжал давать их. Он верил в то, что человек способен измениться и что Господь укажет дорогу ищущему. Во имя этого перед каждой ссудой он читал Кляйну проповедь, однако святое учение не находило отклика в пропащей крестьянской душе.

Фрау Шнайдер, хоть и была экономкой у священника, во вторые шансы не верила. Она изрядно песочила Брауну мозги на этот счёт, требуя выгнать Кляйна. Финансовое положение шмаргендорфской кирхи было отчаянным. К стыду своему, отец Браун начал прислушиваться к её речам, пусть ему и было жаль потрёпанного войной бедолагу.

И вот награда за все его мучения! В Максе Кляйне проснулась совесть! Прежде он и пальца о палец не ударил, чтобы сделать что-то в церкви и прилегающей к ней территории. Видимо, вчерашнее наставление принесло-таки плоды. Отец Отто нарадоваться не мог на свою находку — цитату из Послания апостола Павла, который сказал: «И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство; но исполняйтесь Духом». Наверняка она-то и убедила Макса отринуть жизнь во грехе!

От прилива чувств отец Отто стал насвистывать весёлый мотивчик. Он вернул кочергу и захватил в кирхе Библию. Перед началом занятий в школе ему надо было провести парочку быстрых освящений. Кто-то сказал бы, что без соблюдения всех процедур ритуал нельзя считать свершившимся. Но преподобный Браун возразил бы таким скептикам, что Господь и без воскурения благословит новый амбар, а сэкономленное время позволит его скромному слуге заработать больше денег — между прочим, для того, чтобы прокормить сирот.

Отец Отто умел принимать подарки судьбы с достоинством и без лишних вопросов. Будь то разительная перемена в поведении сторожа или просьба зажиточного молочника прочесть молитву для того, чтобы помочь его курам нестись. Он был из оптимистов.

* * *

Если утро Макс Кляйн провозился в сарае, то большую часть дня он провёл на кладбище — подправлял ограды, выпрямлял съехавшие памятники и чинил кресты. Фрау Шнайдер, дородная женщина с довольно заметными усиками над верхней губой, сперва заподозрила подвох. Она отправилась выяснить, чем на самом деле занят непутёвый сторож. Ведь не может же быть, чтобы человек разом переменился. Знать, Макс вздумал раскопать могилы, чтобы повытаскивать золотые зубы, или ещё какую-нибудь пакость.

Но как ни присматривалась она, ничего преступного в его действиях не нашла. Он трудился с полной отдачей, притом ловко, словно всю жизнь только и работал столяром.

— Ишь, пашет! Будто подменили, — вынесла вердикт фрау Шнайдер, когда стало ясно, что ни на чём предосудительном она Кляйна не поймает. — Допился до горячки и свихнулся, не иначе.

Ворчала она больше по привычке. Ей понравилась и отлаженность движений Макса, и то, что он, когда она подошла, прервался, чтобы любезно поприветствовать её. Прежде они были не в ладах. Фрау Шнайдер не давала ему на выпивку и подговаривала отца Отто выгнать трутня, а Кляйн в ответ звал её уродливой толстухой и обещал как-нибудь проучить её по-особому, по-фронтовому. Вежливый и трудолюбивый Макс отвечал её понятию приличного человека куда больше.