Растопить ледяное сердце

— Спасибо, — благодарю я, глядя на свою команду, ощущаю какое-то единение.

На секунду даже кажется, что мы близкие родственники. Ни разу еще я не чувствовал ничего подобного, хоть мы и не первый год работаем вместе бок о бок.

— Я, кажется, даже знаю, что за женщина оживила эту мраморную статую, — бормочет Клаус, обращаясь к Ульву, тот кивает.

Догадались, значит. Ну ничего, за “мраморную статую” менталист мне еще ответит, а также за то, что пытался ухаживать за Алей, когда она только оказалась в моем доме.

— За работу, — командую я, и все расходятся, торопясь исполнить поручение.

— Райнхольд, задержись, — просит Хакон, который все это время сохранял молчание, сидя в самом углу кабинета. — Клаус, оставьте нас на минуту.

— Я буду ждать вас в приемной, герцог, — бросив на нас заинтересованный взгляд, менталист закрывает за собой дверь кабинета.

— Мне кажется, важно, чтобы ты знал. Его высочество Демиан — не сын его величества Рига.

— Что? — недоуменно переспрашиваю я. — Почему ты так думаешь?

— Когда старшему принцу было пятнадцать, он упал с лошади и повредил ногу. Из лекарей только я оказался достаточно близко, чтобы оказать помощь. Ты знаешь, что я чувствую кровь, текущую в жилах каждого. Могу точно сказать, что кровь его высочества слишком резко отличается от крови короля Рэгнолда. Они не родственники.

— Король знает?

— Не думаю. Либо он обладает достаточно большим сердцем, чтобы вырастить ребенка, как своего собственного, либо пребывает в иллюзии единокровия.

— Ты считаешь, что эта информация может помочь?

— Да. Потому что я, кажется, знаю, чьим сыном является его высочество. Это Грайн.

— Грайн? — неверяще переспрашиваю, потому что имя моего учителя и друга — последнее, которое я ожидал услышать из уст Хакона. — Этого не может быть, ты ошибаешься.

— Поверь, Райнхольд, я рад бы был ошибаться, — грустно улыбается Хакон. — Но кровь Демиана слишком похожа на кровь Грайна, которого я не раз вытаскивал с того света, пока служил в его группе.

— Ты говорил кому-то о своих подозрениях?

— Никогда. Я посчитал, что это не мое дело.

— Но сейчас передумал.

— Знание старинных преданий, пожилой мужской голос, невероятное умение уйти из-под носа тайной полиции. Ты же сам говорил, что возможный убийца — полисмен или военный. Слишком много совпадений.

Сжимаю челюсть до боли, потому что Хакон прав, таких совпадений не бывает. Но Грайн? Хладнокровный убийца? Любовник королевы?

Он заметил меня еще в академии. Тогда, будучи главой тайной полиции, Грайн читал нашему курсу лекции, рассказывал о раскрытых делах, о службе, которую мы обязаны нести честно и достойно. Когда я после выпуска из академии попал в управление, Грайн взял меня под опеку, стал моим наставником, всегда готовым прийти на помощь советом или делом. Я испытываю к нему бесконечное уважение и благодарность. Он был для меня эталоном полисмена. Профессионализм, холодный разум, честность, пытливость ума. Он так и не обзавелся семьей, посвятив себя служению закону.

Сложно воспринимать реальность адекватно, когда на твоих глазах рушится образ мудрого друга, выстроенный годами.

— Я проверю эту версию, — с трудом выговариваю я слова. — Надеюсь, что это ошибка.

— Прости, Райнхольд, — отвечает лекарь, опуская взгляд.

— Ваша светлость, — после короткого стука заходит в кабинет Клаус. — Извините, что прерываю. Тень, приставленная к королю перестала выходить на связь. Последнее сообщение, которое я получил от нее два часа назад, было о том, что его величество приехал в управление, поднялся на третий этаж и скрылся за дверью одного из кабинетов.

— Есть информация, чей это был кабинет?

— Герцога Эрлинга.

Резко выдыхаю. Все пути ведут к Грайну.

— Идем, — глухо говорю, чувствуя в груди странную пустоту. — Герцог Грайн Вагни Эрлинг подозревается в совершении четырнадцати убийств земляных магов и похищении королевы и короля Рэгнолда.

— Он… не мог, — Клаус переводит растерянный взгляд с меня на Хакона, словно ждет от того поддержки. Но, не получив ее, снова смотрит на меня. — Герцог Эрлинг блестящий полицейский, один из лучших. У него множество наград за безупречную службу, на его счету сотни пойманных преступников и раскрытых дел.

Пара минут сейчас вряд ли что-то решат, поэтому даю менталисту время пережить новость, пока он перечисляет все заслуги Грайна перед королевством, о которых я и сам прекрасно знаю.

— Да ему даже позволили остаться в управлении. Несмотря на то, что он ушел на покой, герцог Эрлинг так и не смог расстаться со службой, он продолжает консультировать, делится своим опытом с молодыми полисменами.

— Идем, — еще раз повторяю я и первым выхожу из кабинета.

Клаус догоняет меня у лестницы, ведущей на третий этаж.

— Вы уверены, Райнхольд? — почти жалобно спрашивает менталист.

— Я уже ни в чем не уверен, — мрачно произношу я. — Но мы обязаны проверить каждую версию. На кону судьба всего мира.

— Ульв, — нажимаю на кристалл в артефакте связи и, когда получаю ответ от ищейки, приказываю: — поднимись на третий этаж, ты мне нужен.

Ищейка оказывается неподалеку и у кабинета Грайна, чуть запыхавшись, догоняет нас.

— Чувствуешь что-нибудь?

Ульв втягивает воздух, потом еще раз, и еще, словно сомневается. Закрывает глаза, как делает каждый раз, когда пытается вычленить очень слабый аромат из переплетения других запахов.

— Пожалуй, что-то есть. Очень схожее с тем, что ощущал в доме убитого графа Амато, но почти не слышно, без яркой пряности. Погодите, — словно только очнувшись, ищейка замечает дверь, у которой мы стоим. — Герцог Эрлинг? Самый пожилой действующий полисмен королевства? Быть этого не может.

Несколько раз ударяю по деревянному полотну, впрочем, не надеясь на ответ. Дверь оказывается заперта, и я, выпустив лед, грубо вламываюсь в железную структуру замка, заменяя её хрупкой кристаллической решеткой. Минута концентрации, мощный удар сверху и замок оказывается сломанным, а дверь гостеприимно распахивается.

— Подождите, — останавливаюсь на пороге и запускаю легкий морозный вихрь, который проходится по каждому уголку кабинета, ища постороннее присутствие. — Пусто.

Заключаю я, когда мороз возвращается ко мне, теплом проникая под кожу. Удивительно, но раньше магия ощущалась мне мукой, болью корежила внутренности. Я пользовался ей не слишком часто, иногда едва справлялся с контролем.

Но сейчас она стала мне подчиняться мне проще, боль стала едва уловимой.

Не знаю, как это произошло, но мы словно начали примиряться друг с другом. Магия течет в моих жилах более уверенным потоком, она уже не пытается меня убить, только если ранить. Даже подчиняется моей воле, пусть и по-прежнему своенравно.