Ратное счастье

Но после ночной взвинченности он опять был собран, лаконичен и точен. Распоряжаясь направо и налево, вертелся, как на пружинах, все видел и все помнил.

— Полагаю, все готовы? Но, друзья мои, умерьте на время наступательный пыл. У нас пока другая задача. Яволь?

Значит, наступления в ближайшие часы не предвидится. Вот тебе и «яволь». Но здесь не было рвущихся в бой взводных командиров, и потому заявление комбата не вызвало разочарования.

Обстановку в подробностях докладывал начальник штаба полка майор Корнилов, который, разумеется, был во всем осведомлен больше любого из нас.

Мы пока не можем наступать потому, что фланги отстали. Наш теперешний тактический рубеж представлял собой дугу, вогнутую вовнутрь, с узкой петлей-коридором посередине — уступом вперед в десять километров. Этот небольшой плацдарм имел кодовое название «Чертов палец»: позиции нашего полка пришлись как раз на самое его острие. Наша ближайшая задача — во что бы то ни стало удержать рубеж до начала штурма с флангов. На случай контратак и будущего наступления нам и придали танки — грозные «тридцатьчетверки», .зарывшиеся в землю за нашими спинами в тыловой лощине чертовой петли. Нас будет поддерживать масса артиллерии — около двухсот орудий на квадратный километр! Они уже начали пристрелку и беспокоящий огонь по переднему краю и ближним тылам противника. Надрывный рев пушек разного калибра глухо, но отчетливо слышался даже тут — в подземелье. Фома Фомич, улыбаясь, по-мальчишески поднял вверх большой палец:

— Сила!

Противотанковые, заранее выкаченные на прямую наводку, до поры до времени молчали. На артиллерийский пробный огонь отвечали только фашистские дальнобойки, и то с большими интервалами. Взрывы огромной силы сотрясали глубину земли где-то за стенами нашего убежища. Лампа моргала вспышками. Со щелястого потолка прямо на наши головы, как живой, струился песок. Никто на это не обращал внимания. Только Парфенов после особо громоподобного взрыва, с сомнением поглядев на потолочное перекрытие, пошутил:

— Вот ляпнет сюда такая дура, и, как говорит комбат, аллее капут.

— Генук трепаться,— отмахнулся Фома Фомич.— Не ляпнет. Нечего ей здесь делать. Не отвлекаться, товарищи офицеры! Время!..

Тот же Парфенов с уверенностью заявил!

— Да не будет контратак! Только хорохорится мразь арийская. Им не до жиру — быть бы живу. Перегруппировку-то прозевали! С нами теперь надо на «вы», да и то не сговоришься...

Майор Корнилов предостерегающе растопырил широкую ладонь:'

— Уверенность, товарищи офицеры, хорошее дело Но... — он выдержал многозначительную паузу,— умеренность — золотая середина. Вредно считать противника слабым. Перехвачена шифровка. Гитлер не намерен с нами шутить. Наверняка попытается выровнять линию обороны. Потерю Орши заранее расценивает как сдачу половины Берлина. Перед нами их штрафники под пулеметами отборного полка СС. Без суда и следствия по приказу Гитлера на месте вешают и расстреливают не только дезертиров, но и всякого рода пацифистов. Так что…

Ясно! — выразил общее мнение комбат. — Ближе к делу. — И вдруг напал на меня:—Заруби, старлей, на своем коротком носу: не трогать танки! Ишь умница, командует: «По смотровым щелям огонь!» Едва вражью пехоту не прозевала. Чуть до рукопашной дело не дошло.

Да не подавала я такой команды! Что я, по-вашему, идиотка? — От возмущения мне стало жарко, как в бане.

— Сядь!—прикрикнул комбат. — Лупят, понимаете ли, по танкам без пользы...

«Лупят!..» Справедливо, ничего не скажешь. Да один только Вахнов и «лупил»! За что его и жучили все, кому не лень. Награды заслуженной лишили. Это ли не наказание? Чего ж тут старое вспоминать?..

Когда начались взаимные претензии, все оживились. По мелочам перекинулись наши с приданными и наоборот. По-настоящему перепало только командиру полковой роты связи, которого я видела впервые. Молодой щеголеватый капитан, чувствуя себя без вины виноватым, не оправдывался; но он и в самом деле не имел возможности удовлетворить наши претензии по своей линии, кроме одной смехотворной. Полковая телефонная связь недавно по приказу перешла с цифровой на словесную. И молодые телефонисты, подражая в озорстве разведчикам и пользуясь бесконтрольностью, изобретали такие позывные, от которых сами кисли от смеха по всем линиям связи.

Развлечение себе нашли! — возмущался комбат. — Да какой я к чертовой бабушке Горыныч?

А я почему Питон? — поддержал его капитан Ежов. — Ишь юмористы! Мы и так на этом пресловутом коде изъясняемся как папуасы...

И верно. За войну наивный код осточертел — совсем разучились разговаривать нормально. Ну, куда не шло: снаряды — «огурцы»; патроны — «картошка»; перловая каша — «шрапнель»; раненый — «сломанный карандаш»; бой — «сабантуй» и тому подобные премудрости в кавычках. А то ведь даже сам командир полка осведомляется у комбата: «По зубам получили?»— что означает: поели? «По ноздрям выдали?» — это о куреве.

— А пулеметчица наша — Жаба!—звонко расхохотался Вовка Сударушкин.

В самом деле, как отвечу на вызов? «Жаба слушает!»— Соловей в корчах смеха падает на нары.

— Учту! — заверил капитан-связист.

Ко мне, слава богу, претензий пока не было. И даже от капитана Пухова. Зато у меня была серьезная просьба ко всем трем командирам стрелковых рот. Из моего личного прошлого опыта.

— Не закрывайте мои сектора обстрелов! — предупредила я авансом, на случай наступления. — Я же лишена возможности вести огонь через головы! Мы ж всегда на прямой наводке...

— А вы не отставайте от пехоты! — возразил Парфенов

Я вспылила:

Ишь умник! Что тебе пулемет — винтовка? Подхватил под мышку и побежал? Помогать надо! На стрелков работаем!

Сядь, старлей,— пригвоздил меня к месту комбат.— Чего кипишь? Никто ж и не отказывается. Ломится, понимаете ли, в открытую дверь. Я тебе не раз, старлей, говорил — выдержки больше!

Отставить, товарищ капитан!—взвилась я. — Что за «старлей»? У меня звание и фамилия есть! (Вот тебе за «синьориту».)

Виноват. Исправлюсь,— улыбнулся Фома Фомич.

Братцы, вот бы нам такую в полк! — обращаясь к своим, воскликнул подполковник-танкист.

Ну и плакали бы! — с мрачной шутливостью ввернул Парфенов. Грохнул общий хохот.

Комбат бухнул кулаком в бочку, как в барабан:

— Тихо! Что вам тут — посиделки? Послушаем представителя службы воздушного наблюдения.

Пожилой осанистый майор в ловко сидящей лётной полевой форме ничего нового не сказал. Мы уже знали, что возможны массированные налеты вражеской авиации, как это было на Невельском направлении. Зенитных батарей, на мой взгляд, нам придали достаточно. Однако комбат мне приказал:

Три «машины» на зенитные установки! Зарядить бронебойными.

Здрасте! — поклонилась я, не скрывая иронии.— Колеса где возьму?

Капитан Ежов подпустил шпильку!

— А «сорок мальчиков из-под печки» для чего? Тут я сообразила:

Хорошо. На время размонтирую повозку старшины. А концентрические прицелы где? А съемные кронштейны? Не по стволу же наводить?

Бесполезная волынка,— подал голос ротный Игнатюк. — Они ж теперь по головам не ходят. Из пулемета не достанешь.

Я тоже категорически против,— поддержал коллегу . старший лейтенант Самоваров. — Нам важнее огонь ее пулеметов наземный. Почему бы на зенитки не поставить противотанковые ружья, пока они без дела!