Развод в 45. Любовь генерала

Он просто взял и разобрался!

“Эх, Эвка, — говорю сама себе, — каков! Бери его, пока он тебя хочет. Пока судьба вам благоволит!”

Встреча с ним явно не была случайной. Небеса его мне подарили? Так ведь?

Или это чушь сентиментальная для малолетних да романтичных особ?

Или к черту послать все сомнения?

Пусть я не так молода, но сердце… Оно же стучит и бьется по-прежнему!

Какой мужик… Упущу, локти ведь кусать буду!

Так впрягся за меня…

Андрей… Ага, Андрей на проводе что-то там вякает.

Ну-с, послушаем, я спокойна как танк, даже сажусь в кресло и откидываюсь спиной на спинку, нога на ногу, сижу, пальчиками перебираю по велюру подлокотника.

— Ты там с кем связалась? — гремит и бушует муж. — Кого подослала? Ты в своем уме?

— Я в своем уме? А ты? Ты в своем? Дочку тебе не жаль? Хотя о чем я? Сына ты не пожалел, когда на Лялечку запрыгивал.

— Ты опять про это?! Хватит, Эвелина! Всё зашло слишком далеко!

— Эвелина? А где же “Эвочка”, а? — язвлю елейным тоном.

— Зараза ты, а не Эвочка! Могли же всё цивилизованно сделать! А ты на меня напустила своего ручного генерала! Ты, между прочим, замужняя женщина…

— Кто бы говорил, Андрей, кто бы говорил…

— Ладно, всё! — психует, прекрасно понимая, что не ему меня упрекать в измене. — Повлияй на него, раз он у тебя с руки ест, пусть отпустит Лялечку… И маму…

Подмечаю, что маму он не в первую очередь вспоминает. Колет немного, но не сильно. Хрен-то с ним!

— Повлиять? А больше ничего не хочешь, дорогой? Я не знаю, что там у вас произошло, но если твоя маман и Лялечка в полиции, то явно за дело. Ничем помочь не могу. Сам разбирайся!

— Не смей бросать трубку, Эва!

— И не подумаю. Ты мне скажи, Андрей, чем ты думал, решив меня квартиры лишить? Совсем мозги набекрень? Ну, зачесалось у тебя ниже живота, мы-то при чем? Даришка при чем? Она-то в чем виновата?

— Да япона мать! У меня от вас, бабы, голова кругом! Честное слово! Одна давит, вторая ноет, третья… А-а-а! Временно я хотел ее прописать, временно! Потом бы как-то разобрались…

— Так разбирайся, Андрей, разбирайся. Видишь же, что некоторые мужчины просто берут и делают, — говорю не без удовольствия, наслаждаясь тем, как он пыхтит от злости, видимо, слов найти не может.

— Зараза! — только и ругается.

Вот так вот. Он изменил, он с невесткой спутался, а я — зараза!

Что за жизнь, а? Ну да ладно. Меня это всё почему-то мало колышет.

Я только за дочку переживаю.

— Дарина где?

— Что?

— Я спрашиваю, где моя дочь, и не пострадала ли она?

— А! Ты вспомнила про дочь! Хочешь знать, что с ней, бери и приезжай!

Трубку бросает он, а не я, как задумывала. Досадливо поджимаю губы и сижу какое-то время, пытаюсь успокоиться, постукивая краем телефона о подлокотник.

Надо позвонить дочке, но я не хочу, чтобы она слышала по голосу, в каком я состоянии. Ведь, несмотря на браваду, я вовсе не так спокойна, как хочу показаться.

Тяжело вот так, на расстоянии, наблюдать за всей вакханалией, что творится дома.

Кажется, что, будь я там, я бы и сама во всем разобралась.

С другой стороны, что бы я сделала, если бы к нам на порог заявились Ляля и свекровь? С лестницы бы я их двоих просто физически не спустила.

Качаю головой. Мелодрама настоящая, сериал для домохозяек. Свекровь и любовница приперлись в квартиру, пока законная жена и хозяйка отсутствует. И спрашивать о том, есть ли у них совесть, как-то не приходится.

Эти люди нашли себе оправдание — наша психика в принципе способна в зигзаг свернуться, когда нужно как-то оправдать свое поведение, каким бы оно ни было!

Мрак!

Звоню дочери, она берет трубку не сразу, а когда берет, я обретаю способность снова дышать.

— Дариша! Ты меня чуть с ума не свела. Чего трубку не берешь?

— Ма, да я просто на балкон ушла, куртку накидывала, не хочу, чтобы подслушал папа.

— Что он там… Хотя не хочу знать, мы с ним поговорили, — вздыхаю, — говорит, что бабушку и эту кикимору полиция забрала? Ты в порядке, дочь?

— Да, мам, мне ничего не сделали, не переживай, меня тут и не было, когда полиция приезжала, я всё узнала от соседки и от отца. Оказывается, у них было заявление владельца квартиры о незаконном проникновении, вот их и забрали. Мам, а что теперь будет? — дочка спрашивает с волнением.

А я думаю — как хорошо, хорошо, что ее дома не было!

— Что будет? Хорошо всё будет, Дарин, не волнуйся. Кстати, хочешь приехать на присягу к брату?

Меняю тему, потому что больше дочь всё равно ничего не расскажет, да и у меня есть более надежные источники.

— На присягу? К Дёмочке? Вау! Круто! Конечно, мам.

— Тогда пакуй вещи, организуем.

— Организуем? Мам, а это правда, что у тебя…

Чувствую, как моя зайка мнется, неловко ей, понимаю, о чем спрашивать будет.

— Ну… Папа сказал, что ты с каким-то генералом сошлась и это он прислал сюда полицию?

— Дариш, давай я тебе всё на месте расскажу? Только вот… Не знаю, как тебе ехать, говорить ли папе, вдруг станет палки в колеса вставлять? — рассуждаю вслух.

Дочка тут же перехватывает разговор:

— Мам, я совершеннолетняя! Да и, в конце концов, не папе мне что-то говорить! Не волнуйся. Он в комнате закрылся. Бухтит там что-то. Пусть… Пусть подумает о том, что натворил. Никогда его не прощу за то, что ее прямо сюда… Тьфу! И бабушку не прощу.

— Ладно, моя хорошая, давай, я билеты тебе забронирую, встречу, на месте разберемся. Пока, целую, люблю.

Десять минут проходит, я всё сижу. Что дочку позвала сюда, думаю, правильно. Пусть посмотрит на присягу брата, да и, когда она рядом окажется, мне спокойнее будет.

Телефон снова гудит, я сегодня за Смольный, кажется.

— Эва? — голос генерала, бодрый, энергичный, деловой. — Всё в порядке?

— Да, всё в порядке. С мужем разговаривала, дочку вызвала сюда. Дарише девятнадцать, она уже может сама путешествовать. Пусть посмотрит на брата в форме, на присягу.

— Я знаю.

— Что знаешь?

— Что ей девятнадцать.

— Всё-то вы знаете, Олег Янович, — улыбаюсь.

— Может быть, при личной встрече обсудим, что я знаю, а что — еще нет.