Развод в 45. Любовь генерала

Принимаю ванну, расслабляясь. Никуда не спешу.

Генерал наверняка пунктуален, да?

Ничего, подождет. Не развалится.

Это же он назначил встречу? Мне его визит вообще по барабану!

На самом деле, конечно же, нет, потому что разговор-то наверняка пойдет про моего Демида!

Сын, конечно, хорош! Нашел за кого заступаться. Как будто тут других девчонок нет. И вообще, я его отправила Родине служить, а не по гарнизонам красоток от хулиганов отбивать.

Сушу волосы, делаю легкую укладку, никаких средств нет, но и так сойдет, главное, волосы чистые.

Надеваю белье, ловлю себя на мысли, что жалею — слишком простенький комплект. И тут же мысленно себя по губам хлопаю — ты кому его собралась показывать, Лисицына? Совсем, что ли?

И в то же время…

Мне понравилось с ним целоваться. Понравилась его сила, напор. Руки его… Андрей у меня тоже, в принципе, мужчина не маленький, но до Зимина ему о-очень далеко!

Еще мне “зашел” аромат. И одеколона и… Да, я чувствовала его мужской запах, и мне он понравился.

Я дура, да?

Нет. Просто женщина, которая почувствовала себя желанной.

И не просто желанной кем-то.

Желание алкаша дяди Пети, сидящего вечно на лавочке у супермаркета, как-то не льстит.

А вот то, что на меня генерал глаз положил — еще как вставляет.

Чувствую себя девчонкой, которая на первое свидание собирается. Внутри всё трепещет. Странные ощущения, давно забытые. Это что, бабочки в животе?

Ох, божечки мои! Точно с ума сошла на старости лет!

Да, блин! Какая старость? По нынешним временам, и полтинник не приговор! А мне всего-то… Сорок пять.

Уже сорок пять.

Жизнь как-то быстро так пролетела.

Вчера казалось еще — всё впереди, я совсем юная девушка, потом молодая женщина, жена, мама. Казалось, всё у меня хорошо, я люблю, любима. Оказалось — показалось, так вроде говорят?

Смотрю на себя в зеркало, нет, выгляжу я хорошо, повезло с кожей, никаких прыщиков, ровная, упругая, морщинки есть, конечно. Если вам кто-то говорит, что в сорок пять у него ни одной морщинки без всякой косметологии — не верьте. Или готовьте осиновый кол, потому что перед вами ведьма.

В общем, я в порядке, не девочка, конечно, но и не совсем всё грустно.

Ха-ха, особенно если на меня еще такие генералы западают.

Наношу на лицо крем, чуть подрисовываю тенями брови, немного теней на веки, просто, чтобы выделить глубину, румяна на скулы, тушь. Яркую помаду я не очень люблю, мне кажется, она меня старит. Но иногда хочется чего-то такого, в стиле вамп.

Пусть генерал любуется!

И боится, что след от алой помады останется на его рубашке!

Эва, Эва, о чем ты опять, какой след?

Я точно не собираюсь целоваться больше с генералом!

Да, только вот ему я об этом сказать забыла.

Потому что ровно в восемь он на пороге номера.

С огромным букетом шикарных роз — в военных городках такие продаются? И с каким-то пакетом.

— Ну, здравствуй, Эвелина Романовна.

— Добрый вечер.

Один шаг, букет он кидает на полку для чемоданов, пакет туда же ставит, нагло хватает меня, прижимая к стене. Почему-то выключается свет — кажется, он вынул карточку из специального кармашка.

Целует, целует, целует, ох, как же он сладко целует, и руки везде, и…

Боже, что я творю!

— Зимин, пусти меня, быстро!

— Не пущу.

— Я сейчас заору на всю гостиницу! Шумоизоляция тут хреновая!

— Ори, давай.

— Тебя под трибунал отправят.

— Кто? Кто меня тут может куда отправить, Эва?

— Ты тут что, царь и бог?

— Типа того, Эва… Что ж ты такая… вкусная!

— Отпусти меня… я не хочу…

— Не ври, Лисичка, ты хочешь… Ты, мать твою, пахнешь так, что у меня башню сносит сразу.

Прижимается ко мне еще сильнее, специально, тем самым местом. Он там просто каменный, жесткий, и жар сквозь ткань его брюк и моего платья прожигает. Он наглеет, пуговицы на платье расстегивает, одну за другой…

— Эва…

— Я не буду с тобой спать, Зимин.

— Кто-то спать собирается? Спать ты точно не будешь.

— Ну, прекрати, господи…

Горячая, чуть шероховатая ладонь накрывает ткань бюстгальтера, пробирается под него, обхватывая полушарие. Боже… У меня туман в голове.

— Эва, какая же ты охрененная.

— Пусти меня, прекрати.

— Ну чего ты ломаешься? Нам хорошо будет…

Ломаешься? Он сказал — ломаешься?

Я ему покажу… Ломаешься!

Не знаю, откуда силы нахожу и смелость, только я вспоминаю юношеские годы, как нас физрук в институте учил от наглых козлов отбиваться. Со всей дури ему на ногу наступаю каблучком, они, конечно, у меня на босоножках небольшие, но острые.

— А, черт… Эва!

Второй ногой долблю ему по голени, он стонет, но меня выпускает, хватаю карту, которую он на полку кинул, вставляю, зажигая свет.

Отталкиваю этого наглеца, чувствую, как у меня ноздри раздуваются, дымятся от ярости.

Не ломайся, значит, да? Ну ты и кобель же, Зимин! Кобелюга проклятый! Ничем не лучше моего мужа, ходока!

— Как вы… Как вы смеете так обращаться с женщиной, генерал, а?

— Ты… Не женщина, фурия просто… ведьма!

Ведьма я? Прекрасно!

Поднимаю руку и со всей дури луплю по щеке.

— Ты… меня опять ударила?

— Хватит мне “тыкать”, генерал! Я с вами на брудершафт не пила!

Неожиданно он нагло лыбится, тянется за пакетом, который принес.

— Признаю, облажался, мой косяк. Выпьем?

— Вы… ты… Убирайся отсюда! Уходи! И веник свой забери!

— Эва… ну… Черт, ладно, прости, я не сдержался, не с того начал, я…

— Не на ту напал! Я перед тобой ноги раздвигать не собираюсь.

— Эва, зачем так грубо?

— А как? Ты думал, приедет московская разведенка, голодная, трахну ее по-быстрому, без напряга, галочку поставлю в послужном списке, так?