Развод в 50. Двойная жизнь мужа
Шрифт:
Сейчас — девять.
— Так давайте ключи сброшу, чего ждать тут! — кто-то кричит из наших соседей с балкона второго этажа.
Дом, безусловно, высотный и многоквартирный. Мы особо никого не знали — особенно с нижних этажей.
— Понятно, — качаю головой. — Идём...
И ведь упёртый как баран. Что неизменно — то неизменно.
Он встаёт, вижу, как забирает свою трость. Уже сильно лучше передвигается — что я украдкой наблюдаю. Да, должно быть плевать, но я не бесчувственная тварь, как бы он ни поступил. В любой ситуации моё правило — оставаться человеком. А уж остальные
Мы заходим в дом, консьерж, завидев нас, улыбается.
— Почему не зашёл? Тебя бы впустили, — спрашиваю я тихо. — Даже если и сесть в холле.
— Посчитал это неправильным, — так же спокойно отвечает он. — Как ты? Как твои дела? — спрашивает он уже в лифте.
Как назло, вместо большого лифта приезжает маленький. И пусть два человека там спокойно поместятся — у меня всё равно как будто мгновенно развивается клаустрофобия.
— Работаю… Если ты о том звонке, то больше…
— Я знаю, — перебивает он. — Я всё тебе потом расскажу. Я в процессе, но тебя больше не побеспокоят. Гарантирую, — говорит он уверенно, а мне, как всегда, мало вводных.
— Не сегодня расскажешь? — интересуюсь.
Гордей улыбается — так по-прежнему, что это на долю секунды выбивает дух.
— Не сегодня, Марта, — с печальной улыбкой отвечает. — Но я должен тебе сказать ещё кое-что.
Звучит сигнал остановки, и я, кивнув, выхожу, оглядываюсь на него.
— Для начала... — вдруг, как юнец, лукаво смотрит: — Знаю, что тебе неважно, что я думаю, но ты чертовски красива. Я давно тебя не видел и… не мог отвести глаз, как только ты из машины показалась.
С неким упрёком смотрю на него. Однако по-женски я чувствую это разливающееся тепло. И ничего с собой не поделаю — оно просто есть.
— Это явно не то, — озвучиваю я с полуулыбкой.
Мы движемся дальше по коридору. А когда подходим к двери, я пропускаю его вперёд.
— Ты возобновил лечение? — наконец спрашиваю то, что крутилось на языке, но я всё оттягивала момент.
Включаю свет в прихожей, указываю раздеваться. Хотя это так глупо — он ведь жил здесь и всё знает.
— Я недавно в городе. Точнее — с сегодня.
Он оставляет своё пальто и, вопросительно вздёрнув бровь, спрашивает:
— Гостиная или кухня?
— Гостиная…
Мы движемся туда, а когда я в ожидании сажусь на диван, он выбирает сесть на ту же половину, но значительно дальше, чем когда-то раньше.
— Если что-то захочешь…
Гордей отрицательно качает головой, и его лицо приобретает рабочий вид. Так я называла все те моменты, когда включался Зарудный не муж — а Зарудный — важный человек.
— Это было не простое решение, и я считаю, что ты должна знать. Даже несмотря на наш развод. — сосредоточенно начинает мужчина: — Ты абсолютно, услышь сейчас, пожалуйста, абсолютно ничем не обязана и ничего не должна…. — в растерянности слушаю, а сама тем временем в уме перебираю варианты, о чем он: — Это полностью моя ответственность.
Одна из догадок после этих слов выбивается сильнее всего. И я уже знаю, что это про Пашу.
— Твой сын? — глухо я спрашиваю, на что Зарудный кивает.
— Да, Марта.
Я перевез его в Москву. — холодным душем звучат слова.Но, если ведь посудить, разве раньше я об этом не думала…?
Облизываю пересохшие губы, и на долю секунды отвожу взгляд в сторону.
— Хорошо, — наконец, звучит мое глухое: — Вы будете жить…
— Я намерен найти опытную и профессиональную сиделку, он, конечно, будет жить со мной.
Из слов бывшего мужа я понимаю, что здесь не фигурирует еще одна особа, которая, увы, в этом уравнении в любом случае есть.
— Не пойми неправильно, но тебе же и самому восстанавливаться надо, да и Ольга… — я пытаюсь мыслить рационально, однако, следующие его слова буквально вводят меня в ступор.
— Я отправил ее на лечение.
Теперь я, не моргая, смотрю в сторону Гордея.
— Ты что? — глаза готовы выскочить из орбит, потому что я чувствую насколько они расширены.
Я, безусловно, видела посылы, что женщина не в себе. Но…
— Специалист одного из психоневрологических центров осмотрел ее и…там нужна терапия. Причем не только медикаментозная. С таким неуравновешенным человеком оставлять ребенка, я бы посчитал себя скотиной.
В полной прострации сижу и молча смотрю сквозь Гордея. Я даже не понимаю свою реакцию сейчас. Не смогу просто проанализировать, потому что меня застали врасплох. Потому что эффект неожиданности здесь просто-напросто невероятных масштабов.
— Я говорю это тебе не с целью что-то доказывать, Марта, — вдруг продолжает он: — Я хочу вернуть тебе твою спокойную, безопасную жизнь. И хочешь ты того или нет, я это сделаю. А потом…
— Что потом? — перебиваю зачем-то быстро спрашивая.
Он встает с дивана, очевидно, заканчивая встречу, и с улыбкой вижу как сжимает кулаки.
— Потом я бы хотел каждую минуту твоего дня исцелять твою красивую душу, и реанимировать твое доброе сердце. Но я все понимаю, Марта. Все осознаю. — с горьким принятием звучат его слова, которые эхом повторяются в моих ушах.
После этого он выходит из гостиной в сторону коридора, а я так и остаюсь сидеть на диване.
Раздрай до основания, что я даже не замечаю горячую дорожку одинокой слезы, стекающей к губам. И я совершенно не понимаю, от чего я больше в таком состоянии.
Глава 58. Ольга
Три года назад
— Ты мне сегодня пожрать дашь или нет? — Андрей стучит кулаком по столу. По моему телу пробегает дрожь. Он вернулся после смены на скотобойне — уже прилично накатил. А я больше всего боюсь его в таком состоянии.
Агрессивный. Непредсказуемый. Он может ударить — я это знаю. Уже было. Поэтому молча, стараясь не раздражать его лишним словом, наливаю суп, ставлю перед ним.
— Андрюш, прошу тебя, не кричи... Паше...
— Как же я заебался, — он швыряет ложку в тарелку с борщом, и густые оранжевые брызги ложатся пятнами на белую, только что выстираную скатерть. — Я в своём доме что — не могу себя вести, как хочу? Паша то, Паша сё... Блядь... Нагуляла, а мне теперь терпеть этого инвалида всю жизнь.