Развод. Люблю другую
Шрифт:
Сейчас бы съесть чего-нибудь вкусненького и посмотреть слезливый фильм… Может, тогда я смогу выплакаться? До сих пор не получается этого сделать…
Я вторую неделю живу в доме и столько же работаю на новом месте.
Дую на ладошки, пытаясь согреться в ожидании следующего автобуса.
Домой приезжаю позднее обычного.
Сбрасываю промокшие сапожки, ставлю их под батарею в прихожей.
Споласкиваю руки и разжигаю камин. Дровишки бойко потрескивают, наполняя гостиную неповторимым ароматом зимы и уюта…
Может, со временем станет легче? Раны зарубцуются, а душа научится
Включаю телевизор и заказываю суши. Обнимаю подушку, пытаясь выдавить из себя слезы…
Не выходит… Воспоминания теснятся, как стволы деревьев в лесу… Не позволяют взглянуть в будущее, увидеть горизонт… Оно ведь есть, будущее?
Из раздумий меня вырывает звонок в домофон.
Уже и суши привезли.
Распахиваю дверь, замечая на пороге нахмуренного, высоченного… детину. То есть мужчину… Бородатый, широкоплечий, одетый в военный бушлат и кирзовые сапоги. В одной его руке – пышная ель, в другой – мальчишка лет трех. Два чемодана и сумка дополняют ужасающий пейзаж...
– Простите, вы… Вы, наверное, адресом ошиблись? Это Цветочная, дом семнадцать. Или вы… А где суши?
– Адресом, похоже, ошиблись вы, гражданочка… Вы кто? И что делаете в моем доме?
На меня будто мир обрушивается… Ну, не может судьба быть ко мне так жестока. Это, похоже, розыгрыш? Сейчас из-за угла выскочит папа или Федор Алексеевич и, широко улыбнувшись, воскликнут: «Сюрпри-из!»
Мужик будто дыру во мне высверливает… От его мощи поежится хочется…
Непонимающе хлопаю глазами и качаю головой…
А потом меня накрывает…
Глава 12.
Глава 12.
Максим.
Мне хватает секунды, чтобы оценить ошалевшую от моего вида дамочку…
Она точно не заблудшая ко мне в дом воришка. Одета хорошо, стильно. Тоненькая, с аккуратными, коротко подстриженными ногтями без лака и тщательно уложенными волосами…
Такие обычно руководят. Командуют подчиненными, оставляя на них грязную работу.
Кто же эта?
Я чертовски устал в дороге, а Петька, похоже, обмочился.
Все, о чем я мечтал – завалиться спать. Даже ужина не надо, черт с ним…
Моя жизнь и так в последнее время на фильм ужасов смахивает. Еще и она…
– Ну, чего вы моргаете? В последний раз спрашиваю – кто вы? Откуда у вас ключи и…
– Я… Погодите, мне…
Плохо ей, я и сам вижу… Спускаю Петьку с рук, снимаю с него промокшие ботиночки, куртку. Он виновато надувает губы, мешая мне снять с него штаны… Ну, точно, обоссался.
Дамочка скрывается в дверях гостиной, а потом… Давно такого не слышал… Она воет, как раненый зверь. Словно боль выпускает. Бьет тоненькими, как веточки руками подушку и что-то бессвязно шепчет…
Что-то вроде «за что и почему»…
Плачет и плачет… Успокаивается, а потом снова заводит шарманку…
В двери звонят. Курьер вручает мне пластиковый контейнер с суши и спешно убегает.
Дурдом какой-то, не иначе…
Разговаривать с ней сейчас бессмысленно. Ни черта не поймет, не услышит… Да и не сделает она мне ничего. Сама в шоке – по всему видно.
– Петенька, идем купаться?
В ванной миллион баночек. Пенки какие-то, кремы, патчи… Я и слов-то таких не знаю. Бросаю взгляд на
свое отражение в зеркале – уставший, заросший, злой… Мы почти трое суток в поезде ехали.– Горячая, Макс, – пищит Петька, когда я опускаю его в воду. Одежду сую в стиралку.
– Сейчас, малыш. Сейчас я помою тебя. Давай-ка спинку потру.
Пацана покормить надо, спать уложить… Ему, блин, ласка нужна, забота.
Может, использовать ситуацию и…
Вытираю Петеньку полотенцем и иду в единственную, свободную спальню… А тут снова ОНА… Аромат духов, баночки на тумбе, книги. Брошенные на кровать вещи…
Давно живет здесь, по всему видно…
– Извините меня за этот спектакль, – хрипло шепчет она, внезапно появившись за спиной. – Просто… Вот документы. Я сняла этот дом. Заплатила за год. Борис Лазаренко показал мне паспорт, понимаете? Он его показал. И выписку из ЕГРП тоже… Мой адвокат все проверил, подтвердил подлинность… То есть… Вы владеете этим домом совместно с ним?
Красивая такая… На Софи Лорен в молодости похожа… Испуганная, раскрасневшаяся от слез. Подбородок дрожит, густые, блестящие волосы растрепались…
Всхлипывает, руки заламывает…
– Меня зовут Максим Вересаев. И я единственный владелец этого дома. Дайте-ка, мне взглянуть? – беру бесполезные бумажки из ее ладоней, прекрасно понимая, чьих это рук дело. – То есть вы лишились всех своих сбережений?
– Ну да… Я с мужем развожусь. Меня выгнали из дома. Эти деньги, они… – горько хнычет она. – У меня нет больше ничего. Еще и адвокат…
– Варвара, так? – хмурюсь я, замечаю скользнувшую в ее взгляде тень страха.
Рожа у меня подозрительная, понимаю… Мне бы побриться, помыться… Отоспаться немного. Может, тогда я смогу адекватно воспринимать информацию?
– Да. Варвара Кирсанова. Я работаю гинекологом в больнице. Максим, что мне теперь делать? Давайте полицию вызовем? Я не против, – разводит она руками.
– Не надо никого вызывать. Я знаю… злоумышленника. Кстати, вот документы на дом. И мой паспорт, взгляните страницу с пропиской.
Выуживаю из скрытого под картиной тайника свидетельство о праве собственности на дом и договоры с поставщиками услуг.
Варвара таращится на бумаги и тягостно вздыхает.
– Кому понадобилось так меня подставлять? Интересно, дело во мне или…
– Нет, не в вас. А Борька… Никакой он не Лазаренко. Вересаев, как и я… Он мой родной племянник. У нас тоже непростая ситуация в семье.
– Ничего себе… Так я паспорт его видела. Оригинал паспорта. И выписку, он ее…
– Он веб-дизайнер. Ему не составит труда состряпать любую выписку. И паспорт поддельный сделать. Деньги он, небось, попросил у вас наличными?
– Да. Бо-оже… Какая же я дура. Где его теперь искать? – протягивает Варвара. – Максим, вы извините, что я лезу… Может, вашего сына покормить нужно? Вы с дороги?
– Да. Только суши он есть не будет. И Петька не сын мне… Он мой племянник. Его маму – мою сестру я похоронил месяц назад. Она умерла от лейкоза. Такие вот дела…
– Я очень сочувствую вам. Вы меня сегодня не прогоните?
– Сегодня – нет.
Варвара вздыхает и обнимает себя за плечи. Выгнали, ее, значит? И какому дебилу это в голову пришло, не понимаю?