Развод. Он влюбился

— В позе индейки, надетой на вертел?

— Она смотрела в душу!

— Какая душа, Леш? Ты о чем? Она смотрела в трусы и кошелек.

— Хватит поливать ее грязью! Ты не знаешь, какая она!

— Ммм, зато ты, наверное, знаешь как облупленную. Изучил вдоль и поперек по тем самым фотографиям.

— Да отвалите вы от этих фотографий! Это вообще не ваше дело! — завелся он, — Дашка не имела обсуждать это с тобой.

— Это ты от Даши отвали. Она молодец. Лучше скажи, Мариночка уже начала намекать, что не слишком ли жирно оставлять бывшей жене весь дом, купленный в браке?

— Хватит, Лен! Дом останется тебе вне зависимости ни от чего!

— Значит, начала, — хмыкнула я, — шустрая.

— Довольно! Я не хочу больше разговаривать на эту тему, — в его голосе зазвенела сталь, — я свое слово сказал. Дом остается тебе. Остальное — не твое дело. Я нашел подхваты в ЗАГСе, если ты согласна на те условия, что мы с тобой обговаривали, то нас могут развести быстрее. Не придется ждать месяц.

— Так не терпится воссоединиться со своей курочкой?

— Да, Лена! Не терпится! — огрызнулся он, — у нас…

— Да-да, я в курсе. У вас любовь и фейерверки, можешь не повторять. Я согласна, пусть хоть завтра разводят.

Очевидно, что чем быстрее в документах появится отметка о разводе, тем лучше. Если Марине дать больше времени, она будет планомерно капать ему на мозги и рано или поздно прогнет в свою пользу. Как там говорят, ночная кукушка всегда дневную перекукует? Этого я допустить не могла.

— А тебе так не терпится развестись со мной? — съязвил, копируя мою интонацию.

— Да, Алексей. Не терпится! У меня планы на жизнь, в которых нет места предателям. Я очень надеюсь, что после развода наши пути больше не пересекутся.

В трубке на миг повисла тишина, потом Леша внезапно осевшим, надломленным голосом произнес:

— Лен, ну зачем ты так? Я ведь тоже переживаю. Столько лет вместе…

— Бедняга. Мне тебя искренне и от всей души…не жаль.

— Мы же не враги. Я все пытаюсь сделать по-человечески.

Ага, по-человечески, как же…

Сначала передергивал на голые фотографии неизвестной девки, потом в моем же доме оттарабанил подругу дочери, затем выгнал саму дочь, доведя ее до нервного срыва. До самого основания разрушил все, что у нас было. А так да, по-человечески. Просто человек с большой буквы М.

Вслух снова ничего не сказала, только холодно провела границы:

— Мы не останемся друзьями и общаться не будем. Разводимся и каждый идет своей дорогой.

— Как знаешь, — после некоторой паузы, — Я пытался.

Хотелось сказать, что он может подтереться своими попытками быть хорошим после того, как повел себя как самое настоящее говно, но какой в этом смысл? Он все равно ничего не поймет, потому что окрылен новой любовью, а на все остальное ему наплевать.

— До свидания, Алешенька. Как будут новости по разводу – дай знать.

После разговора с мужем даже красивая чашечка не могла спасти от дурного настроения. Я сидела, постукивая пальцами по подлокотнику и смотрела на дождь. В голове крутились разные мысли, в основном хреновые и крайне хреновые.

Марина, конечно, молодец. Хитро придумала. Слала фоточки, показывая все, кроме самого сладенького, нагнетала, распаляя интерес и любопытство, но трусы на месте оставались. Подводила к грани, но последнюю черту не переступала, ведь в женщине всегда должна быть загадка, которую хочется разгадать. И мой муж, увидевший там практически все, горел желанием добраться до финала, поэтому, когда этот финал замаячил не на снимках, а в реальной жизни, нырнул в него, как в омут с головой.

А что, если дело не в Марине? Не только в Марине?

Может, все эти годы я была так слепа, что не замечала в Леше «тяги к прекрасному»? Вроде не дура, внимательная, замечать детали и делать правильные выводы умею, а тревожные звоночки просмотрела. Они наверняка были. Не такие явные, как задержки после работы, пароли на телефонах и следы от помады на рубашке, а что-то по мелочи. Сейчас уже и не вспомнить. Да и на фиг вспоминать? Только душу себе травить, а ей и без того так плохо, что сдохнуть охота.

Надо думать, о том, что дальше.

Впереди развод.

Какое скупое слово. Развод. Этому процессу больше бы подошло: разрыв или разлом. Или надрыв, или крушение жизни, или мать-его-сраная-катастрофа. Много эпитетов можно подобрать, но ни один из них и близко не отражал то, что сейчас творилось у меня внутри.

Чтобы не потонуть в сожалениях и боли я усилием воли переключила себя на мысли более приземленные и прагматичные.

Хоть Жданов и пытался это отрицать, но Мариночка, уже начала прощупывать почву на предмет того, как бы прибрать к рукам если не весь дом, к которому она вообще никакого отношения не имела, то хотя бы половину. Уверена ей и наш бассейн зашел, и гостевой домик, в котором она трусы перед моим мужем сняла. Да и сам дом понравился. А как он мог не понравиться? Мы его с любовью строили, для себя. Напитывали солнцем, счастьем и душевной теплотой.

Она наверняка, грезила, как будет вот так же сидеть на террасе, накутав ноги пледом и смотреть на дождь, или беззаботно резвиться в воде. Будет гулять по моему саду или сделает перестановку в нашей спальне.

Меня коробило от одной мысли, что эта дрянь попытается запустить когти в это место. До тошноты передергивало, стоило только представить, как она будет ходить по комнатам, накручивая своей голой жопой.

Мерзота какая. Бррр.

У Марины было мало времени на проработку Алексея, а у меня еще меньше. Я не могла оставить это на самотек, поэтому сделала пару звонков. Своих подхватов в ЗАГСе у меня не было, но через третьи руки удалось найти небольшой выход и хоть как-то ускорить бракоразводный процесс и со своей стороны.

Боже…

Я не верила, что занималась этим. Что пыталась поскорее развестись с человеком, хотя еще неделю назад считала, что мы вместе и навсегда. Как быстро моя жизнь из понятной и радостной превратилась вот в это! Эх, Леша, Леша. Что же ты натворил…

За спиной послышались тихие шаги

— Мам…

— Привет, Даш, — я натянуто улыбнулась. Кажется, лицо напрочь забыло, как это вообще делается.

Дочь села на соседнее плетеное кресло, нахохлилась как воробей и молча уставилась на свои подрагивающие ладони.

Она как будто меньше стала. Усохла, сдулась, и в то же время повзрослела лет на десять за одну ночь. Под глазами запали густые тени, у рта – горькие складки. Но хуже всего было видеть выражение ее глаз. Сияющая, веселая девочка из них исчезла.

— Мам, я слышала, о чем ты говорила по телефону.

Я кивнула, но ничего не сказала, ожидая продолжения.

— Развод с отцом…— она нервно дернула плечами, — это правильно. Прости, что я требовала от тебя смириться и принять его обратно. Не надо никого принимать.