Развод. Он влюбился
Шрифт:
— Да, он как бы и не рвется. Его все устраивает.
Она сгорбилась еще сильнее:
— Нас это больше не касается.
Закусив губы, я отвернулась, сделав вид, что снова увлечена дождем. Было больно смотреть на дочь. Как же ее ломало от всего этого, как мучило.
Мы посидели так некоторое время, потом Даша снова заговорила:
— Я слышала, как ты говорила с отцом про наш дом. И…я не хочу в нем больше жить. Он душит меня.
— Хочешь отдать его папочке? Чтобы он привел сюда свою пи…писаную красавицу? Чтобы она тут шныряла, как хозяйка и делала все, что захочет?
Дашка
— Нет, мама. Я просто не могу тут больше находиться. Ни в этом доме, ни в этом городе. Здесь все пропитано воспоминаниями. Мне тут страшно и больно. Я не хочу видеть сочувствие в глазах знакомых и друзей, не хочу отвечать на вопросы. Не хочу даже случайно пересекаться с отцом, а город слишком маленький и это непременно произойдет. Не хочу слышать сплетни о том, что его где-то видели с Мариной, — едва шелестела она, надломленным голосом.
— Понимаю. Может, тебе вернуться в столицу? Проведешь спокойно каникулы вдали от этого всего. Я могу приехать, как только разберусь со всем этим бедламом. Погуляем.
Она удрученно мотнула головой:
— В универ я тоже не вернусь.
— Даша!
— Не вернусь, — упрямо повторила она, — Учиться с Мариной в одной группе? Слушать, ее рассказы о том, как они с отцом счастливы? Слушать, как она хвалится тем, что он приезжает к ней, а не ко мне? Она будет этим хвастаться, поверь мне. Будет специально доводить и насмехаться. Я не справлюсь. Я не боец…
Я зажмурилась.
Жданов, скотина похотливая! Что ты натворил?! Так сильно хотел увидеть продолжение пошлой фотосессии, что не только мою душу растоптал, но и сломал будущее собственной дочери.
— Дарья, ты должна понимать, что это очень важное решение, которое повлияет на всю твою дальнейшую жизнь.
— Я понимаю, — уныло отозвалась она, — но у меня нет сил. Я просто не смогу каждый день видеть Марину. Не смогу.
— Я понимаю, зрелище не из приятных. Но ты уже отучилась больше половины. Может академ взять? За год придешь в себя и вернешься к учебе?
— Ты думаешь это что-то изменит? Я ведь всегда всем твердила, какой у меня классный отец, хвалилась им направо и налево. И если вернусь, хоть сейчас, хоть через год – буду посмешищем. Кто-то пожалеет, а кто-то скажет, так ей и надо. А Марина будет подливать масла в огонь. Она ведь завидовала мне все это время, а я дура тупая не понимала. У нее отца никогда не было, жила кое-как с матерью, которая была больше занята своими делами, чем дочерью. А тут я такая нарядная, со своим восторженным «у меня такой обалденный папочка! Такая семья такая прекрасная! И вообще все у меня супер!». Вот и получила, — глухо проговорила она, — сама виновата…идиотка. Урок на будущее.
К черту такие уроки.
— Хватит, Даша, — сказала я, устало откидываясь на спинку кресла. Мне хватило ее извинений этой ночью. Я не готова к новому витку самобичевания, — лучше давай обсудим твою учебу. Это очень серьезный шаг.
— Я понимаю, мам, и не собираюсь полностью бросать. Переведусь на заочный и закончу обучение, а пока буду работать. Так многие делают. Не я первая, не я последняя.
Так-то, вариант рабочий, но мне было невероятно обидно за дочь.
В один миг закончилась и ее вера в отца, и беззаботная студенческая жизнь. Все перевернулось с ног на голову и полетело в тартарары, потому что одна хитро сделанная рассыльщица фотографий стала давиться от зависти. Правильно люди говорят: счастье любит тишину.— Давай обсудим это чуть позже, после того, как развод состоится. В любом случае дом я Марине не отдам, скорее сожгу, чем позволю этой дряни здесь обосноваться. Если хотят – пусть строят свое гнездо сами.
— Ты молодец, мам, — грустно улыбнулась она, — я тобой горжусь. Ты очень сильная и решительная.
Знала бы ты, девочка моя, чего эта решительность мне стоила, и как отчаянно мне хотелось забиться в уголок и рыдать там, оплакивая наши разбитые мечты.
Еще немного посидев со мной, Даша ушла к себе. Сказала, что не здоровиться из-за нервов, но подозреваю, ей точно так же хотелось забиться в свою нору и побыть одной.
Я не стала останавливать. Пусть идет. Мне и самой хотелось одиночества и тишины. Однако позвонила Олеся и, как только я подняла трубку, завопила:
— Скажи, что это неправда! — ее голос звенел от напряжения.
— Ты о чем, Олесь? — устало вздохнула я.
— Я видела Лешку с какой-то малолетней шаболдой, и он сказал, что это его новая любовь, а с тобой он разводится!
— Все так. Мы разводимся. У него новая любовь.
— Он совсем что ли умом тронулся? Какая на фиг новая любовь?!
— Вот такая, самая распрекрасная любовная любовь.
— Да бред это, Лена! Бред! Сопля мелкая нарисовалась, мозги ему запудрила, вот он дурак старый и поплыл. Скоро поймет, что фигней страдает, и что лучше тебя в этом мире нет и не будет. Я прямо сейчас пойду к нему и за волосы эту курву оттаскаю.
Еще одна защитница бедного обманутого мальчика, попавшего в лапы коварной соблазнительницы.
— Поздно. Дашка уже это сделала.
— Молодец, девочка! Позвала бы меня с собой, мы бы вдвоем эту сучку так раскатали, что бежала бы, боясь оглянуться. Будет знать, как к женатым мужикам лезть и мозги им пудрить.
— Олеся, давай сразу точки над i расставим. Ты хочешь, чтобы я его простила и приняла обратно? Я правильно поняла?
— Ну…Лен…вы же идеальная пара… вы… — замялась она.
— А рассказать тебе, как все было на самом деле? Уверена, Леша в подробности не вдавался.
И я вывалила все. От и до, начиная с фотографий и заканчивая тем, чем обернулся поход Даши к любимому папочке.
— Ну как? — спросила в конце, — прощать? Принимать обратно?
К концу моего рассказа ее воинствующий запал окончательно скис:
— Прости, — горестно вздохнула она, — это я так, от страха и неожиданности. Он, конечно, мой брат, но повел себя как последний му... Таких гнать от себя надо. Но…черт…Ленка…у меня слов нет. Вы сами-то как там?
Я не стала врать:
— Хреново, Олеся. И мне и Дашке. Я держусь, потому что нужно с разводом поскорее разобраться, пока эта пиявка не начала высасывать из него в полную силу, а Даша совсем расклеилась. Хочет бросать учебу.
— Твою ж дивизию, — вздохнула она, — девчонки мои бедные. Жалко вас как.