Ребенок от убийцы брата

Удивительно, но даже после всех моих манипуляций, она так и не проснулась.

Пока я усаживал на заднее сидение Ромку, пока прилаживал коробки, вещи Оксаны, вспомнил про её бессонную ночь — охрана же заметила, что у моей девочки всю ночь горело окно.

«Вот и разгадка».

Проверив, чтобы всё было нормально, подмигнул Ромке и завёл машину.

Ромка честно показывал мне дорогу. Сидел прямо за мной и хлопал по плечу. То по левому, то по правому, то просто протягивал руку с указательным пальцем вперед.

Возможно, это была гордость отца, но скажите, какой ещё ребенок в семь лет мог бы додуматься до подобного? Он соображал куда лучше, чем некоторые взрослые— и уж точно куда лучше своих ровесников.

«Подожди, скоро тебе будут доступны лучшие учителя из лучших школ моего города. А, впрочем, если надо, то можно прихватить твою нынешнюю учительницу — если Оксана посчитает, что так будет лучше».

Оксана проделала большую работу — и я полагал лучшее, что смогу сделать я — прислушиться к её мнению.

Правда, мысли о будущем быстро сменились более прозаичными вещами: к дому сиротки и моего парня мы подъехали, только вот как зайти к ним домой?

Я не щепетильный: если бы пацана не было рядом, я бы спокойно покопался в рюкзаке у сиротки. Но Ромка смотрел прямо на меня… а я не хотел, чтобы этот момент стал одним из его первых воспоминаний об отце.

Пришлось жестами объяснять, что мне нужны ключи — и попросить его самого достать Оксанины ключи от дома.

А потом мы поднялись наверх, в их квартиру.

Пока Ромка, положив коробки с пиццей на пуфик, раздевался в прихожей, я с Оксаной на руках прошёл прямиком в комнату. Определил сиротку на диван. Оказывается, у пацана была нормальная кровать, да и вообще часть комнаты очень остроумно была перевоплощена в детскую, а вот сиротка спала на старой софе.

«Ну, естественно!»

Впрочем, все матери такие, а сиротка была самой настоящей матерью моему парню.

Высвобождая Оксану из своей куртки, я осторожно приподнял её хвост, попутно удивляясь тому, насколько мягкие у неё волосы. Вряд ли это девочка могла позволить себе нормальный уход в нормальных салонах красоты, а волосы всё равно такие шелковистые, что хочется зарыться в них лицом и закрыть глаза.

Интересно, какие они на запах?

Покосившись на дверной проем, я осторожно навис над сироткой и быстро понюхал её волосы.

Не знаю как, но от девицы пахло свежестью. Не должно было: она же целый день в офисе сидела, потом ещё к адвокату бегала, и тем не менее: приятный запах шампуня, мыла… и никаких тяжелых духов, которые обычно дико меня раздражали.

Положив куртку на пол, я принялся снимать с сиротки обувь — чтобы можно было нормально, «целиком» положить её на софу.

Когда я взялся за её сапоги, меня перекосило.

Резко и сильно — чего со мной не случалось уже много лет.

Просто в этой жизни существовало совсем мало вещей, которые могли заставить меня почувствовать себя тварью.

Я не относился с безупречным пиететом к женщинам — насмотрелся за годы работы на всяких. Покупал с помощью денег одних, привлекал с помощью связей других. Забавлялся с ними в волю, не чувствуя за собой никаких обязательств. Гнал к врачу, когда редкие подруги пытались поднять денег с помощью фальшивой беременности — и контролировал этот процесс от начала до конца.

Да что там, я даже не постеснялся залезть в медкарту единственной хорошей девочки, что случайно оказалась в моём мире. Испытывал ли я неловкость или сожаление — не особо, я всего лишь добывал информацию для своего начальника и лучшего друга.

Что касается мужских разборок, то тут для меня вообще не было никаких границ, лишь слабые стороны моего противника: одного проще уничтожить финансово, другого (кого нельзя сломать потерей денег) всегда можно поломать в прямом смысле этого слова. Жизнь — джунгли, а мы в ней — хищники.

Да, мне было жаль, что брат сиротки умер, но я не испытывал большого раскаяния в случившемся: эта была случайность, которую «запустил» сам парень и неверная бывшая.

Я уже давно был толстокожим циником, которого мало что могло тронуть в этой треклятой жизни.

Но сейчас, стащив с ножки моей усталой девочки сапог, я почувствовал себя настоящей сволочью.

Потому что мать моего ребенка носила сапоги с потрескавшейся подошвой. Вроде бы зимние сапоги!

Я представил, что она в них целый день бегала… и весь ужин с нами просидела — с промокшими ногами в этой дурацкой дешевой обувке! Я тут же припомнил выговор матери, когда она впервые позвонила мне — до меня только сейчас дошло, что мать имела в виду.

Да я обычно на случайных девок в день больше тратил, чем Оксана зарабатывает за месяц!

А она ведь эту зарплату не только себя, но ещё и пацана моего тянет.

Сняв второй сапог, я решил заодно и снять с неё промокшие носки, один из которых был аккуратно заштопан.

Заштопан!!! Кто в наше время штопает носки, кроме старушек в деревне, которым просто нечем заняться?

Мне очень хотелось открыть её шкаф и проверить остальные вещи. Просто, чтобы убедить себя, что это всего лишь совпадение… может, ей эти носки чем-то дороги, а сапоги прохудились только сегодня.

Нет, я, конечно, верил в сказки, но не до такой степени.

«Значит, Мексика пока отменяется», — мысленно сделал я себе зарубку. — «Поедим на шопинг в Эмираты».

Взяв оба сапога и куртку, я вышел в коридор, чтобы самому снять ботинки, а заодно проверить Ромку, который к моему появлению уже оказался на кухне с планшетом в руках.

Я жестами ему показал, что его мама ещё спит.

Рома кивнул — явно сообразив, что я имел в виду.

А вот дальше вышла засада.

Попросив у него на минутку планшет, я нашёл приложение, где можно было печатать слова, и написал ему:

«Пока твоя мама спит, можешь поучить меня жестовому языку?»

Прочитав моё сообщение, Ромка тут же кивнул.

Оксана

Ни за какие коврижки я не отправилась бы с этим гадом в ресторан. Но Валеев меня перехитрил.

Он ведь сказал: поехали домой, ребенок голодный — ну, я наивно подумала, что мы и едем к нам домой.

Не то, чтобы мне хотелось принимать его у себя дома… но выбора всё равно не было, а выяснять отношения на своей территории казалось проще и безопасней.