Red is my favourite colour
Шрифт:
***
— Она всегда всё терпела, — желчно выдал Уильям. — Никогда не жаловалась, не давала отпор, смиренно глотала все оскорбления, чем бесила ещё больше.
— Какой же ты урод, — сквозь зубы процедила я.
Образ матери в моей голове рушился стремительно и очень болезненно: я всегда представляла её стервозной звездой школы, чья нежелательная беременность испортила бы её карьеру и личную жизнь. А тут…
Стало нестерпимо жаль её. Захотелось обнять, прижать к себе и попросить прощения. За все те гнусные мысли, когда я считала, что она бросила меня по своей воле. Сейчас же пазл складывался,
— Ха! «Урод». Я и не такое слышал в свой адрес, так что придумай что пооригинальнее. — Уильям немного помолчал, а затем продолжил. — Как снег на голову свалилась новость о том, что Сара беременна. Она и до этого не так много времени уделяла тренировкам с древней магией, а тут и вовсе перестала появляться в Выручай-комнате. Бродила по лавкам и выбирала тупые чепчики да пелёнки. И всё из-за тебя!
Было ясно, что эти воспоминания бередят его душу, илом с речного дна поднимают злость и негодование. То же самое творилось и со мной.
— Из-за меня?! Я что, просила себя рожать? Ты в своём уме?
Он будто не слышал меня, а лишь безостановочно причитал:
— Кто только вдалбливает всю эту чушь в ваши тупые головы?! Про семью, преданность, верность — всё это полный бред! Эти рабские традиции надо искоренять, уничтожать!
Уничтожать?..
— Так бедные волки пострадали из-за своей врождённой преданности? — догадалась я.
— Ненавижу преданность. Она сковывает, лишает свободы. Ненавижу, что после стольких попыток стать анимагом в конце концов превращаюсь в это.
— Думаешь, все твои несчастья из-за анимагической формы? — съязвила я, вконец потеряв остатки терпения. Отмахнулась, как от назойливой мухи. — Что случилось с матерью?
Гробовое молчание длилось от силы полторы минуты, но мне они показались вечностью.
Высокий пушистый тростник, растущий прямо около воды, приветливо шуршал и даже успокаивал. Гребешки волн, появляющиеся от студёного ветра, гипнотизировали, и казалось, что где-то там весело плещется рыба, кипит жизнь. На иссиня-чёрном небе загадочно укутался туманной вуалью месяц. Он немым свидетелем наблюдал за развернувшейся на земле очередной семейной драмой.
До чёртиков хотелось плюнуть на всё и спрятаться. Раствориться, слиться с сумраком леса, притвориться хоть мхом, хоть пнём — лишь бы все от меня отстали.
Август 1874г.
— Сходи к повитухе или к кому вы там ходите, пусть избавится от этого!
— Уильям! Что ты такое говоришь?
Сара, как половая тряпка, ползала на коленях, умоляя меня оставить ребёнка. Я злился на неё за то, что плюёт на свой дар, ставит ещё не родившегося младенца превыше всего, забывает обо мне.
— Срок уже большой, повитуха ничего не сделает! Я не позволю! — её лицо исказилось гримасой страха, и мне на секунду стало её жаль. Я подумал: «Может, ребёнку передастся её дар, и я смогу вырастить из него нечто большее?»
В голову закралась мысль, что Сара нарочно тянула до последнего, чтобы стало невозможным избавиться от плода — но всё это стало неважным, когда родилась дочь, и мы поняли, что она унаследовала способности своей матери.
— Моему счастью
не было предела! Днями и ночами я грезил о том, что наступит день, когда ты вырастешь, и я сделаю из тебя настоящую волшебницу. Настоящего бойца. Ты будешь лучше меня, лучше своей матери, лучше всех этих добреньких стариков, учащих нас, как жить. Но тут вмешалась его тётка. — Уильям неожиданно указал пальцем на стоящего вдалеке Гаррета. Тот встрепенулся и заметно напрягся. — Она никогда меня не любила. Эти Уизли, они вечно лезут не в своё дело. Тогда она только-только заняла пост заместителя директора, и её амбиции взлетали выше, чем гиппогриф.— Матильда?.. — я опешила, и весь мой вроде бы собравшийся воедино пазл снова рассыпался. — При чём тут Уизли?
— А вот ты у неё и спроси, какого чёрта она сунула свой нос в наши с Сарой семейные дела?!
Гаррет на негнущихся ногах медленно придвигался к нам, а я в свою очередь отступала к нему — дело приобретало странную и подозрительную завязку. Я чувствовала, что Гаррету надо уходить отсюда. И поскорее.
— Что она сделала? — вмешался Себастьян.
Нам всем хотелось поскорее добраться до сути.
Апрель 1875г.
— Ей всего лишь месяц! Как вы можете разлучить мать и её дитя? — вопрошала Сара, как всегда наматывая на кулак сопли. Матильда сочувствующе стиснула её ладонь и жалобно поджала губы.
— Пойми, Сара, твой муж… он монстр, — еле слышным шёпотом, будто я не мог услышать его, стоя за приоткрытой дверью.
— Кто ты такая, чтобы тут распоряжаться? — я ворвался в комнату, и лицо Матильды скривило злостью и ненавистью.
— Я уже всё сказала Саре. — Она встала из-за стола, важно поправляя ворот пальто. — Если не хочешь, чтобы я доложила в Министерство о твоей незаконной анимагической форме, сделайте так, как я велю. Я в свою очередь обещаю позаботиться о вашей девочке.
— Она ушла, а я всю ночь убеждал жену уехать. Спрятаться, да хоть бы отправиться в Россию — нас бы здесь никто не стал искать!
Я горько усмехнулась — мы так же думали, и вот, что в итоге получилось…
Уильям запальчиво продолжал:
— Но эта дура пошла всё-таки на следующий день к Матильде, и та уговорила её сдать тебя в маггловский интернат, да так, чтобы я об этом не узнал! Твоя мать предала меня! Предала мою мечту!
Его глаза становились безумнее с каждым словом. Они сумасшедше сверкали в лунном свете, и по моей спине полз холод. Этот человек — мой… отец?
Я всегда представляла его себе добрым, смешным, весёлым.
Кое-где седым, с морщинками на лбу, со смешными усами и трубкой в зубах…
Чёрт, я всё это время считала отцом совершенно чужого мне человека, тогда как родной оказался настоящим подонком.
— Ты сам себя предал, Уильям, — холодно произнесла я. — И не только себя. Жаль, что за столько лет ты так и не сделал правильных выводов.
Май 1876 г.
— Прошу тебя, Сара, скажи, куда она отнесла Амелию?! Я не могу без неё, я тоскую!
— Уильям, ты тоскуешь не по ней, а по её способностям. Я тебе теперь не нужна без них, верно? — огромные глаза Сары налились слезами, и мне в очередной раз стало противно от этого зрелища. Только и умеет, что давить на жалость!