Редакционное задание

— Ваше замечание, безусловно, имело бы право, если бы на нас напал реальный бомж. А это — безумная тварь, поверьте, обученная и подготовленная ничуть не хуже, чем я. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы скрутить его. Это — побочный продукт «идеальных». Их называют «выбраковка». И более опасных монстров представить трудно. А ещё… — Ираклий засовывает руку за пазуху и вытаскивает всю потемневшую от вязкой блестящей жидкости, — …он…кажется…меня достал… Прости, Лесь…

Сказав это, Базиров медленно оседает, а потом и вовсе заваливается набок, теряя сознание.

— Ну звездец! — взрывается Марта.

Она оглядывается в поисках какого-нибудь оружия и поднимает лежащую неподалёку корявую ветку. Я сжимаю в кармане ветровки газовый баллончик: всегда ношу его с собой на всякий случай.

И он, кажется, представляется — в нашу сторону движутся чёрные мрачные тени. И это явно — не сектанты…

Они надвигаются, а нас буквально пригибает к земле. Я не верю во всю эту хрень про ауру и энергетику, но сейчас ассоциации рождаются именно такие.

Движения у теней смазанные. И я понимаю — скорость. Такая, за которой трудно уследить человеческому глазу. В голове некстати всплывают рассказы Ираклия о «выбраковке», что они — самые опасные твари.

Начинает лихорадить.

Позади себя я слышу сдавленное шипение. Оборачиваюсь, вижу, что Ираклий приходит в себя, садится, а потом, держась за стену, встаёт. Сейчас, в отблесках факелов, видно, что его защитная куртка вся пропитана тёмной жидкостью.

Господи! Да ему же в скорую надо!

Ко мне медленно подбирается паника.

И когда я подскакиваю к нему, намереваясь поддержать, он лишь злобно зыркает на меня и хрипит:

— За спину!

Я едва ли успеваю юркнуть за него, походя думая, как бы удержала такую махину, как на Ираклия налетает чёрная тень.

Вторая — хватает Марту, закрывая ей рот рукой.

Ираклий принимает первый удар на согнутую в локте и поднятую вверх руку.

Пошатывается, но не падает, лишь удивлённо тянет:

— Лис?! — и опускает руки.

— Ирий?

К моему вящему удивлению противники обнимаются, как старые друзья.

Тот, кого Ираклий назвал Лисом, чуть ниже его ростом, и во всполохах факелов его шевелюра будто горит.

— Брат, да ты ранен! — взволновано говорит и помогает Ираклию опереться о стену.

Тот отмахивается:

— Так. Пустяковая царапина. С «выбраковкой» сцепился.

— Вот мрази! Они что этих упырей на свободу выпустили?

— Похоже, тот сбежал… — Ираклий тяжело дышит и втягивает воздух сквозь зубы, — совсем дикий… грязный…

Ираклий прикрывает глаза и приваливается плечом к стене, видимо, собираясь с силами.

Обнимаю его за пояс, утыкаюсь в мокрую куртку.

Чёрт! Надо бы скорую вызывать! Только что здесь за адрес?

От печальных размышлений меня отвлекает голос Марты:

— Кирилл! Ты идиот! — вопит она и лупит того, кто её держал, по чём достаёт.

— Взаимно не рад тебя видеть, — отвечает ей высокий мужчина в чёрном камуфляже, уклоняясь от ударов. — И хотел бы знать, что ты здесь делаешь?

— Они моего деда забрали! — со слезами в голосе выкрикивает Марта.

— Профессор Зорин — твой дед? — удивляется мужчина.

— Да! — зло кричит она и топает ногой. — Чурбан ты бесчувственный! Не зря тебя жена ненавидит!

Он игнорирует её выпад и отвечает с лёгким ехидством:

— Воистину, природа отдыхает не только на детях, но и на внуках, — пренебрежительно резюмирует её собеседник.

Голос у него низкий, но не мягкий — наоборот, стальной, властный. Таким обычно отдают приказы. Примерно такой голос и у генерала Воравских. А дальше цепочка встраивается сама: Воравских — его дочь Дарина Тихомирова — её муж Кирилл Тихомиров.

Так вот ты какой, Кирилл.

А он тоже — более чем идеальный. Девичья мечта. Высокий, стройный, широкоплечий, темноволосый. Красивый, но холодной надменной красотой потомственного аристократа.

Мысленно рисую рядом с ним хрупкую белокурую Дарину.

Обворожительная пара получается.

Вот они и впрямь истинные — потому что даже в представлениях удивительно подходят друг другу.

Но додумать не успеваю… Позади нас раздаётся почти радостный голос:

— Ну, вот и «идеальные» пожаловали! Мы только вас и ждали.

Оборачиваюсь, чуть отлипая от Ираклия, и теряю дар речи.

Перед нами тот самый тип с фотографии в газете — лже-Качинский, или Правов, или как его там ещё.

Ухмыляется он сейчас самодовольно и неприятно.

И, несмотря на то, что рядом — высоченные «идеальные», на фоне которых он — плюгавый хлюпик, от него исходит нехилая угроза…

А угрозы за сегодняшний день я научилась не игнорировать.

Глава 11

Кирилл Тихомиров выступает вперёд и буквально нависает над невысоким Правовым. Тому приходится задирать голову. Однако и при этом он вовсе не выглядит подавленным. Наоборот, на тонких губах змеится торжествующая улыбка.

— Кирилл Владимирович, какая приятная встреча, — говорит Правов и раскрывает объятия, как дорогому другу.

Тихомиров отшатывается от него.

— Я так не считаю, — отзывается он. — И, полагаю, что вы заигрались.

— Что вы, — тянет Правов, — представление только начинается. Как раз вас и ждали! Идёмте, — он машет узкой ладонью в сторону поляны, где адепты движутся по кругу, выкрикивая фразы на арамейском и поднимая в воздух чаши, напоминающие усечённые человеческие черепа.

Ну и мерзость!

Я вижу, как недобро сужаются глаза Кирилла, как полыхает яростью рыжий Лис, ощущаю, как сильно сжимает мою руку Ираклий.

Чёрт, у него просто ледяные пальцы! Он же теряет кровь! Он недавно в обморок падал!

Мне хочется вопить, трясти всех, требуя оказать Базирову немедленную помощь.

Правов, как стервятник, чует кровь — замечаю, как трепещут его ноздри.

Урод, как он меня бесит! Больше всего на свете я желаю, чтобы он сгорел в аду заживо, но…

Но я хочу знать, что задумал этот безумец. Зачем он затеял этот спектакль?