Репортаж ведет редактор
Шрифт:
Самыми «пионерскими» месяцами в году считались два месяца летних каникул.
Еще, бывало, до окончания школьных занятий далеко, а детдомовцы уже начинают разговоры о том, куда и когда ехать в «разведку», кто поедет. Малышей в «разведчики» не брали. Требовалось прожить на свете четырнадцать, самое малое тринадцать лет, чтобы иметь право отправиться в «разведку».
Этим заманчивым словом именовалась подготовка лагеря к приезду ребят. Летом 1927 или 1928 года меня впервые назначили в «разведкоманду». Прибывший с нами к месту будущего лагеря воспитатель Сергей Сергеевич Кашин — отличный легкоатлет и заядлый рыболов — объяснил «боевую задачу», пожелал успеха и отбыл в город, в детский дом. Мы, десять «разведчиков», остались выполнять поставленную задачу без взрослых. Самому старшему — «начальнику разведки» — было пятнадцать лет.
Место,
Для ночлега облюбовали сарай. Разложили в нем на полу свои богатства — одеяла, котомки с хлебом и сухарями, мешок с картошкой, котелки, чайник. Разобрали «оружие» — пилы, топоры, молотки, клещи — и сразу же пошли в корпус.
И на первом и на втором этажах бросились в глаза кучи мусора, запыленные штабеля досок и брусьев, ощетинившихся кое-где согнутыми ржавыми гвоздями, — как видно, остатки, разобранной деревянной постройки. Задача, поставленная Сергеем Сергеевичем, состояла в том, чтобы сделать на верхнем этаже нары для двух отрядов, то есть для 85—90 пионеров; там, где-выбиты стекла, забить окна фанерой; навести в помещении чистоту. За эти не совсем романтические дела мы и принялись.
Наш день начинался с купанья и завтрака, приготовленного на костре. После завтрака брались за работу: выдергивали и прямили гвозди, мыли уцелевшие оконные стекла, выносили и сжигали мусор, мастерили нары. Дней через десять на дверях сарая с пожитками мы повесили замок и вернулись в город — доложить воспитателю, что «разведка» задание выполнила. Сверстники, не ездившие в «разведку», а тем более ребята помладше смотрели на нас с завистью.
На другой же день на «фабрику Баранова» выехали питомцы двух детских домов — нашего и соседнего, в котором жили девочки. Их в «разведку» не брали, наши «разведчики» трудились и для своих ребят и для соседей.
Кирпичный корпус на берегу Нерли ожил, на втором этаже запахло сеном, которым набивали матрасные и подушечные наволочки. Задымила высокая фабричная труба — топку приспособили для приготовления пищи. Под навесом появились столы и скамейки — там расположили столовую.
На лагерь, хоть ребят в нем жило вдвое больше, чем в нашем детдоме, тоже приходилось трое взрослых: начальник лагеря, воспитатель и медсестра. Заготовляло дрова, варило пищу, накрывало столы, мыло посуду, убирало столовую дежурное звено — десять пионеров во главе со звеньевым. Конечно, без шероховатостей не обходилось, в особенности поначалу. Случалось — хлебали пересоленный суп, ели пригоревшую кашу, но в конце концов все наладилось.
Ночью на «фабрике Баранова» бодрствовал только дежурный по лагерю, назначавшийся из старших пионеров. Он охранял покой детей и взрослых. Именно охранял, и надо сказать — с превеликой охотой и гордостью. Ведь на дежурство выдавалось ни много, ни мало: ружье, три холостых патрона, старый немецкий тесак без ножен, кинжал с ножнами.
При необходимости следовало разбудить начальника лагеря или воспитателя, а в самом крайнем случае разрешалось сделать холостой выстрел. Такого случая, правда, так и не представилось. Но каждый из нас, дежурных, вышагивая ночью свои два часа, неотступно мечтал о нем.
Играть мы больше всего любили в «махновцев» и «буденновцев». Все свободные от дежурства разбивались на два равных отряда, их территории в лесу разделялись условной границей. «Махновцы» прятали знамя на своей территории, «буденновцы» — на своей. Каждый отряд, охраняя собственное знамя, старался найти и отнять знамя у «противника». И если отряды носили условные названия, то в самой игре ничего условного не было. Требовалось отыскать в лесу тех, кто охранял древко с полотнищем, отобрать его и доставить в свой штаб. А поскольку ни один «махновец» и «буденновец» никогда не выпускал древко из рук по доброй воле, приходилось вырывать его силой. Схватка у знамени меньше всего напоминала условности. Иной раз доходило до потасовок, но и они не отбивали охоту к игре.
Всегда удавались коллективные походы за земляникой, черникой. Своеобразие этих походов заключалось вот в чем.
Все отправлялись в лес
с кружками, а двое старших ребят захватывали ведра. Каждый должен был сдать «в общий котел» кружку ягод. А когда кружка высыпана в ведро — собирай ягоды для себя. После похода, который обычно длился от завтрака до обеда, на кухне появлялись ягоды для киселя на ужин.Я не помню, чтобы кто-нибудь из детдомовцев когда-нибудь заскучал в лагере. Можно было ловить рыбу, собирать грибы, купаться, загорать, плести чудесные белые корзинки из очищенных ивовых прутьев. Но самым желанным временем считалось все же вечернее время у костра. Главное, чем оно манило, — прыжки через костер. Прыгали и мальчишки и девчонки. Подбросишь в огонь сушняку — пламя взметнется на метр, а то и выше. Разбежишься что есть духу, оттолкнешься обеими ногами от земли — и только пахнет на тебя жаром, а костер уже позади. И хоть заранее знаешь — не упадешь, не сгоришь, однако всякий раз, как минуешь огонь, охватывает радостное чувство. Вроде ты победил опасность.
Совершенно ясно: далеко не все надо брать на вооружение из пионерского арсенала детских домов того времени. Кое-что шло от тогдашней нашей бедности, кое-что — от неопытности воспитателей. Никто не будет ратовать за ружье для дежурного пионера. Но воспитывать у ребят чувство ответственности за выполнение задания, давать им серьезные поручения, доверять иные«взрослые» дела, приучать не чураться черновой работы — это надо делать сейчас непременно.
В принципе этого как будто никто и не отрицает. Но практически в наших пионерских отрядах и лагерях зачастую чрезмерно опекают детей, приучают к иждивенчеству, относятся к ним, как к тепличным цветам. Я знаю девочек, которые четыре года подряд жили в пионерлагере у реки, без конца ходили купаться под присмотром вожатых, но так и не научились плавать. Достигает такой тепличный цветок комсомольского возраста, начинает блестеть комсомольским значком, но готов увянуть, встретив пустяковую трудность.
А если поставить дело так, чтобы каждый пионер в обязательном порядке постигал искусство стирки и починки рубахи, сдавал нормы БГТО, обучался приготовлению пищи у костра? Если выходить из лагерей в походы не раз в три недели, а почаще, и всякий раз с новой задачей? Если самым большим почетом окружать ребят-тружеников, ребят-умельцев, энтузиастов технических кружков?
Обо всем этом я и говорил комсомольским активистам. Большинство, как мне показалось, слушало внимательно. По глазам видел — многие соглашаются. Хорошо, если это согласие будет сказываться на деле!
Должен признать: были и несогласные. В их глазах я читал иронические ответы на мои слова: «Готовить у костра? А что будет делать пищеблок? Каждому стирать свою рубаху? Но это же кустарщина!».
Тут, пожалуй, есть о чем подумать газетчику, есть о чем поговорить на страницах газеты.
„ТРУБА ТЕБЕ, АДЕНАУЭР!!!“
Строительство стана «1020» трубопрокатного завода все время держим на прицеле. С фотографий, помещенных в газете, на читателя смотрят лучшие труженики стройки. Это — снимки Евгения Ткаченко. Свои репортажи о трудовых буднях строителей, зарисовки о передовых людях строительства он обязательно иллюстрирует собственными фотоснимками. Как только Евгений приступил к исполнению своих корреспондентских обязанностей на будущем стане, сразу же организовал там рабкоровский пост «Челябинского рабочего». Десять рабкоров, заступившие на этот пост, призванный действовать до конца строительства, работают на основных участках стройки. Среди них — рабочие, бригадиры, мастера, члены комсомольского штаба. Строя стан-гигант своими руками, они хорошо знают нужды строительства, видят даже то, чего иной раз не увидит корреспондент. Их доброе слово об отличившихся товарищах по работе, сигналы о промахах и неурядицах поступают в редакцию всегда вовремя.
На другой день после организации поста начальник отдела общепита трубопрокатного завода на одном из оперативных совещаний заверил, что «вопрос с питанием строителей в основном решен». Но рабкоры прекрасно знали, что строителей и монтажников в обеденный перерыв не пускают в столовую трубоэлектросварочного цеха пока не пообедают «свои». Трое рабкоров выступили в «Челябинском рабочем» по этому поводу с острой критической корреспонденцией. Вот когда «вопрос с питанием» действительно был решен.