Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

С ним легко. С ним понятно. Проблемы сдуваются, становятся меньше. И выясняется, что не все так страшно, и в полной тьме приоткрывается вдруг невидимая раньше дверь и на лицо ложится полоска света…

Горик встал и немножко походил взад-вперед. Сильно здесь не расходишься: дядя Себастьян переоборудовал под свою комнату кастелянскую, размером с одиночную камеру. Шкаф с книгами, стол и маленький диванчик занимали все место. Горик выключил свет, лег на диван и закрыл глаза.

Заснуть было невозможно — из коридора доносило множество разнообразнейших звуков. Разноголосо орал издалека телевизор. Судя по звукам, там либо кого-то медленно убивали, либо очень жестоко насиловали. На кухне разрывался кипящий чайник и дико скрежетал многострадальный холодильник. Было слышно, как его все время открывают, безуспешно что-то в нем ищут, и яростно захлопывают, мстя ни в чем не повинному электроприбору за убогость своих кошельков. За стеной многотонно бубнило радио — хотелось взять молоток и заткнуть его навеки. В другом конце коридора, в комнате дяди Резо и тети Тамары отчаянно и вдохновенно пьянствовали. Слышалась армянская ругань вперемешку с русским матом. Звенели бутылки. Зачем-то визжали женщины — быть может, их били, а быть может, они визжали просто по привычке. Кто-то прошел мимо комнаты дяди Себастьяна, шумно отрыгнул и саданул плечом в дверь, вероятно споткнувшись. Горик замер. Кто-то матернулся и прошел дальше, закрывшись в туалете. Горик выдохнул. Никто не знал, что он здесь, и никто не должен был знать. Дядя Себастьян перед отъездом отдал Горику ключ и сказал: «Приходи и закрывайся. Но так, чтоб никто не видел».

— Го-о-орик! — заорал издалека пьяный отец. — Горик, мать твою, ты где? Горик, гандон ты рваный! Сюда иди!

Горик отвернулся к стене. Настроение было настолько паршивое, что хотелось плакать. Но он уже забыл как это делается.

Кузя его достал. Кузя действительно его достал. Пора было принимать меры.

В пятницу первыми двумя уроками стоял труд. Обычно предмет был раздельным: девочки шли в кабинет труда на третьем этаже, где их учили шить и еще готовить, а мальчики спускались в подвал, где их встречал трудовик Василий Федорович, по кличке Синяк. Но на этот раз девочки никуда не уходили — пришла похожая на ошпаренную кипятком ворону женщина-завхоз и погнала весь класс в подвал к Синяку.

Кабинет труда соседствовал с кабинетом гражданской обороны. Класс со смехом, визгом и пещерными воплями спустился в подвал, проскакал с кирпича на кирпич по темному, затопленному грязной водой коридору, миновал несколько решетчатых дверей и влился в оказавшийся открытым кабинет труда. Не обнаружив там Синяка, класс расселся по партам и зашумел. Девочки, бывавшие здесь не часто, с интересом разглядывали станки с зажатыми деталями, размещавшиеся по периметру класса, морщились на россыпи железных опилок, от которых хотелось чихать. Позади парт ржавели огромные машины для обработки всяческих деталей; машины угрожали наблюдателю сверлами, ножами и еще черт знает чем. При взгляде на них Горику приходило на ум непонятное ему слово «луддиты», услышанное как-то на истории.

Минут через десять пришел уже похмелившийся Синяк. Он был в истертой грязно-синей заводской робе, удачно подходившей под цвет его лица. Синяк пил запоями и при этом ухитрялся вот уж пят лет безукоризненно выполнять свои обязанности и быть на хорошем счету у начальства. Как ему это удавалось — загадка. Трезвым Горик его никогда не видел.

— Уборка!.. — провозгласил Синяк манифестом и, подумав, добавил. — Территории! Ведра, грабли, веники, лопаты! Берите! В подсобке! Все!

Его обычная речь очень напоминала стихи Маяковского. Синяк открыл подсобку, и груду пылящихся там вёдер, грабель, веников и лопат вмиг расхватали. Горику достались искалеченные грабли: ручка держалась на соплях и ржавом гвозде. Кроме того, граблям не хватало двух зубов. Как и Горику.

Вооруженный таким образом, класс высыпал из подвала. Девочки хихикали, мальчики надевали ведра друг другу на голову и дрались насмерть лопатами. Горик стоял отдельно и ковырял граблями асфальт.

— Сиська, защищайся! — заорал Горику жутко возбужденный Дудник, делая выпады лопатой.

— Пошел на хуй, — отозвался Горик тихо, но отчетливо.

— Что ты сказал? — напрягся Дудник, сужая глаза.

— Говорю: не хочется мне что-то защищаться…

Дудник стоял напротив, размышляя, видимо, ударить Горика или нет. Формально Дудник был в авторитете и считался сильнее и круче Горика. А неформально: Дудник был щуплый, а Горик заслуженно считался психом. Дудник удовлетворился предупреждением:

— Бля, Сиська, ты что-то сильно борзый стал. Ты смотри у меня.

Куда у него смотреть он не уточнил.

Светило солнышко, было тепло и весело, бесилось бабье лето.

Появился Синяк вместе с женщиной-завхозом, похожей на чудом выжившую жертву автокатастрофы. Женщина-завхоз выглядела так, будто ее мама пыталась сделать ею аборт. Вместе с Синяком женщина-завхоз рассеяла класс по школьному двору и шустро распределила, кому какую часть территории убирать. Горику достался участок асфальта за школьным забором, заваленный мусором и желтыми листьями. Что там было делать с граблями — непонятно. Не скрести же граблями асфальт. Впрочем, он все равно не собирался работать. Эти уборки территории были явным пережитком советских времен: бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатный труд. Субботники.

Когда женщина-завхоз ушла и все перестали создавать видимость работы, к Горику подошла Таня Смолякова по кличке Линда. Линда эта представляла собой страшненькое бесполое существо, в свои двенадцать лет прочно сидящее на колесах. Линда шла, шатаясь; казалось, сильный порыв ветра мигом отшвырнет ее в другой конец города. В одной руке у нее была метла, в другой — маленький прямоугольный кусок фанеры с нарисованными кнопками. Горик дружил с Линдой: пару раз она делилась с ним димедролом.

— Есть чем загнаться? — спросил Горик у Линды без особой надежды. Все, что у нее было, она, вероятно, уже съела.

Линда быстро заморгала и, высунув язык, начала двигать им вправо-влево. Выглядела она жутковато. Горик терпеливо ждал.

— Щас, — сказала она, наконец. — Подожди, спрошу.

Она отшвырнула веник и начала поочередно нажимать кнопки на куске фанеры. Набрав номер, она поднесла кусок фанеры к уху и немного подождала.

— Але! — сказала она, когда там взяли трубку. — Папа! Слышь, па, ты когда за мной заедешь? Через час? Точно? Возьми серебристый мерс. BMW меня достал. Не, шофера не надо. Я сама поведу. Ну все, давай… А, подожди! Тут друг спрашивает, есть ли у нас чем загнаться. Что? Трамадолчик? — она закрыла трубку ладонью и спросила у Горика. — Тебе трамчик подойдет?

— Подойдет, — отозвался Горик печально.

— Ну все тогда. Он говорит, нормально, подойдет. Да, и планцюжку захвати. Не, немного. Зачем корабль? Косого хватит. Нам на двоих. Ну все, пап, пока. Удачи, — она отключила телефон и повернулась к Горику. — Ну, все ништяк. Через час папа все привезет.

Горик кивнул, глядя в сторону. Ее папу взорвали в машине год назад. Дом сожгли. Они с матерью ютились у каких-то своих знакомых.

— Прикольный у меня папа, да? — спросила Линда.

— Прикольный, — согласился Горик.

Что-то со свистом садануло Горика в затылок. Горик вздрогнул, обернулся, и второй каштан попал ему в живот.

Их было трое. Дудник, Кузя и Мамай. Вероятно, первый урок уже закончился и Кузя с Мамаем вышли на перемену.

Дудник стоял все с той же лопатой и делал ею странные движения, характерные для американских бейсболистов. Мамай набрал полные карманы каштанов и сейчас целился каштаном в Горика. Кузя — огромный, широкий, с продолговатой родинкой на лбу — подбрасывал Каштаны Дуднику, старающемуся ударить каштан лопатой. Не очень-то получалось.

Секунду Горик думал, как на это реагировать и решил пока не реагировать никак. Мозговым центром здесь был Кузя. Нужно нанести удар, когда он будет один.

Горик отошел от них.

— Куда? — заорал Кузя и добавил своим. — Братва, мочи его! Мочи Сиську!

Дудник отшвырнул лопату, и все трое побежали к Горику. У каждого были полные карманы каштанов. Окружив Горика и загнав его вплотную к забору, парни начали обстрел. Горик вжался в сетку забора и, по возможности, закрывал наиболее уязвимые места. Линда флегматично наблюдала за происходящим, как обычно двигая высунутым языком вправо-влево.