Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
Шрифт:
В шесть лет он впервые увидел похороны. Они сидели с Артемом, свесив ноги на смоляной крыше гаража, а с далекого конца улицы ползла похоронная процессия.
Гудел траурный марш. Старики в черном шли, глядя под ноги.
— Что это? — спросил тогда Гена.
— Похороны, — ответил Артем равнодушно. — Умер кто-то. Скопытился.
Гена впервые тревожно подумал о смерти.
— Как умер?. Насовсем?
— Дурак ты, — сказал брат беззлобно. — Ну как еще умирают? Конечно, насовсем.
Тогда Гена подумал: а что если мама с папой тоже когда-то умрут. Скопытятся. И тоже насовсем. Что тогда? Что они с Темой
О том что может умереть Тема Гена никогда не думал хотя сам вопрос смерти волновал его все больше.
Потом уже стало ясно: «одни» — это не крайняя степень одиночества. Бывает еще «один» и не исключено что бывает еще что-то.
Гена долго не решался набрать номер. Был уже вечер. Он понимал — если не сделает это сейчас, то не решится и завтра, не решится никогда. Впервые в жизни он пытался пригласить девушку на свидание.
Глядя в листок Гена набрал номер который заучил наизусть. От волнения ему казалось, что он путает цифры. Между гудками он слышал удары своего пульса.
— Алло.
Голос был вроде бы Юлин, но Гена решил не рисковать.
— Д-добрый вечер. А Юлю можно к телефону?
Ему вдруг очень захотелось, чтобы Юли не оказалось дома.
— Сейчас позову.
— Але, — сказала, наконец, трубка хрипловатым голосом.
— Юля? Привет. Это я, Гена.
— Привет, Гена.
Одна фраза была у него в запасе всегда.
— Как дела?
— Нормально.
— И у меня тоже нормально.
Юля молчала. Гена услышал тихий вздох и поспешил спросить:
— А это твоя мама трубку взяла?
— Да.
Гена нервничал все больше и понес что-то совсем ненужное:
— А папы нету дома, да? Работает?
— Мой папа умер.
Гена понял, что краснеет.
— Извини… ой… извини… я не знал…
— Ничего. Он давно умер.
Было страшно неловко, и Гена решил действовать напролом, чтобы быстрее это закончить.
— Я просто подумал… Может мы сходим куда-то, — он испугался и добавил, — погуляем, пообщаемся… — он снова испугался и снова добавил, — ну ты понимаешь…
Стало еще запутаннее.
— Хорошо, — просто сказала она.
— Завтра, например?
— Давай увидимся завтра в школе, после третьего урока. Подходи в буфет. Хотя… — она сомневалась. Не хочет, чтобы нас видели вместе, понял он. В буфете много народу. — А ладно, загляни в буфет. Я там буду. А если нет, то я тебя потом сама найду. Окей?
— Окей.
— Ну ладно, давай, — и она положила трубку.
— Пока, Юля, — сказал Гена уже гудкам.
Он отключил телефон и рухнул на диван. Самое трудное было впереди. Может подарить ей цветы?
В то утро Гена слышал сквозь сон голоса матери и Артема. Гена понял, что мама отправляет брата в магазин за хлебом, и тут же опять заснул.
Когда он снова проснулся солнце свирепо било в занавеску. В комнатах было неестественно тихо. Даже в выходной Генке редко давали доспать до конца, что-то всегда будило: утренние перекрикивания близких, журчание сковородки на кухне, запах кофе… Часто тормошил Артем. А сейчас было тихо, и сам факт того, что его никто не будит, наверное, и заставил Гену проснуться.
Он встал, позвал всех по очереди, походил по комнатам, но никого не обнаружил. В доме никого не
было. На плите остывала недавно выключенная сковорода с котлетами. В двух тарелках на столе дымилась нетронутая гречневая каша. Папина книжка про крестоносцев лежала раскрытой.Из коридора сквозило. Гена вышел туда, и обнаружил, что входная дверь распахнута настежь. Удивляясь все больше он вышел во двор в одних трусах (был теплый март) и увидел, что калитка распахнута также. Тогда он еще не был таким нервным. Он вернулся в дом и стал ждать когда все вернутся, ведь если они оставили все открытым, то не могли уйти далеко.
Когда они вернулись, вдвоем, одетые в домашние халаты, у них были такие лица, что Гена понял сразу — с Артемом что-то случилось.
Гена спросил, где Артем.
Мать попыталась соврать, и он помнит ей это до сих пор. Ему шел девятый год, а она неумело врала, словно речь шла о потерянном свитере.
— Артем поехал в гости к тете Наташе, — и она произнесла чудовищную фразу (потом Гена поймет, что у нее был шок). — Пойдем завтракать.
Но папа видел лицо Гены и сказал ей:
— Лена, не надо. Он уже взрослый… — и ему, — Гена, Артем поехал на скейте в магазин и его, понимаешь, сбила машина… Сейчас его увезли в больницу…
— И что… Артем может умереть?
Папа нервно захихикал:
— Да нет, что ты… нет-нет, он не умрет, все будет хорошо.
Артем умер в тот же день. И отец знал, что он умрет еще до того как сына увезла скорая. Отец никогда этого не говорил, но Гена в этом уверен. Может быть, его убедил тот нервный папин смех.
Родители переоделись и поехали в больницу к Артему. Гену закрыли так чтобы он не смог выйти. Но он вылез через форточку и побежал к магазину. На месте трагедии уже почти никого не было, только возле магазина осталось несколько зевак, и стоял милицейский «бобик» На дороге перед ним Гена и увидел эти пятна, небольшие красные лужицы. Внизу, в канаве Гена нашел криво треснувшие половинки скейта «Vostok». Чуть дальше валялась в грязи окровавленная зеленая кепка Артема. В шоковом состоянии Гена надел мокрую и липкую кепку (как Артем — козырьком назад), взял остатки скейта и вернулся домой.
Ближе к ночи приехали родители и на этот раз стали врать оба: Артем серьезно болен, но врачи говорят, что поправится. Они не смотрели ему в глаза, но Гена поверил папе.
Следующим днем был понедельник, но никто не будил Гену в школу. Он проснулся сам, часов в девять (после тех событий Гена ненавидел просыпаться сам — пусть хоть в пять утра, но разбудят), пошел на кухню, думая, что там снова никого нет — было тихо.
Но родители оказались дома. Отец курил, мать смотрела в окно. Холодный завтрак (вчерашние котлеты) стоял на плите.
— Почему вы меня не будите? — спросил Гена. — Я что, в школу не иду? Мы поедем к Артему в больницу, да?
Отец поднял красное заросшее лицо. Гена увидел мешки под глазами.
— Сынок, сядь.
Гена сел на табуретку. Дым отцовских сигарет ел глаза поедом.
— Сынок, постарайся быть сильным. Артем… понимаешь… врачи не смогли ничего сделать. Внутреннее кровотечение. Очень сильное. Артем умер. У нас несчастье, сынок, — и отец заплакал.
Гена впервые увидел, как плачет отец. Мама не поворачивалась, и теперь Гена понял, что она уже давно беззвучно рыдает. У нее мелко дрожали плечи.