Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Они пошли вдоль забора. Юля не обращала на рисунки никакого внимания — видно была здесь тысячу раз. Дорога плавно уползала вверх — там, над желтыми кронами деревьев поднимался серый столб дыма. Гена услышал доносящиеся оттуда голоса. Забор обрывался где-то позади так же резко, как и появился, а дорога вверх была все круче — приходилось хвататься за карликовые деревья, и обходить вросшие в землю куски ржавого металла. Тут и там выныривали из земли рыжие трубы — некоторые так и торчали над спуском, как дула орудий морского крейсера, а некоторые изгибались прямым углом и снова зарывались в землю. Слева от Гены, далеко внизу, в непроходимых зарослях текла между редкими бетонными плитами речка-вонючка. Гена не ожидал, что ему придется лазить по таким диким местам, он думал повести Юлю в кафе, а потому оделся по-городскому во все новое и нарядное. Сейчас он чувствовал себя как человек в смокинге и при бабочке, которому вдруг пришлось разгружать вагоны с цементом.

Он поднимался вслед за Юлей, поглядывая на ее обтянутую джинсами попку. Он вдруг вспомнил, что хрупкая Юля тарабанит на себе рюкзак с вином, и надо бы помочь, но было уже поздно — они вышли на ровную поляну, где горел костер.

Он ожидал увидеть у костра сборище из пятидесяти агрессивных пьяных неформалов, а неформалов оказалось всего трое: два парня и одна девушка. По периметру костра в землю были горизонтально вкопаны прямоугольником крупные длинные бревна. Видно было, что народ потрудился когда-то, обустраивая это место. Парни сидели на одном из этих бревен и передавали друг другу бутылку с какой-то отравой, а девушка, наклонившись над костром, ковыряла в нем прутиком. В красных отбликах Гена рассмотрел ее чуть монголоидное лицо с раскосыми глазами.

Девушка заметила их первой — она завизжала и бросилась на Юлю, как бросаются на вражеские окопы. От нее пахло спиртным. Казалось, Юля не устоит, и они вместе кубарем покатятся вниз. Они визжали, обнимались, целовались — радовались встрече. Наконец девчонка отцепилась от Юли, и Гена смог ее рассмотреть. Она была чуть повыше Юли с более округлой фигуркой и дикими азиатскими глазами. Одевалась она, видимо в сэконде: тертые джинсы, рваный мешковатый свитер из-под которого выглядывал еще один свитер, стоптанные кеды…

Девушка с любопытством взглянула на Гену.

— Гена, это Диана, — сказала Юля. — Диана, это…

Договорить ей не дали. На Юлю тут же с рычанием набросились заметившие ее парни. От них тоже несло спиртным. Юлю тут же закружили над спуском.

— А-а-а! Змей, дурак, поставь меня на землю! Змей! Зме-е-ей!

— Джульетта! — рычал Змей патетически. — Могу я лечь вам на колени? Прекрасна мысль — лежать между девичьих ножек.

— Размечтался, — отозвалась Юля сверху. — Шекспира сначала перечитай. Ты цитируешь «Гамлета», Джульеттой там и не пахнет. Так что иди в жопу, Ромео. И поставь меня на землю, а то откушу ухо.

— Она меня не любит, — горько констатировал Змей. — Дерзай, мой друг Корабль, может тебе повезет больше, — он передал Юлю второму парню, который тут же взвалил ее на плечо задом наперед.

— Корабль, — сказала Юля. — Ты хочешь умереть молодым?

— Дамы и господа, — провозгласил Корабль. — Я утащу ее в свою пещеру, напою самогоном и обесчещу!

— Обесчесть лучше меня, — попросила Диана.

— Тебя обесчестишь, — проворчал Змей, — ты сама кого хочешь обесчестишь.

Корабль понес Юлю к бревнам. Змей посмотрел на оторопевшего Генку и протянул ему руку:

— Змей.

— Гена, — он ответил на рукопожатие.

— Я тебя раньше не видел.

— Я тут в первый раз.

Они подошли к костру, где Юля уже вытаскивала из рюкзака бутылки. Все обрадовались:

— Опа! Некисло!

— Кагорчик. А у нас водяра осталась на крайний случай смертельно опасной трезвости.

— Не, пипл, трезветь нельзя.

— Никто и не собирается.

Гена, наконец, смог всех хорошо рассмотреть. Змей был парнем среднего роста, коренастым с длинными ухоженными волосами и заметно прыщавым лицом. Заметив прыщи у Змея, Гена испытал наслаждение близкое к половому: не я один такой! Змей был одет вполне нейтрально: джинсы, обычная куртка… Под курткой, правда, был балахон с изображением какого-то рок-идола (Гена не рассмотрел какого). Корабль же был высоким парнем (чуть выше Гены) в рваных джинсах и столь же рваной косухе, без прыщей, с обычной слегка лохматой стрижкой. Корабль уже изрядно окосел и временами не эстетично отрыгивал. Возле одного из бревен лежали два рюкзака, черная гитара и пустая бутылка из-под водки.

Все оживленно заговорили с Юлей. Звучало обилие незнакомых имен, кличек и характеристик, и Гена понял лишь, что все обещали прийти, но никто не пришел ввиду скверной погоды. О Генке не спрашивали не слова — словно все знали его как родного.

— Дамы и господа, — провозгласил Корабль, очнувшись от алкогольного транса. — Давайте выпьем.

Вино было решено оставить на потом. По кругу пустили оставшуюся водку. Гена впервые видел чтобы девочки так хлестали водку с горлышка бутылки: сначала Диана, потом Юля. Пили за день рождения Змея и желали ему, чтоб он сдох.

— Закусить, к сожалению, нечем, — говорил Корабль. — Можете занюхать портянками Змея и тогда встретимся в аду. Есть, правда, эта… сарделька, но она одна, а нас… раз, два… Змей, посчитай сколько нас, а то у меня пальцы на руке закончились…

— А вторую задействовать слабо? — отозвался Змей.

— Боже! Как много у меня рук!

Все еще морщась (она так симпатично морщилась), Юля передала бутылку Генке и сказала:

— Допивай!

Водки было немало, но общение с неформалами успело наложить на Гену свой пагубный отпечаток. Он больше не сомневался. Он выпил все залпом и сразу же пожалел об этом. Горло обожгло так, что он начал хватать ртом воздух, как выброшенная на песок рыба, и от этого сделалось еще хуже. Он кашлял и отплевывался.

— Не пошла? — спросила Юля участливо.

— Какая гадость… — выдавил из себя Гена, — эта ваша заливная рыба…

— Что касается сардельки, — говорил тем временем Змей. — Корабль не спиздел, она действительно есть и она одна.

— Под красное вино хорошо идет мясо молодого цыпленка, — сообщила Диана.

— В сардельке больше туалетной бумаги, чем мяса цыпленка… Мы ее поджарим и разделим на… раз, два… четыре части. Корабль обойдется.

— А в голову?

— Ладно, уговорил, разделим на пять частей. Я сегодня добрый, все-таки шестнадцать стукнуло.

Решили пить вино, но обнаружили, что для его откупорки нужен штопор. Штопора, конечно, ни у кого не оказалось.

— Тому, кто его покупал нужно отрезать яйца, — изрек Змей флегматично глядя на бутылку.

— Это я покупала, — сказала Юля угрожающе.

— Тогда пришить пару чужих.

— Твоих?

— У него нет яиц, — доверительно проинформировал Корабль. — Я проверял. У него там нечто такое, о чем вы даже боитесь подумать…

В ответ Змей начал высматривать в округе бревна потяжелее, миролюбиво приговаривая: «Чем бы его?»

— Принести гитару? — предложила Диана Змею.

— Не. Гитару жалко. Нам Юлька чего-нибудь на ней сегодня сыграет.

Подумав, вино открыли старым, добрым способом — нашли кусок ветки и протолкнули пробку внутрь. Стаканчиков не было, поэтому пили из горлышка. Все плавно пьянели и говорили о чепухе. Курили Юлины сигареты, купленные за Генкины деньги и в какой-то момент Генка заметил, что курит вместе со всеми и не стесняясь вставляет в разговор всякую чушь. Временами они спорили, и никто никого не слушал, и все пытались докричаться друг до друга, и высказать свое, единственно истинное мнение. Генке было хорошо и лениво. Он принимал бутылку от Юли, делал глоток и передавал ее Кораблю. Было уже совсем темно, и лишь плясал в глазах спасающий костер, в который кто-то подбрасывал иногда дров из невидимой Генке кучи. Кто-то сбоку вручил Гене горячий кусочек сардельки, и он закусил ним очередной глоток. Казалось, он в жизни не ел ничего вкуснее.