Ричард Длинные Руки – майордом

– Вон там!

– В башне?

– Нет, под нею!

– Понятно, – сказал я, – казематы, темницы… Зайчик, сделаем небольшой крюк по дороге.

Граф Ришар смотрел с недоумением, барон Альбрехт спросил тихо:

– Сэр Ричард, сейчас ли заниматься такими мелочами?

– Он по моей вине все это время в темнице, – ответил я виновато. – Я его подставил.

Он покачал головой, в глазах росло великое уважение.

– Кто бы подумал, глядя на ваше невинное лицо паладина.

Граф Ришар буркнул:

– Когда же вы успеваете?

Я загадочно улыбнулся, мол, вот такое я замечательное говно, и в сопровождении двух телохранителей пустил коня к мрачному зданию. Охрана уже разбежалась, но, к счастью, тюремщики на месте, понимают, их служба нужна любой власти, меняются только заключенные.

Меня ввели в крепость из массивных грубых блоков, затем в подвалы, где в тесных каменных мешках сидят обвиненные. Я снова напомнил нетерпеливо, что мне нужен именно барон Фортескью, только он.

Наконец нужная металлическая дверь отворилась со скрипом. Крохотное тесное помещение наполнено смрадом, и если бы я не перешел на ночное видение, даже не увидел бы в углу на охапке гнилой соломы скорченного человека. За мной топали и переругивались хриплыми голосами, чья-то рука из-за спины протянула небольшой смолистый факел.

Я взял и медленно спустился по ступенькам. Человек зашевелился, обросший длинными волосами, худой, с желтой восковой кожей. Он заслонялся от яркого для него света растопыренными ладонями.

Я спросил с неловкостью:

– Барон Фортескью?

– Да, – ответил он сиплым простуженным голосом, – я им был… но так меня уже давно никто не называет…

– Вы не поражены в правах, – заверил я. – Барон де Фортескью, вы свободны!.. Все обвинения с вас сняты. За время, проведенное в темнице, получите… э-э… компенсацию.

Человек с трудом поднялся, его шатало, он хватался за стену, почти неслышимым голосом спросил:

– Кто… вы? Ваше лицо мне знакомо…

– Сэр Ричард Длинные Руки, – ответил я. – Сын герцога Валленштейна, который защищал своих сестер от посягательств вельмож короля.

Он прошептал:

– Помню…

– Прекрасно, – сказал я, – память вам не отшибли.

– Но… как вы… здесь…

Я кивнул тюремщикам, они спустились в камеру и, подхватив заключенного под руки, аккуратно повели наверх. Я сказал им в спины кротко:

– Я решил, что такой король не заслуживает трона. Со мной большое войско, в герцогстве нашлось много славных воинов. Вы в этом убедитесь. А сейчас вам помогут помыться, переодеться, и… ваша жена ждет вас!

Он обернулся и спросил торопливо:

– Как она?

Я ответил с подъемом:

– Поздравляю вас, барон! У вас верная и любящая супруга. Она бросилась под копыта моего коня, только бы сказать, что вы невиновны…

Он охнул.

– С нею все в порядке? Я просил друзей, чтобы заботились о ней…

Я проглотил готовое сорваться с языка замечание, как в окружении Кейдана понимают заботу о женах других придворных, но, наверное, барон Фортескью на такие пустяки махнет рукой, лишь бы жена жива и здорова и чтоб имение не отняли…

На выходе перепуганный комендант протягивал мне ключи от всех камер. Я спросил строго:

– Кто еще в заключении?

– Все камеры полны, – ответил он поспешно. – У нас только знатные люди…

– За что сидят?

– Одни за измену, другие уличены в сношениях с противником, двое за растление малолетних…

Я удивился:

– За это сажают?

Он развел руками и стыдливо потупил глазки.

– Те малолетние оказались из знатных семей. Одна даже в дальнем родстве с королем…

– А, – сказал я, – тогда понятно. Этих оставить, остальных отпустить по случаю восшествия в город славного и милостивого сэра Ричарда Брабантского. Ты понял, скотина, кто это?

Он рухнул на колени.

– Сэр! Я понял сразу, как только увидел вас! Издали!

– Тогда бди, – сказал я зловеще. – Власть поменялась, но все шестеренки должны крутиться. Я не допущу беспорядков!

Глава 10

Королевский дворец после короткого коллапса начинает оживать. Слуг и лакеев осталось маловато, сбиваются с ног, стараясь угодить новым хозяевам. Рыцари и кнехты еще кого-то деловито насилуют, но грабить я запретил, а простое насилие для просвещенных аристократок совершеннейший пустяк, недостойный даже упоминания.

То же самое и в отношении служанок любого калибра. Кто-то из них даже доволен нарушением рутины, все-таки всласть и без греха, никто не упрекнет.

К вечеру стараниями барона Альбрехта и сэра Норберта жизнь была восстановлена в минимальном объеме, разве что знать пока что отсиживается по домам, но нам нужнее слуги, а не королевский двор.

А они то и дело забегают в зал, внося не столько еду, как охлажденное вино. Бобик на них не обращал внимания, уже знает, что самые главные люди на свете это я и повар, и от него вскоре шарахаться перестали.

За окнами страшно и красиво полыхает огненный закат, алые отблески проникают в зал и падают на стол. Кубки выглядят раскаленными, потому вино кажется удивительно сладким и душистым, когда обнаруживаешь, что в нем плавают кусочки льда.

Первым явился на совет барон Альбрехт, сел по моему кивку за стол и жадно ухватил кубок. Бобик поднял голову, понял, что только пьем, а это неинтересно, и уронил голову на лапы. Я смотрел с удовольствием, как барон торопливо осушает посудину, Кейдан здесь принимал доверенных лиц, а я сейчас начинаю пир с ближайшими военачальниками.

Он наконец оторвался от кубка, вытер губы и сказал с удовольствием:

– Вино замечательное! А так, конечно, чудовищная страна, чудовищно развращенный народ… Как вы были правы, сурово обличая пороки ее жителей!

Я потянулся, зевнул.

– Ну, теперь, когда мы завоевали Сен-Мари… почти завоевали, могу признаться, что я несколько…

– Что? – спросил он настороженно.

– Перегибал, – признался я скромно. – Не такие уж они и чудовища. Во многом здесь жить удобнее, чем в Армландии или любом другом северном королевстве. И нравы тут мягкие…

Он спросил с подозрением:

– А черные мессы?

– Черные мессы – зло, – согласился я, – но они все-таки вне закона. Хотя закон смотрит на это сквозь пальцы, раз это выглядит, как невинные причуды богатых и очень богатых. Во всяком случае, благополучию и сытому состоянию ущерба это не наносит, а в этом случае пусть, не особенно и мешает. Зато богатые таким образом выпускают лишний пар. В каждом обществе должны быть такие предохранительные клапаны, иначе взорвется. Чересчур пассионарные должны иметь возможность либо иммигрировать на новые пространства, либо на месте заняться чем-то противозаконным, но не вредящим основам.