Ричард Длинные Руки – оверлорд

На мгновение ощутил страх: ноги не касаются тверди, а завис только благодаря развилке ног и растопыренным, как крылья, рукам. Паники нет, мы в Утопии знаем, что даже в самом вязком болоте нормальный человек не утонет, как и в так называемых зыбучих песках: достаточно лечь и загребать руками – выплывешь, куда надо.

Я лег и начал было ломиться через пушистый, чересчур пушистый снег. Небо за это время снова потемнело, снег взметнулся, его завертело, как в мелком сите, ветер начал усиливаться.

Уже в страхе я начал барахтаться торопливо, ураган возвращается, снег с силой бьет в лицо. Я ощутил, что потерял направление и, сощурившись, молил Бога, чтобы позволил мне плыть через белую колючую массу к донжону, а не от него.

Кое-как, изнемогая от усилий, с трудом добрался до задней дверки, через нее челядь носит мясо на кухню. Мне отворили, я ввалился в гудящие от рева снежного урагана просторные сени. Челядинцы испуганно вскрикивали, порывом ветра сразу задуло все светильники. В темноте охали женщины, слышались торопливые удары кремня по огниву.

Наконец загорелась первая свеча, я увидел испуганно-восхищенное лицо Растера.

– Сэр Ричард, – воскликнул он, – зачем вам это понадобилось? Снежную Хозяйку решили повидать?

– Ага, – сказал я, – точно!.. Не представляю… Если такая зима здесь, то что на Севере?

Он вздрогнул и перекрестился:

– Ох, не поминайте о Севере…

– Почему?

– Север, – сказал он и снова перекрестился, – это не только зима. Лето там просто чудное, хоть и короткое. Но на Крайнем Севере живут праведники… и вот с ними не хотелось бы встретиться.

Я посмотрел с изумлением:

– Вам, сэр Растер? Вы чем-то провинились? Такая вот безгрешная душа?

Он кивнул:

– Да.

– Чем?

– Всей жизнью, – ответил он хмуро. – Живу вроде бы правильно, а потом вижу и понимаю, что годы потрачены впустую. Нахожу новую дорогу, почище, иду по ней… а потом понимаю, что и это не та. А сколько лет зазря… И вот так всю жизнь. Потому и стыдно было бы встретить праведников.

Я молчал в затруднении. Сам не знаю, как жить правильно, но чутье подсказывает, что если человек с самого начала идет правильно, то идет как корова, даже не зная, что именно эта дорога и есть правильная. Неслучайно Иисус обронил, что ему раскаявшаяся шлюха дороже ста девственниц. Безгрешные девственницы – фигня, их нетрудно совратить в грех. В том сладком болоте и останутся, а вот та единственная, что сумела не только раскаяться, но и покинуть мир разврата, – и есть ценнейший кадр.

Да и Тертуллиана взять, тот еще девственник.

Замок перестало трясти к обеду. Тишина настала такая, что слышно стало крикливые голоса со двора: туда согнали всю челядь, чтобы спешно рыть дороги к колодцу, кузнице и вообще расчистить двор.

Я оделся, опоясался мечом, молот на поясе, лук за плечами, свистнул Бобика. Тот уже сидел у двери, загораживая выход, в глазах обвинение: если, мол, снова уйдешь ловить зайцев без меня, то какой ты друг?

– Только с тобой, – заверил я. – Пойдем, толстомордик…

В конюшню, как и во все подсобные помещения, можно пройти и по крытому переходу прямо из донжона, но выводить коней в зал не принято, даже в холл уже не выводят, я вышел на крыльцо, ахнул. Снега еще больше, траншеи настолько глубокие, что всякий зачерпывает полные лопаты, но редко кто добрасывает до верха, и снег сыплется обратно.

Женщин пустили утаптывать снег, но тот слишком пушистый, взлетает при каждом движении, по всему двору звонкий хохот, пихают друг друга, окунают в белое и нежное, словно морская пена. Старшие женщины покрикивают сурово, но глаза блестят весело.

Я пробрался к конюшне, вперед меня ринулись несколько челядинцев, толкались и пихались. Быстро отбросали снег, чтобы чуть приоткрыть дверь. Я протиснулся, Бобик следом, в полутьме Зайчик встретил нас довольным ржанием.

Я поцеловал умную морду, пока Бобик ревниво прыгал вокруг и старался оттереть от приятеля: как я могу обниматься с кем-то, когда вот он, такой замечательный?

– И тебя люблю, – заверил я, но добавил строго: – Хватит тебе на кухне, понял? Харя скоро в дверь не пройдет… Что я с вами всеми весной делать буду? Марш-броски по грязи, чтоб выхудить?

Он преданно смотрел мне в глаза и вилял хвостом. Зайчик ржанул, привлекая внимание. Взгляд умных глаз говорил: не трать время и слова на глупое животное, пойдем, у нас куча дел.

Я вздохнул:

– Да хоть и глупое, но все-таки наше… Так что, Бобик, мы тебя берем с собой. Хоть на денек оторвешься от дурных привычек.

Бобик взвился, как подброшенный пинком великана. Я успел прижаться к стене, не упал, кое-как отбился от благодарных поцелуев, Зайчик повернулся боком, предлагая поскорее занять место в седле.

Я вздохнул:

– Ты не представляешь, что снаружи…

С той стороны голоса, гам, слышно, как торопливо убирают снег. Одну половинку ворот отодвинули, я вывел Зайчика. Мой арбогаст щурился и смотрел на сверкающий снег с веселым изумлением.

На крыльце донжона появились рыцари, сэр Растер помахал рукой.

– Коня изволите размять?

– Да, – ответил я, – до Орочьего Леса и обратно.

И, прежде чем остолбеневший сэр Растер успел раскрыть рот, я тяжело поднялся в седло, проклятая шуба весит, как целый меховой склад, и, не разбирая поводьев, велел Зайчику:

– Давай красивым шагом из замка.

Ворота распахнулись, со стены кричали и махали руками. Из сторожевых башен высыпало множество народу, и не лень им в такой мороз. Я сцепил зубы и вел Зайчика простым галопом, пока люди на стене измельчились до размеров замерзших ворон.

– Ну а теперь, – шепнул я, – давай побыстрее… но не слишком, а то я дорогу не знаю…

Свист ураганного ветра стих, когда далеко впереди возникла черная Полоска и моментально превратилась в стену могучих деревьев в три обхвата.

Зайчик перешел на простой галоп, огромные стволы надвинулись и расступились, мы двигаемся, как скоростной катер: разве что по обе стороны вместо воды широкие крылья снега.

Деревья мелькают по обе стороны, я так часто вжимался в конскую шею, прячась от проносящихся сверху веток, что потерял всякое направление и взмолился:

– А ты точно знаешь, куда нам надо?

Зайчик презрительно фыркнул, а деревья, как мне показалось, злорадно замелькали чаще. Пес так часто забегал вперед, что я терял его из виду вовсе.