Ричард Глостер, король английский

– Генрих Тюдор, потерявший стыд и совесть, не знающий, что такое верность Отечеству, дерзнул дать Карлу полное право на трон Франции, за который народ Англии боролся сто пятьдесят лет. Более того, главарь мятежников признает право французов на английскую Гасконь и даже на порт Кале, - негодовал он, и патриоты- англичане всецело разделяли гнев своего короля.

Зимою ряды сторонников Ланкастеров во Франции пополнились: из замка Хэммес в Кале сбежал объявленный государственным преступником Джон де Вэр, граф Оксфорд Ланкастерский. Страж крепости Хэммеса Джеймс Блаунт, начальник порта Кале Джон Фортескью изменили присяге королю Ричарду и вместе с графом Оксфордом примкнули к Генриху Тюдору, поскольку их семьи в прошлом были сторонниками Ланкастеров, и лишь по необходимости повиновались Йоркам. На их решение также сильно повлиял лорд Стэнли, скрытно продолжавший интриговать в пользу своего пасынка Генриха Тюдора. Очередное предательство разрушительно подействовало на психику Ричарда, - в нем уже мало что оставалось от того человека, который в день своей коронации оптимистично верил, что его добрая воля и стремление к всеобщему благу благотворно подействуют на Англию и уничтожат междоусобицу Ланкастеров и Йорков. Душевное равновесие короля пошатнулось, на него часто нападали приступы яростного гнева по ничтожным поводам, которые не на шутку пугали окружающих его людей. Страх за себя и своих близких приобретал все более сильную власть над королем. Правда, Ричард пытался совладать с собой и держать свои эмоции в узде, в нем осталось неизменным стремление следовать правилам чести и жить в согласии со своей совестью, но слишком часто благородные качества его натуры подвергались суровому испытанию. Ему же было важно не столько получить поддержку людей, сколько быть уверенным в том, что он эту поддержку получит.

Джон Мортон не переставал, насколько это было возможно, разжигать пламя борьбы против ненавистного монарха. Для вражды у него имелась основательная причина - Ричард отстранил его от всякой власти, помня как французский король Людовик Одиннадцатый подкупил его для того, чтобы заключить с Эдуардом Четвертым мир и сохранить Францию для себя, что герцог Глостер считал прямым предательством интересов Англии. При Ричарде Третьем епископу Джону Мортону не на что было надеяться кроме прихода скромного священнослужителя, а его натура требовала реализации его незаурядных государственных способностей. Поэтому Мортон неутомимо интриговал в пользу Генриха Тюдора, распуская о Ричарде Третьем порочащие его слухи. Епископ Илийский постарался внести раскол в круг самых ближних родственников Ричарда Третьего и принялся настраивать престолонаследника Уорика против дяди. Тайно подосланные агенты Мортона убеждали наследника остерегаться короля, уверяя его, что никто иной как Ричард Третий виноват в преждевременной загадочной смерти его отца герцога Кларенса. Назначение Уорика наследником всего лишь временная уловка, нужная Ричарду для того, чтобы удобнее было возвести на трон собственного потомка.

Уорик поверил всем этим наветам и дал втянуть себя в заговор. Верные слуги предупредили Ричарда о готовящейся измене, и Уорик был арестован. Подросток еще никогда не видел своего дядю в таком гневе: исчез заботливый старший родственник, неустанно пекущийся о его благе, остался страшный разъяренный незнакомец со странной пустотой во взгляде, громящий и крушащий все вокруг, чтобы не поддаться желанию растерзать изменника.

– Подлый мальчишка, как тебе только в голову взбрело выступить против меня!
– кричал он.
– Или для того, чтобы получить от тебя нож в спину, нужно возвысить тебя над всеми людьми, осыпать всевозможными благами?!

– Простите меня, дядя, простите, - лепетал мальчик, в ужасе отсту­пая перед ним.
– Меня сбили с толку, обманули...

– - Если бы тебе было знакомо чувство нашей фамильной чести, то тебя нельзя было обмануть, - продолжал бушевать Ричард.
– Но видно ты по­шел в своего отца, самого вероломного и бесчестного из всех Йорков!

– - Простите, дядя, - плакал Уорик, но Ричарда не трогали его слезы, он видел, что племянник раскаивается только из страха.

– - Наверно, именно таким негодяям вроде тебя и следует сидеть на троне. Если королем становится благородный человек, вы разорвете его сердце на части своей подлостью и неблагодарностью!
– в отчаянии воскликнул Ричард.

Он так и не простил племянника, не смотря на то, что из-за этого поссорился со своей матерью, заступившейся за любимого внука. Только мольбы и слезы королевы Анны, которой Уорик был дорог как внук ее отца и память о ее умершей сестре Изабелле, смягчили его участь. Ричард не стал выдвигать против племянника никаких обвинений, только заключил его под надежным надзором в замке Шеррифф-Хаттон в графстве Йоркшир, где проживали самые преданные его сторонники.

Было еще донесение, что агенты Мортона несколько раз беседовали также с королевой Елизаветой, разжигая ее честолюбие, но у Ричарда уже не было душевных сил разбираться еще и с невесткой. Поразмыслив, Ричард решил еще раз проявить свое милосердие и публично объявил полное свое прощение и возврат имущества тем сторонникам Ланкастеров, которые перейдут на его сторону. В этом прощении также назывались имена недавних предателей Джеймса Блаунта и Джона Фортескью, но из этого шага ничего не вышло. Парадокс, но врагов Ричарда Третьего в гораздо большее смятение приводила не его жестокость, которую они понимали, а его благородное великодушие к ним, которое они как раз не понимали и объявляли сплошным притворством с его стороны, еще более опасным, чем открытая вражда. Каждый судит по себе и считает остальных представителей рода человеческого похожими на себя. В толковании сторонников Ланкастеров добродетели и заслуги Ричарда Третьего были не подлинными свойствами его ума и характера, а утонченным коварным лицемерием, служившем его амбициям и скрывавшим его преступления. Его бессонницу по ночам они объявляли муками преступной совести, хотя на самом деле этого короля терзало отсутствие совести у своих врагов.

На призыв Ричарда никто из его противников не откликнулся, и ему ничего не оставалось другого как укреплять береговую охрану Англии, искать новых союзников в борьбе с Тюдорами и решать внутренние проблемы королевства. Дела настолько поглотили его, что он не смог выполнить просьбу леди Анны навестить ее, хотя она просила его об этом посыльными несколько раз.

В начале марта Ричарду донесли, что королева уже совсем плоха и почти не встает с постели. Это известие настолько испугало Ричарда, что он тут же прервал заседание городского совета в Солсбери и поспешил в Тауэр, где в целях безопасности проживала королева Анна.

Слух о его скором прибытии мгновенно достиг столицы, и лондонцы пос­пешили на улицы встретить своего короля, который в последнее время не часто баловал их своим посещением. Одной из жаждущих увидеть его была Джейн Шор, не забывшая, что только один мужчина отверг ее соблазнительные прелести, и этим мужчиной был Ричард Третий. Воспоминание об этом не давало ей покоя даже больше, чем сожаление о потерянном поместье, она постоянно строила планы, как покорить сердце Ричарда и заставить его мучительно раскаяться за то пренебрежение, которое он когда-то проявил к ней. Со временем это стремление стало главной жизненной целью Джейн Шор, перед ней отступила даже ее безграничная алчность, она жадно ловила любые новости о короле, стараясь изыскать возможность приблизиться к нему.

Джейн энергично работала локтями, расталкивая толпу, мешавшую ей пройти к дороге, по которой должен был проехать король со свитой. Ее яростному напору мало кто мог противостоять, и скоро Джейн оказалась на самой обочине.

Зевакам не пришлось долго ждать монарха. Ричард слишком спешил к своей жене, чтобы мешкать, и то и дело торопил своего коня, лишь изредка отвечая на приветственные крики толпы. Джейн впилась взглядом в его лицо, остро отмечая осунувшиеся от многих забот черты, но Ричард даже не повернул головы в ее сторону, предпочитая как можно скорее преодолеть свой путь. Ее это расстроило, и разочаровало то, что она видела Ричарда всего несколько мгновений.

Домой Джейн Шор пришла сердитая, подавленная, и тут же принялась распекать служанок за их мнимые провинности. Ее муж Лайном с опаской выглянул из своего кабинета, и тут же предпочел спрятаться обратно, не желая попасть под горячую руку жены. Разогнав всех, Джейн села перед зеркалом и сосредоточено принялась наводить на себя дополнительную красоту, страстно желая следующей встречи с Ричардом. В мыслях она была в Тауэре, куда король уже должен был прибыть.

Королева Анна по случаю приезда мужа, встала с постели, шатаясь от слабости, и встретила его, сидя в кресле. Ричард с опаской ожидал, что жена встретит его градом справедливых упреков за долгое отсутствие, но леди Анна спокойно поприветствовала его и попросила только удалить всех их приближенных из ее комнаты, чтобы без помех поговорить с ним наедине. Ричард с готовностью выполнил ее просьбу, но начало их разго­вора оказалось для него хуже всяких упреков.

– Ричард, это правда, что ты хочешь развестись со мной, чтобы жениться на своей племяннице Елизавете?
– спросила, затаив дыхание, леди Анна и увидела, как Ричарда передернуло от ее слов.

– - Анна, откуда ты взяла это нелепое, это бесстыдное предположение, распространяемое моими врагами, от которого я немало пострадал, - тихо спросил король, но леди Анна увидела, что ее муж начинает сердиться.

– - Так говорят в народе, - неуверенно произнесла королева.

– - В народе?! Вернее сказать, это говорят скрытые недобитые отребья Ланкастеров и безмозглые сплетники, у которых слишком длинный язык!
– в гневе закричал Ричард Третий, и принялся в волнении расхаживать по комнате.
– Может быть и ты, Анна, вслед за моими врагами начнешь повторять, что я не только хочу жениться на Елизавете, но намерен отравить тебя, что я убил моих племянников Эдуарда и Ричарда, утопил брата Кларенса в бочке с вином, зарезал юного принца Ланкастера и задушил старого короля Генриха. И тебе, видно, не дорога честь моего имени!

– - Ричард, будь же справедлив, я спросила всего лишь о наших отношениях, внушающих мне тревогу, ты ведь так долго не навещал меня, и ничто не могло развеять моих опасений, - с мольбой в голосе произнесла леди Анна. Ей удалось пробудить жалость в своем муже: Ричард сел рядом с ней и пылко начал уверять ее в своей преданности и многолетней любви к ней.

– Елизавета мне как дочь, и я очень надеюсь на ее брак с Генрихом Тюдором. Дай-то бог, чтобы в этом молодом человеке проснулось благородство, и он простил бы все прошлые обиды, причиненные его семье. Анна, вспомни хотя бы о том, что церковь не позволяет брака между племянницей и дядей из-за их слишком близкого родства, - закончил свои уверения Ричард.
– Да и чтобы я стал делать с этим ребенком после свадьбы, разве я могу хотя бы пять минут говорить с ней так, как беседую сейчас с тобой, душа в душу?