Римлянин. Финал

Увы, но он оказался азартным игроком, поэтому проиграл всю ссуду во всё тот же фараон, поэтому должен ростовщикам, паре своих друзей и банку Шлезвига.

И если ростовщики и друзья ничего особенного с ним поделать не смогли, то вот банк смог — на всё недвижимое имущество рода наложен арест, родовое имение передано в казну, а род остался наедине с ростовщиками, которые лишились залога и теперь в их распоряжении только шкура главы рода, Эберхарда фон Штайнвальда.

В том, что к Эберхарду пришли люди от ростовщиков, по его мнению, виноват, конечно же, банк. А банк, как известно, действует от имени императора, который суров, но, как говорят, прислушивается к мнению императрицы, отличающейся сердобольностью.

Естественно, Таргус не прислушивается к мнению Марии Терезии, которая признана им некомпетентной в государственных делах, но эту легенду не опровергает.

По фон Штайнвальдам действия банка давно уже отработаны: какому-нибудь старшему родичу будет предложен план погашения ссуды и даже возможность небольшой беспроцентной ссуды. Но условия будут непростыми — главу семейства в лечебницу для душевнобольных, сыновей подходящего возраста в тренировочный лагерь для дальнейшей подготовки в легионеры, а дочерей подходящего возраста в лагерь для подготовки дев-легионеров.

Род, де-факто, прекратит существование, но зато оставшиеся его представители смогут прожить остаток жизни без ростовщиков за спиной.

Но это уже сдирание с рода седьмой шкуры, ведь главное государство уже получило — родовое имение ушло в казну.

«Кто-то говорит, что это слишком сурово — отправлять проигравшегося главу династии в дурдом», — подумал Таргус. — «Но это же, очевидно, нездоровый человек, если он трижды проиграл всё своё состояние в игру. И ладно бы эта игра была интеллектуальной…»

Увы, но фараон — это не интеллектуальная игра. Это даже не покер, где можно блефовать и просчитывать вероятности, и уж тем более это не бридж и не вист, в которых сильно помогают хорошая память и способность к анализу.

В фараоне всё зависит исключительно от удачи, (1), но удачи не существует, поэтому лучшими игроками в фараон считают не тех, кто часто выигрывает, а тех, кто дольше не проигрывает, потому что в долгосрочной перспективе поражение игрока неизбежно.

Таргус запретил принимать на государственные должности людей, играющих и игравших в фараон, потому что он не без оснований считает, что это прямое свидетельство низкого интеллекта кандидата. А таким нет места в государственных структурах его державы.

Помимо этого, есть запрет на долги. Государственные служащие не должны иметь долгов, ведь это социальные крючки, через которые очень легко влиять на человека. А если у него гостайна? А если он занимается критически важным государственным проектом?

«Да и у мусульман есть хорошая поговорка: Тот, кто имеет долги — склонен ко лжи и нарушению обещаний», — припомнил Таргус. — «Это нисколько не мешает им брать деньги в долг, даже у меня, грязного кафира и прихвостня Шайтана, но в их обществе такое поведение осуждается, да…»

В мусульманском мире его не любят даже больше, чем в христианском, потому что он покорил Крым и Кавказ, а также безжалостно истребил всех пытавшихся отвоевать свои родные края мухаджиров.

«Если бы христианский мир был столь же консолидирован вокруг своей религии, возможно, меня бы уже давно свергли, несмотря на все мои легионы», — пришла в голову Таргусу интересная мысль. — «Но мы не живём в XI веке. Впрочем, divide et impera — нужно продолжать вносить раскол внутрь конфессий, поддерживая при этом межконфессиональную гармонию».

— Но можно ведь проявить снисходительность и милосердие… — вмешалась в ход его мыслей Мария Терезия. — Прояви свои лучшие человеческие качества…

Она уже не говорит о боге, божеской благодати, воздаянии и христианской добродетельности — в последний раз, когда она начала говорить что-то такое, он просто по-особенному посмотрел на неё и закрыл этот вопрос. Больше она эти тематики не поднимает, но взывает, иногда, к его человеческим качествам.

— Я не уничтожил этот род — проявил благородство, — улыбнулся Таргус. — Я дал ему шанс на «перерождение» — сыновья фон Штайнвальда могут сделать военную карьеру, как и его дочери. Этот шанс есть и это максимум, который я могу дать им всем.

— Но простолюдины любят слушать истории о благородстве и милосердии императоров… — произнесла Мария Терезия.

— Газета «Bonum factum» — они могут даже не послушать, а почитать о том, какой я хороший император, — усмехнулся Таргус. — В таких дешёвых способах улучшения репутации не нуждаюсь.

— Считаю, что ты должен проявлять больше человечности, — нахмурилась его жена.

— Как хочешь, — пожал плечами Таргус. — Но помни, что аристократы — это уже отработанный материал. Если хотят, чтобы у них появилось место в моём мире, пусть очень хорошо постараются. Сейчас я вижу абсолютно бесполезных иждивенцев, присосавшихся к своим землям и очень давним заслугам своих предков.

— Но они — это мы! — воскликнула Мария Терезия.

Карл Готфрид разлепил глаза и забеспокоился, тем не менее, не прекратив сосать из груди.

— Нет, — ответил на это Таргус. — Они — это жалкие вырожденцы, утратившие какие-либо полезные функции и неспособные эффективно управлять богатствами, доставшимися им в наследство. Я умею эффективно управлять богатствами, люди, которых я назначил на высшие должности, тоже это умеют, поэтому мы разные. Можешь считать, как тебе угодно, но я прав и это подтверждается результатами моей работы. Всему остальному миру придётся приспособиться или сдохнуть под сапогами моих легионов и я буду внутренне рад, если франки и англосаксы будут отчаянно сопротивляться…

— Почему? — холодно спросила императрица.

— Чтобы легионеры обрели хороший боевой опыт, их враги должны быть хорошими, — ответил Таргус. — Чтобы легионеры обрели лучший боевой опыт, их враги должны быть лучшими.

— Ты снова перевёл тему на войну, — поморщилась Мария Терезия.

— Я выкован в войне, — улыбнулся император. — Но я воюю ради того, чтобы у наших детей не было необходимости воевать. Для этого нужно уничтожить всех возможных врагов, и я настроен решительно.

//Королевство Швеция, г. Стокгольм, 6 августа 1752 года//

В кабинете Йозефа Ханссена, главного консилиариуса Сената Шведского королевства, было накурено — Йозеф смолил трубку и внимательно слушал Михаила Ломоносова, прибывшего с инспекцией.

— … и всё же, я считаю эту затею крайне сомнительной, — закончил Ломоносов.

— Но почему? — удивился Ханссен.

Все думают, что он избрался консилариусом благодаря народной популярности, но реальной причиной было то, что его избирательную кампанию профинансировал лично император — у Ханссена, как оказалось, имеются недюжинные организаторские таланты, что объясняется очень большим опытом управления группой недолюбливающих друг друга людей. Он возглавлял партию бюргеров в Риксдаге с момента её формирования и сумел поднять её на мятеж против партии «шляп».