Римлянин. Финал
Шрифт:
//Ла-Манш, 1 августа 1762 года//
— На зюйд-весте по курсу — паруса! — сообщил наблюдатель. — Флотилия! По виду — до десятка кораблей!
— Продолжаем движение! — приказал адмирал Ларионов. — Полный вперёд!
Паровые машины броненосного крейсера заработали на полную мощность и он начал набирать ход.
Всего в эскадре адмирала Ларионова двенадцать кораблей — три броненосных крейсера, шесть лёгких крейсеров и три бомбардирских корабля. Угольщики
Ла-Манш — это суверенное владение англичан, поэтому проходить через него военным флотом, мягко говоря, не принято. Естественно, они воспримут произошедшее как неприкрытый вызов их доминированию.
«Это он и есть», — подумал Василий Иванович. — «Но это так рискованно…»
Новые дальнобойные орудия были сотню раз испытаны на мишенях, но в настоящем бою будут применены впервые.
Броневой пояс тоже был проверен на прочность не меньше сотни раз, но испытания реальным боем ещё не проходил.
Против 1-й броненосной эскадры Императорского флота выступают два полноценных флота — британский и французский. Все их боевые корабли оснащены паровыми машинами и обшиты бронёй из морской терезианской стали.
Император считает, что деревянная основа всех этих паровых кораблей их и погубит, потому что новые артиллерийские снаряды способны рвать сталь в клочья. И его мнение подкреплено результатами практических стрельб — древесину новые снаряды крошат в щепки, а сталь разрывают и деформируют.
«Но мы не знаем, что придумали англичане и французы», — подумал адмирал, крепко держащийся за стальное ограждение мостика. — «Вдруг, у них тоже есть орудия схожих характеристик или даже превосходящие наши?»
Эскадра демонстративно шла через Ла-Манш, под пристальным наблюдением потенциального врага.
Но ни англичане, ни французы, не предпринимали вообще ничего — их корабли держались на дистанции, которая казалась недосягаемой для шлезвигских орудий. К сожалению, для них, они сейчас находились ровно посередине максимальной дистанции эффективного огня…
Адмирал Ларионов рассматривал паровые корабли потенциального противника в подзорную трубу и ждал развития событий.
У него есть инструкции: даже если выстрелит одно британское или французское орудие, ответный огонь должен быть массированным и сокрушительным. Необходимо рассматривать любое недружественное действие как акт агрессии и реагировать незамедлительно. Но первыми открывать огонь нельзя.
Эскадра достигла портового города Гастингс и остановилась. Бомбардиры расчехлили орудия и дали серию выстрелов на четверть максимальной дистанции — император назвал это «учениями»…
С такой дистанции они могли разбомбить этот портовой город в обломки — Василий Иванович чувствовал мощь своих орудий и испытывал странное ощущение власти над жизнями тысяч. Тряхнув головой, он сбросил с себя морок и поднял подзорную трубу, чтобы посмотреть, что предпринимают недружественные корабли.
Отстрелявшись, эскадра продолжила
путь, а наблюдатели сообщили о появлении ещё четырнадцати военных кораблей.Ларионов понимал, что своими действиями развяжет большую войну, которую все ждут уже очень давно.
На своём выступлении в порту Санкт-Петербурга император сказал, что «империи слишком мало места под солнцем», что «следует перевернуть баланс сил на море» и «уничтожить наших природных врагов, стоящих на пути гармоничного развития всей Европы».
Новая война начнётся на море, но морем не ограничится.
Спустя два десятка часов, эскадра прошла через весь Ла-Манш, но «потенциальные агрессоры» не предприняли ничего, кроме переброски дополнительных сил.
«Что там дальше?» — подумал проснувшийся адмирал. — «Ах, да, повторить проход через Ла-Манш и, если это не поможет, пройти к Темзе».
Такого англичане точно не стерпят, ведь они считают себя безраздельными владельцами морей и океанов…
Как сказал император, подход к Темзе — это «красная линия». Англичане не вытерпят и атакуют, но они не дураки, чтобы атаковать без тотального численного превосходства.
Их разумения хватает, чтобы понять, что борьба против цельнометаллических боевых кораблей — это нечто крайне рискованное. Но его не хватает, чтобы понять, что превосходство в числе орудий само по себе перестало на что-либо влиять.
Время шло, адмирал Ларионов регулярно поднимался на мостик, чтобы справляться о любых изменениях ситуации, но больше времени проводил в своей каюте, где делился своими мыслями с личным дневником.
«Потом, когда дымы войны развеются, мой дневник станет добросовестным свидетелем, который расскажет о том, как она началась», — подумал адмирал.
Никогда в жизни он и подумать не мог, что эта обязанность выпадет именно ему. Император хочет, чтобы он начал войну, которая потопит сотни кораблей и унесёт жизни многих десятков тысяч человек.
Второй проход через Ла-Манш проходил по схожему сценарию, но с изменением в численности потенциально вражеского флота. Англичане срочно собрали в Ла-Манше около восьмидесяти кораблей, а французы привели ещё шестьдесят семь.
Последние вели себя гораздо наглее, подходили как можно ближе, но отворачивали сразу же, как корабли эскадры адмирала Ларионова давали предупредительные залпы холостыми.
Наконец, Ла-Манш остался позади, но теперь пришло время для главной акции этого похода.
«Мы могли бы сжечь их верфи, не заходя далеко в Темзу», — подумал адмирал, снова испытав то странное ощущение. — «Дальнобойности наших орудий хватит».
Но он вновь одёрнул себя и начал мыслить трезво. Береговые батареи — их придётся предварительно подавить, а уже затем двигаться вглубь, чтобы сжечь сначала военные верфи, а затем и половину города, который вспыхнет, как спичка.
«А ведь новый флагман будет оснащён 240-миллиметровыми орудиями», — вспомнил Василий Иванович. — «Они будут способны отправить снаряды на дистанцию до тридцати километров».