Римская сатира

С чистой, стыдливой главой, — припади к Тарпейскому храму [288]

Ниц и телку Юноне зарежь с позолоченным рогом:

50 Так мало женщин, достойных коснуться повязок Цереры [289] ,

Чьи поцелуи не страшны отцу их. Вот и сплетайте

Для косяков их венки, для порогов густые гирлянды.

Иль Гиберине единственный муж достаточен? Легче

Было б ее убедить с единственным глазом остаться.

288

Тарпейский храм

— на Капитолийском холме. Одна часть этого храма была посвящена Юноне, покровительнице брака.

289

Церера — богиня, считавшаяся идеалом женской чистоты.

Хвалят, однако, одну, что живет в отцовской усадьбе...

Пусть-ка она поживет, как жила в деревне, — в Фиденах,

В Габиях, скажем, — и я уступлю отцовский участок.

Даже и тут, кто заверит, что с ней ничего не случилось

В гротах, в горах [290] ? Разве Марс и Юпитер вконец одряхлели?

60 Где бы тебе показать под портиком женщин, достойных

Жертвы твоей? Разве можешь найти ты в театре такую,

Чтобы ты выбрал ее и мог полюбить безмятежно?

290

В гротах, в горах — то есть местах, которые избирали для любовных свиданий Марс и Юпитер.

Видя Бафилла, как он изнеженно Леду танцует,

Тукция вовсе собой не владеет, и Апула с визгом,

Будто в объятиях, вдруг издает протяжные стоны;

Млеет Тимела (она, деревенщина, учится только),

Прочие всякий раз, когда занавес убран, пустынно

В долго закрытом театре и только на улицах шумно

(После Плебейских игр — перерыв до игр Мегалезских), —

70 Грустно мечтают о маске, о тирсе [291] , переднике Акка.

291

Тирс — ритуальный жезл в культе Вакха. Акк — имя актера.

Урбик в экзодии всех насмешит, сыграв Автоною,

Как в ателланах; напрасно ты, Элия, Урбика любишь,

Бедная: ведь дорога застежка у комедианта!

Есть и такие, что петь не дают Хрисогону; Гиспулла

Трагика любит. Не жди, чтоб влюбились в Квинтилиана.

Женишься ты, а жене настоящим окажется мужем

Иль Эхион-кифаред, или Глафир, или флейта Амбросий.

Ставьте подмостки в длину всех улиц узких, богато

Лавром украсьте все косяки и дверные пороги:

80 Лентула знатный сынок в своей черепаховой люльке

Весь в Эвриала пошел и в другого еще мирмиллона [292] !

Бросивши мужа, жена сенатора Эппия с цирком

К Фару бежала, на Нил и к славному городу Лага;

Сам Каноп осудил развращенные нравы столицы:

Эта блудница, забыв о супруге, о доме, о сестрах,

Родиной пренебрегла, позабыла и детские слезы,

После же — странно совсем — и Париса забросила с цирком.

292

Мирмиллон — гладиатор в галльском вооружении.

С детства росла средь великих богатств у отца и привыкла

Спать на пуху своей золоченой, резной колыбели,

90 Но одолела моря, как раньше честь одолела

(Дешево стоило честь потерять на мягких сиденьях).

Смело и стойко она и тирренские вынесла волны

И далеко раздающийся шум Ионийского моря;

Много морей ей пришлось переплыть. Но когда предстоит им

Выдержать праведный искус и честный, то женщины трусят:

Их леденеют сердца, и от страха их ноги не держат.

Храбрости хватит у них на постыдное только дерзанье.

Если прикажет супруг на корабль взойти, — тяжело ей:

Трюм противен, вонюч, в глазах все ужасно кружится.

100 Если с развратником едет, она здорова желудком.

Эта при муже блюет, а та, с моряками поевши,

Бродит себе по корме и охотно хватает канаты.

Впрочем, что за краса зажгла, что за юность пленила

Эппию? Что увидав, «гладиаторши» прозвище терпит?

Сергиол, милый ее, уж давно себе бороду бреет,

Скоро уйдет на покой, потому что изранены руки,

А на лице у него уж немало следов безобразных:

Шлемом натертый желвак огромный по самому носу,

И постоянно глаза отвратительной слизью гноятся.

110 Все ж гладиатор он был и, стало быть, схож с Гиацинтом.

Стал для нее он дороже, чем родина, дети и сестры,

Лучше, чем муж: ведь с оружием он! Получи этот Сергий

Меч деревянный — и будет он ей вторым Вейентоном.

Эппией ты изумлен? преступлением частного дома?

Ну, так взгляни же на равных богам [293] , послушай, что было

С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая

Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала

Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой

Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;

120 Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась

В теплый она лупанар, увешанный ветхою тканью,

Лезла в каморку пустую свою — и голая, с грудью

293

Равные богам — императоры.

В золоте, всем отдавалась под именем ложным Ликиски;

Лоно твое, благородный Британник, она оскверняла,

Ласки дарила входящим и плату за это просила;

Навзничь лежащую, часто ее колотили мужчины;

Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила

Грустно она после всех, запирая пустую каморку:

Все еще зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;

130 Хоть утомленная лаской мужчин, уходила несытой,

Гнусная, с темным лицом, закопченная дымом светильни,

Вонь лупанара неся на подушки царского ложа.

Стоит ли мне говорить о зельях, заклятьях и ядах,

Пасынкам в вареве данных? В припадке страсти и хуже

Делают женщины: похоти грех — у них наименьший.

Но почему не нахвалится муж на Цензеннию? — Взял он

Целый мильон состоянья за ней и за это стыдливой

Назвал ее; от колчана Венеры он худ, от светильни

Жарок ее? Нет, в приданом — огонь, от него идут стрелы.

140 Можно свободу купить, и жена подмигнет и ответит