Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Сталин быстро ответил на последнюю телеграмму Литвинова. Он слегка уступил по вопросам религиозных прав. Что касается прав арестованных граждан США, он предложил статус наибольшего благоприятствования, то есть, по сути, те же консульские права, что были у граждан Германии. «По пропаганде можете дать все, что имеете в каких-либо из наших прежних договоров, — подчеркнул Сталин, — но на большие уступки не стоит идти» [154] .
14 ноября Литвинов снова встретился с Буллитом. Шел восьмой день переговоров. «Мы с Литвиновым спорили два часа на тему возмещения долгов, — отчитывался Буллит. — Наконец мне удалось слегка выбить его из колеи, сказав, что в январе наверняка будет принят закон Джонсона, запрещающий давать займы странам, не выполнившим свои обязательства перед… США, и если советское правительство будет делать абсурдные предложения по погашению, то их совершенно точно отклонит Конгресс, и тогда советское правительство не сможет получить ни одного пенни кредита» [155] . Так торговался настоящий янки, жестко, но большевик Литвинов смог справиться с этим. Рузвельт был весь день занят, но должен был встретиться с Литвиновым на следующий день. Буллит снова подчеркнул желание президента заключить сделку. Рузвельт уезжал в Уорм-Спрингс в Джорджии лечить полиомиелит и звал Литвинова поехать с ним, чтобы закончить начатое. У президента там должно было быть больше времени, чем в Вашингтоне. Литвинов ответил, что сможет поехать только после официального возобновления дипломатических отношений. Буллит затронул вопрос займов, говоря о признании долга Керенского, и снова сослался на замороженные «кредиты» США в Германии. Литвинов, кажется, был не против
154
И. В. Сталин, В. М. Молотов — М. М. Литвинову. 14 ноября 1933 г. // Там же. С. 60.
155
Bullitt to Roosevelt. 15 Nov. 1933. Hyde Park, New York, Franklin D. Roosevelt Library. President’s Secretary’s File, box 50, Russia: Bullitt, 1933–1936.
156
М. М. Литвинов — в НКИД. 14 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 61.
15 ноября Литвинов снова встретился с Рузвельтом. Шел девятый день переговоров. «Только что обменялся с Рузвельтом рукопожатием, — телеграфировал Литвинов в Москву, — в знак достигнутого соглашения с тем, чтобы завтра изготовить все документы и подписать их в пятницу» [157] . «Мы были слишком мягкими с ним сегодня утром», — сказал позднее Буллит Франклину Рузвельту [158] . Канцелярские работники всегда выступают за более трудные сделки. После девяти дней тяжелых торгов удалось прийти к соглашению, но, даже обменявшись рукопожатием с президентом США, Литвинов продолжал сомневаться. «Я, однако, нисколько не уверен, что до подписания не возникнет новых неожиданных затруднений или что Рузвельт по настоянию своих сотрудников не попытается изменить пункты соглашения». Этот комментарий очень напоминал наблюдение Довгалевского о том, как трудно заключить соглашение с французами даже в присутствии стенографистов. Рузвельт не так плох, вероятно, думал Литвинов. Я предлагаю полную секретность, телеграфировал он Сталину, пока не будут получены телеграммы, подтверждающие подпись под соглашением. Затем Литвинов кратко суммировал варианты решения сложных вопросов, начав с долгов. «Никаких заявлений о признании каких бы то ни было долгов я не делаю. Пресса сообщает, что имел место обмен мнений [так в тексте. — Ред.] о методах разрешения вопросов о взаимных претензиях, что позволяет надеяться на скорое разрешение вопросов». Литвинов должен был ненадолго остаться в Вашингтоне после подписания соглашения и постараться достигнуть договоренностей с Буллитом и Моргентау по вопросу снятия взаимных требований в обмен на признание долга Керенского или еще каким-то образом прийти к окончательной сумме, которую нужно будет выплатить в качестве дополнительных процентов к американскому кредиту. «Я дал, однако, джентльменское слово, что берусь убедить свое правительство предложить не менее 75 милл. долларов, при максимальном требовании Америки в 150 милл. долларов, но об этом моем обещании Рузвельт публично не заявляет», — писал он. Разница между этими двумя цифрами, процентная ставка, размер и длительность кредита должны были стать темой переговоров с Буллитом и Моргентау. Затем Литвинов перешел к другим вопросам, которые удалось урегулировать по мере того, как он давал объяснения Сталину и делал предложения Рузвельту.
157
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 15 ноября 1933 г. // Там же. С. 62–63.
158
Bullitt to Roosevelt. 15 Nov. 1933. Hyde Park, New York, Franklin D. Roosevelt Library. President’s Secretary’s File, box 50, Russia: Bullitt, 1933–1936.
Закончил нарком свой отчет предупреждением: «Я полагаю, что, судя по обстановке и ходу переговоров, надо считаться с возможностью новых затруднений. Переговоры были крайне трудными, и я даже не сообщал Вам о разных требованиях, которые удавалось ликвидировать немедленно». Он упомянул в качестве примера продление признания американской независимости. Рузвельт пошутил, что, когда он будет отчитываться перед Конгрессом по этому вопросу, он скажет: «Я заткнул [уши] и отказывался даже слушать» [159] .
159
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 15 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 62–63.
В то же время Сталин прислал дальнейшие инструкции к переговорам по вопросу долга и кредита, предложив суммы, процентные ставки и график платежей. Процентные ставки были низковаты, но все же не совсем безнадежные. Что касается размера долга, который нужно было выплатить, Сталин не стал делать никаких предложений. Эта телеграмма пришла одновременно с телеграммами Литвинова, в которых он объявил, что достиг договоренностей с Рузвельтом и более подробно рассказывал о переговорах. Нарком просил предоставить ему более подробные инструкции о предстоящей встрече по вопросам долга и кредита. Литвинов объяснил, что Конгресс должен рассмотреть в январе закон, который запретит давать кредиты любой стране, не выполнившей свои обязательства перед США. После принятия этого закона Америка уже не сможет дать кредит СССР, пока не будут выполнены все американские требования. Тогда никак не получится реализовать соглашение, подписанное в Вашингтоне. Вот почему Рузвельт торопился заключить сделку и получить одобрение в начале января. Президент предполагал, что многие будут против, но считал, что соглашение утвердят, если советское правительство согласится выплатить 150 млн долларов. Литвинов полагал, что ему придется предложить больше, чем планировалось изначально, и поднять сумму до 100 млн долларов во время переговоров. «Я имею ваше разрешение», — добавил Литвинов. Также более подробно обсуждали извлечение иностранной валюты из замороженных немецких кредитов, хотя Сталин скептически относился к этой идее [160] .
160
И. В. Сталин, В. М. Молотов — М. М. Литвинову. 15 ноября 1933 г.; М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 15 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 64–66.
15 ноября Литвинов отправил несколько телеграмм. В последней он сообщал больше подробностей, связанных с переговорами с Рузвельтом. Президент лишь в последнюю минуту второго и финального раунда наконец согласился «с большой неохотой» подписать соглашение, не решив до конца вопрос долгов и кредита. «Оказался он человеком жилистым, а подзуживали его газеты, придававшие его переговорам со мной спортивный характер “кто кого”» [161] .
На десятый день переговоров, 16 ноября, возникла проблема. «Как [я] и ожидал, — писал Литвинов, — Буллит принес сегодня отредактированные Рузвельтом документы, несколько меняющие и расширяющие соглашение». То есть на подобные уловки в работе с советскими дипломатами шли не только французы. Президент попытался впихнуть в текст все свои пожелания в отношении религиозных прав, на которые согласился Литвинов. Но, что важнее, он также попытался увеличить размер долга, который должно погасить советское правительство, до 150 млн долларов. По утверждению Литвинова, когда они заключали так называемое джентльменское соглашение не для публики, он согласился на сумму не меньше 75 млн. Однако Рузвельт полагал, что Конгресс никогда ее не одобрит, и поэтому Литвинов должен уговорить Москву согласиться на 100 млн.
161
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 15 ноября 1933 г. // Там же. С. 67–68.
«Этим самым он дает понять, что и он согласится на 100 миллионов, тогда как вчера он заявлял, что не сможет предлагать Конгрессу меньше 150 миллионов», — отметил советский дипломат. Литвинов вел переговоры с западными странами с 1918 года и во многих случаях мог дать отпор. Но даже несмотря на то, что он был начеку, он не был доволен тем, что Рузвельт попытался смошенничать. «Я с негодованием отклонил эти новые требования, — сообщил Литвинов в Москву. — Буллит отправился докладывать президенту. Завтра Рузвельт уезжает, и если придется выбирать между
моей погоней за ним на курорт и немедленным подписанием хотя бы с некоторыми уступками, я выберу последнее, поскольку уступки укладываются в Ваши инструкции. Увижу Рузвельта в 22 часа по местному времени» [162] .162
М. М. Литвинов — в НКИД. 16 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 69–70.
Тем вечером Литвинов заставил президента отступить по некоторым вопросам. Что касается долга, нарком пообещал обосновать 100 млн долларов, хотя правительство СССР не взяло на себя никаких обязательств. По мнению Литвинова, Рузвельт не согласился бы на меньшее, а мы не согласились бы на большее, и в результате соглашение отвечало советским интересам. В пятницу, на одиннадцатый день переговоров они снова встретились с Рузвельтом. Это был прощальный визит. Литвинов согласился назначить Буллита послом и выделить здание посольству. Здание имелось, и вполне сносное, но нужно было его отремонтировать и обставить мебелью [163] .
163
М. М. Литвинов — в НКИД. 17 ноября 1933 г. // Там же. С. 72.
Новые указания Сталина пересеклись с последней телеграммой Рузвельта. В целом соглашение включало выплату 100 млн долларов в качестве компенсации задолженности в 200 млн в виде долгосрочного кредита со ставкой 7 или 8 % годовых: 4 % за кредит и 3–4 % за выплату долга. «Грузинский кулак» убеждал Литвинова попытаться добиться 7 % и соглашаться на 8 %, только если не будет другого выхода. Также Сталину не нравился вариант с получением американских кредитов в Германии, если предположить, что это вообще возможно. Это могло ухудшить отношения СССР и Германии, а они уже и так были плохими. Дело осложнялось еще и тем, что Сталин не хотел брать на себя обязательства размещать новые заказы в Германии в 1934 году. Что касается остальных вопросов, Сталин уполномочил Литвинова предложить Александру Антоновичу Трояновскому стать советским послом в Вашингтоне. «Предлагаем Вам довести переговоры до конца самому, хотя бы Вам пришлось остаться для этого в Вашингтоне до конца месяца» [164] .
164
И. В. Сталин, В. М. Молотов — М. М. Литвинову. 17 ноября 1933 г. // Там же. С. 71.
В субботу, 18 ноября, на двенадцатый день переговоров Литвинов встретился с Моргентау и Буллитом, чтобы обсудить вопросы погашения долга и кредит. Литвинов напомнил американской стороне, что он остается в Вашингтоне только для определения суммы в соответствии с «джентльменским соглашением». Он собирался уехать 25 ноября. Если получится достигнуть договоренности до его отъезда, то хорошо, если нет, переговоры продолжит новый посол. Моргентау и Буллит не возражали, но настаивали на заключении соглашения до января. Затем они стали обсуждать процентные ставки. Литвинов предложил свои «максимальные» 7 %, включавшие 2–3 % на выплату долга. Читатели, наверно, заметили, что это меньше, чем одобрил Сталин, однако Литвинову было необходимо сохранить возможность позднее пойти на уступку, если договоренность будет возможно достичь. Моргентау предложил 10 %, из которых 6 % шло на погашение кредита. На самом деле это не сильно отличалось от 8 % Сталина. Могли бы стороны сойтись на 9 %? Или 8,5 %, из которых 5 % шли бы в счет погашения долга? Следующая встреча должна была состояться в воскресенье. Литвинов попросил Богданова к ним присоединиться, так как он лучше знал процентные ставки. Нарком сомневался, что удастся достигнуть соглашения. Пресса тщательно следила за переговорами. Ей сообщали о каждой встрече, и она требовала результатов. Переговоры с участием Трояновского привлекали бы меньше внимания. «К тому же нам выгоднее, — отметил Литвинов, — вести переговоры в присутствии президента, который будет, как опыт показал, более уступчив, чем его советники». Литвинов сообщил, что накануне он спросил Буллита, почему Рузвельт так настаивал на религиозном вопросе. Буллит откровенно ответил, что этот вопрос относился строго к внутренней политике. Документы, связанные с религией, добавили бы Рузвельту 50 голосов в Конгрессе, которые ему необходимы для экономических реформ. Сама по себе религия не имеет никакого отношения к СССР [165] . Во время дальнейшего разговора с представителем Госдепартамента Литвинову стало понятно, что Рузвельт не информирует Госдеп о содержании переговоров. Существуют «весьма неприязненные отношения между Госдепартаментом и Буллитом, — добавил Литвинов в своем сообщении, — но последний весьма близок к Рузвельту, с которым будет сноситься, вероятно, непосредственно» [166] .
165
М. М. Литвинов — в НКИД. 18 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 73–74.
166
М. М. Литвинов — в НКИД. 20 ноября 1933 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 77.
Придя к договоренности по вопросам признания, Рузвельт и Литвинов наконец перешли к обсуждению политических проблем. Если убрать общие фразы Рузвельта и перейти к сути, то он сказал, что главными угрозами миру являются Германия и Япония. А США и СССР «должны встать во главе движения за мир». Он считал, что Германия вполне может обратить внимание на восток, однако надеялся, что Гитлер долго не протянет и «сдуется». По словам президента, японские вооруженные силы представляли собой «серьезную опасность». Он не боялся нападения, но из-за Японии США приходилось тратить «сотни миллионов долларов на вооружение». Рузвельт заметил, что США может построить три военных корабля в ответ на каждый, который создаст Япония, и задался вопросом, сможет ли Япония выдержать такую финансовую нагрузку. Затем он быстро дошел до сути дела. СССР понадобится 10 лет, чтобы Сибирь достигла необходимого уровня развития. Литвинов сообщил, что Америка готова на все, что можно, чтобы только сдержать японскую угрозу. Америка не готова к войне, ее не хочет ни один американец, но Рузвельт на 100 % готов предоставить СССР моральную и дипломатическую поддержку. Например, два правительства могут обмениваться информацией о Японии. Рузвельт предложил подписать пакт о ненападении, и Литвинов сразу же согласился. Президент сказал, что он попросит Буллита заняться этими вопросами и затем перед ним отчитаться. Литвинов попытался понять, как далеко готов зайти Рузвельт в этом направлении? Что он думает о двустороннем сотрудничестве в области безопасности с СССР? Тут президент сдал назад и сказал, что предпочитает односторонние декларации, когда это будет необходимо. «Из моих многократных бесед с Рузвельтом я вынес впечатление, что в случае урегулирования вопроса о долгах и при отсутствии инцидентов с американцами в Союзе у нас могли бы установиться с Рузвельтом весьма дружественные отношения». Литвинов также добавил, что общественность нас тоже в этом поддерживает [167] .
167
М. М. Литвинов — в НКИД. 17 ноября 1933 г. // САО. Годы непризнания, 1927–1933. С. 719–721.
Возможно ли это? Рузвельт был настроен двигаться вперед, как и Сталин. Вождь перестал вести себя как циничный грузинский кулак, снизив цену во время обмена телеграммами с Литвиновым. Что касается процентной ставки, то вариант СССР отличался от предложения Моргентау на 2 %. Если говорить об общем размере долга, в начале переговоров речь шла о 75 млн и 150 млн. На самом деле это были не такие большие суммы и для США, и для СССР. Размер кредита пока не обсуждался. Сталин хотел 200 млн. Пререкания из-за религиозных и правовых вопросов, важных лишь для небольшой группы американцев, удивили Литвинова, так как он не считал их важными. У Рузвельта были на то политические причины, как объяснили они вместе с Буллитом. Забавно, что США так настаивали на правах американцев в СССР, но при этом у них в стране темнокожие подвергались линчеванию и страдали из-за законов о расовой сегрегации. Не менее странными покажутся читателям слова Литвинова о соблюдении законности Советским государством на фоне коллективизации, вызвавшей страшное крестьянское сопротивление и масштабный голод, и с учетом того, что через несколько лет Сталин начнет репрессии и будет устраивать массовые расстрелы. Тем не менее оставался главный вопрос: можно ли будет достичь согласия по экономическим вопросам? Согласится ли враждебно настроенный Госдепартамент на сотрудничество? Достаточно ли сильная угроза исходит от нацистской Германии и Японии, чтобы преодолеть другие препятствия на пути к совместной работе США и СССР? Следующий год это покажет.