Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Жозеф Поль-Бонкур

Жозеф Поль-Бонкур родился в Сент-Эньян (департамент Луар и Шер) в 1873 году. Его отец Луи был врачом, и Жозеф, как и многие представители его класса и поколения, окончил юридический факультет Парижского университета. Во время Первой мировой войны он участвовал в рабочем движении, то есть примкнул к левым, но не к самым крайним. В первый раз Жозеф стал министром в 1911 году, затем в 1932 году был военным министром в кабинете Эррио, а затем сам стал председателем Совета министров. В 1930-х годах Поль-Бон-кур был привлекательным мужчиной, этаким лихим парнем невысокого роста с прекрасными длинными седыми кудрями. Его современники говорили, что он ничего не смыслил в работе, хорошо говорил, но мало делал. Однако в советских делах он разбирался и читал телеграммы из посольства в Москву без сводных отчетов. Он хорошо ладил с Довгалевским и Литвиновым и продолжил политику Эррио, направленную на сближение Франции и СССР. На самом деле Поль-Бонкур пошел даже дальше. Он активнее настаивал на улучшении отношений с СССР. Он пытался с переменным успехом контролировать «клерков» французского МИД, которые полагали, что министры — это просто случайные прохожие, а всю политику на самом деле определяют они сами. Иногда он навлекал на себя гнев и презрение сотрудников Министерства иностранных дел, которые не хотели сближения Франции и СССР. Вообще критику со стороны МИД Франции стоило бы считать (и иногда так и делали) знаком почета.

Литвинову не терпелось ратифицировать пакт о ненападении. «Придаю большое значение скорейшей ратификации пакта, — писал он Довгалевскому, — и мне кажется, что можно было бы осторожно подталкивать Бонкура на проведение ратификации упрощенным способом без Палаты. Иначе неизбежны затяжки, а, возможно, и провал» [71] . В политике Франции никто никогда не знал, что будет дальше. Сегодня у французского правительства одна политика, а завтра совсем другая, говорил Литвинов французскому послу Дежану. «Советско-французское сближение является выражением политики партий, стоящих ныне у власти во Франции, — снова заявил он, — и что нельзя ручаться за продолжение той же политики в случае прихода к власти правых партий» [72] . В середине мая 1933 года Национальная ассамблея проголосовала за одобрение пакта о ненападении (технически за обмен инструментами ратификации). Эррио был тогда председателем Комитета по иностранным делам Палаты депутатов. Во время дебатов он напомнил о союзе французского короля-католика Франциска I и османского султана Сулеймана Великолепного, заключенном в XVI веке против общего врага — Габсбурга. Это был такой элегантный способ проиллюстрировать принцип «враг моего врага — мой друг». В Палате депутатов 554 человека поддержали пакт, 41 воздержался и только один проголосовал против — это был Тардьё [73] . Он вполне заслуженно славился своим упрямством. Литвинов не держал на него зла. Слабым моментом в сближении с Францией всегда было будущее этих отношений: если к власти придут правые, то на этом все закончится? «Я рекомендовал бы, — писал Литвинов советскому поверенному в Париже, — используя нынешние настроения, укреплять связи с Тардьё и его политическими единомышленниками и вообще с правыми партиями» [74] .

71

М. М. Литвинов — В. С. Довгалевскому. 14 января 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 90. Д. 11. Л. 5–7.

72

Дневник М. М. Литвинова. Встреча с Ф. Дежаном. 10 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 89. Д. 4. Л. 72–73.

73

Duroselle J.-B. La Decadence, 1932–1939/ 3^rd ed. Paris: Imprimerie nationale, 1985. P. 75.

74

М. М. Литвинов — М. И. Розенбергу. 19 мая 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 94. Д. 64. Л. 5.

Важность Польши

Работая над улучшением отношений с Францией, НКИД не забывал об отношениях с Польшей. На самом деле эти два вопроса были связаны друг с другом. Сближение с Францией шло рука об руку со сближением с Польшей. Если в 1931 году Сталин в переписке с Молотовым и Кагановичем постоянно упоминал Польшу, то в 1932 году она в ней почти не встречалась. Это значит лишь то, что Сталин был доволен тем, как НКИД работал с польским вопросом. Литвинов всегда предпочитал хорошие отношения с западными соседями, и Польша не была исключением. 25 июля 1932 года был подписан пакт о ненападении, но о нем так и не упомянули Сталин, Молотов и Каганович в Москве.

В начале 1933 года улучшились отношения не только с Францией, но и с Польшей. Или во всяком случае так казалось. В конце января Гитлер стал канцлером Германии. Это привлекло общественное внимание. Несмотря на это, в отношениях с Польшей наблюдались взлеты и падения в зависимости от отношений Польши с Францией и Германией. Когда между Польшей и Германией появлялось напряжение, то Польша начинала больше интересоваться СССР [75] . Борис Спиридонович Стомоняков, член коллегии НКИД, отмечал этот момент в беседе с Владимиром Александровичем Антоновым-Овсеенко, полпредом в Варшаве. «Торжество Гитлера в Германии и прогрессирующая офензива [76] ревизионистских элементов в Европе продолжают усиливать настроение за сближение с нами в Польше и вызывают со стороны поль[ского] пра[вительства] стремление преувеличивать перед внешним миром улучшение отношений с СССР». Это была системная пропаганда, распространяющая неверные слухи из польских источников о дальнейшем советско-польском соглашении для «единого фронта… против Гитлера». Ничего страшного, считал Стомоняков: НКИД нет никакого резона разоблачать эти преувеличения, так как они могут оказать «весьма полезное влияние на политику герм[анского] пра[вительства]». Советские дипломаты были такими же скрытными и искусными, как и западные. Стомоняков проинструктировал Антонова-Овсеенко на тему того, что ему необходимо выяснить, так как это была возможность разрушить стену изоляции вокруг советского посольства. Нужно было поговорить с представителями как левых, так и правых, и понять, что происходит [77] .

75

Ken O. N. Collective Security or Isolation? Soviet Foreign Policy and Poland, 1930–1935. St. Petersburg, 1996. P. 53–82.

76

Наступательная тактика и стратегия; наступление в войне. — Примеч. ред.

77

Б. С. Стомоняков — В. А. Антонову-Овсеенко. 4 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 93. Д. 48. Л. 4–6.

Конечно, в НКИД понимали, что польское правительство пытается заинтересовать Берлин улучшением отношений с Польшей. И вправду, в апреле 1933 года маршал Пилсудский, глава государства, и министр иностранных дел Юзеф Бек уже прощупывали почву, пытаясь узнать у немецких властей, существует ли возможность «стабилизации отношений» [78] . Польша вела двойную игру, но тем же самым занимались НКИД и Франция. И все же Стомоняков был доволен прогрессом. Из-за политики Гитлера польское правительство пыталось укрепить связи с Францией и Малой Антантой, состоявшей из союзников Франции: Чехословакии, Румынии и Югославии.

78

Ken O. N. Collective Security or Isolation? P. 64.

Тогда Стомоняков сказал следующее: «Если еще несколько месяцев тому назад во Франции были еще иллюзии относительно возможностей договориться с Германией, уступить ей в вопросах вооружения и пожертвовать некоторыми интересами своих союзников, то теперь, благодаря политике Гитлера, эти иллюзии исчезли, и мы имеем фактически единый фронт от крайне правых до социалистов включительно». Эти изменения отвечали интересам СССР, продолжал он: «Мы поэтому решили по всем текущим вопросам наших отношений, где это только допускается нашими интересами, идти навстречу польским предложениям и стремиться не только укрепить наши отношения с Польшей, но также манифестировать перед внешним миром их улучшение» [79] .

79

Б. С. Стомоняков — В. А. Антонову-Овсеенко. 19 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 93. Д. 48. Л. 7-11.

Борис Спиридонович Стомоняков

Вскоре после реорганизации НКИД в 1934 году Бориса Спиридоновича Стомонякова повысили в должности до замнаркома. Он отвечал за дела в Польше и Прибалтике. Это были крайне важные регионы для европейской коллективной безопасности и взаимопомощи. Стомоняков родился в 1882 году в Одессе — портовом городе на берегу Черного моря. Его родители были болгарами. Его отец Спиридон Иванов являлся купцом. Мы мало знаем о родителях Стомонякова, однако нам известно, что в период с 1900 по 1904 год у его отца хватило денег отправить сына учиться в Санкт-Петербургский горный институт. Стомонякова часто называют болгарским подданным, но он родился в Одессе. Болгарский паспорт у него был только благодаря национальности отца.

Борис Спиридонович Стомоняков, 1930-е годы. АВПРФ (Москва)

Когда Стомонякову исполнилось 18 лет, он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию. Это был обычный путь революционера. В 1905 году он находился в Бельгии, откуда переправлял оружие в Россию. Вернулся в 1906 году и был арестован, но ненадолго. В период затишья и репрессий, которые начались после 1905 года, Стомоняков не участвовал в революционном движении. В 1912 году он переехал в Болгарию, возможно, по семейным причинам. Его отец умер там же в следующем году. В результате Борис Спиридонович пошел служить в болгарскую армию и принимал участие в войне с Россией в октябре 1915 года. В 1917 году он отправился в Москву, а в 1921 году поехал в Берлин в качестве советского торгового представителя. Он участвовал в торговых переговорах с Веймарской Германией в 1920-х годах.

На фотографиях мы видим Стомонякова в костюме с галстуком, с усами и бакенбардами и частично лысого. У него довольно доброжелательный взгляд, и он похож на советского купца, кем, собственно, он и был. Мы мало знаем о личной жизни Стомонякова, но можно предположить, что он был импульсивным волевым человеком. В 1928 году он жаловался напрямую Сталину на то, что Политбюро слишком торопится подписать новое торговое соглашение с Берлином. Мы слишком на многое соглашаемся, писал он. По сути, Стомоняков критиковал политические рекомендации НКИД, то есть противоречил Литвинову. Он был настолько недоволен, что попросил назначить его на другую должность. В то время он уже был членом коллегии НКИД, исполнительного комитета комиссариата, до тех пор, пока его не упразднили в 1934 году в ходе реорганизации правительства. Говорят, что позднее он уже хорошо ладил с Литвиновым.

Сближение Польши и СССР

Стомоняков хорошо выполнял свою работу и держал под жестким контролем советскую политику в Польше. В своих депешах полпреду Антонову-Овсеенко он четко выражал намерения СССР. Весной 1933 года появилась небольшая надежда, что Польша захочет улучшить отношения с СССР. Карл Радек, старый большевик и журналист «Известий», докладывал о своем разговоре с Богуславом Медзиньским, который возглавлял «Газету Польску» — полуофициальное издание в Варшаве. Медзиньский был связующим звеном и действовал неофициально, обсуждая с Радеком «чувствительные вопросы», которые пока что не «созрели» для официальных дипломатических переговоров. Он был близок к главным пилсудчикам, сражался на стороне Пилсудского во время войны и помогал неофициально решать вопросы, которые возникали у советской стороны. О беспокойстве СССР было доложено всем основным польским лидерам, а не только министру иностранных дел Беку. Переговоры между двумя журналистами велись более открыто, чем между дипломатами на официальных встречах. Как писал Медзиньский, польское руководство «убеждено, что Германия идет к войне с ними [поляками. — Ред.], но сама не хочет форсировать события». Также оно не думало, что СССР стремится к ослаблению Польши по сравнению с Германией. Польша «не намерена быть орудием чужих интересов против нас [СССР]». Как сообщил Радек, Медзиньский был убежден, что Германия постарается «создать осложнения между нами и Польшей, усиливая в Румынии направленные против СССР тенденции». По словам Медзиньского, следующим шагом Германии должна стать Прибалтика. Прибалтийских фермеров могут привлечь более высокие цены на сельскохозяйственную продукцию, которые появятся благодаря таможенному союзу, а правительство Великобритании может поддержать расширение Германии в этом направлении. За счет него получится подготовить плацдарм для нападения на Ленинград. Польша не хотела, чтобы Германия оказалась в Прибалтике, и тут интересы СССР и Польши совпадали. Медзиньский таким образом предлагал облегчить их сближение [80] . В первых попытках противостоять гитлеровской Германии снова возникло двойное дно, и многие люди были вовлечены в этот процесс открыто или тайно. Читатели пока не знают их имен, но это ненадолго. Многие герои этого повествования станут нашими хорошими друзьями по мере того, как мы будем продвигаться по 1930-м годам.

80

Запись беседы с редактором «Польской газеты» Б. Медзиньским. 4 мая 1933 г. // Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 558. Оп. 11. Д. 790. Л. 20-1, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах (комплекс оцифрованных архивных документов, кино-и фотоматериалов). URL:(дата обращения: 21.11.2023).

Будет ли Польша придерживаться этой совершенно новой линии? А Франция? Был ли советский анализ «объединенного фронта» преждевременным? Через две недели Стомоняков удивился: польское правительство прибегло к «известной сдержанности» в отношении сближения «как в больших, так и в малых делах» [81] . По мере снижения напряжения между Польшей и нацистской Германией Польша все меньше интересовалась сближением с СССР. 1 мая Пилсудский встретился с Антоновым-Овсеенко, но ограничился дружеской болтовней [82] . Стомоняков полагал, что четко все понял: «Содержание разговора с Вами Пилсудского подтверждает наши предположения, что, приглашая Вас, Пилсудский имел ввиду не дальнейшее развитие польско-советских отношений, а исключительно эффект в других странах, особенно в Германии». Но ничего страшного, отмечал он, мы занимаемся тем же самым. Пусть Германия будет озабочена «перспективами дальнейшего сближения СССР с Польшей и Францией». Обе страны могут вести двойную игру. Как полагал Стомоняков, польская политика основывалась на отсутствии уверенности в силе англо-французского «антигитлеровского» настроения [83] . Литвинова это тоже беспокоило.

81

Б. С. Стомоняков — В. А. Антонову-Овсеенко. 4 мая 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 93. Д. 48. Л. 12–15.

82

Ken O. N. Collective Security or Isolation? P. 65.

83

Б. С. Стомоняков — В. А. Антонову-Овсеенко. 19 мая 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 93. Д. 48. Л. 16–20.