Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Ванситтарт не был рад, получив отчет Липера. «Думаю, надо оставить Литвинова в покое примерно дней на десять. Его здесь прощупывают уже второй раз. И Липер считает, что вряд ли он сам сделает первый шаг. Мы не можем обратиться к нему в третий раз слишком быстро» [253] .
Стороны продолжали еще какое-то время расшаркиваться друг перед другом в ожидании первого шага, однако длилось это недолго. Британские бизнесмены давили на МИД, требуя найти выход из тупика. Это выражалось, например, в виде резолюции Федерации британской промышленности, в которой призывали к освобождению инженеров и возобновлению торговых отношений. Из-за нее Саймон решил проявить инициативу и встретиться с Литвиновым, не дожидаясь звонка из советского посольства [254] . Кроме того, пробный шар запустил Каммингс из «Ньюс Кроникл» — «очень пророссийский корреспондент газеты, который недавно был в Москве и сейчас поддерживает тесный контакт с советским посольством [это по словам Кольера. — М. К.], предположил, что Литвинов готов двигаться вперед» [255] .
253
Vansittart’s minute. 19 June 1933. N4812/5/38, TNA FO 371 17241.
254
Vansittart’s minute. 20 June 1933. N4611/5/38, TNA FO 371 17241.
255
Collier’s minute. 21 June 1933. N4607/5/38, TNA FO 371 17241.
А
«Хочу лишь добавить, что мы в Мск [Москве] не имели никакого представления о влиянии дела “Метро-Виккерс” на общественное мнение Англии. В этом отношении мы вернулись здесь ко времени, предшествовавшему возобновлению отношений. Англичане из воксовских организаций заявляют, что вся их работа за эти годы пошла насмарку. Полпредство находится в состоянии полубойкота.
Оскорбления наносятся на каждом шагу. При всех стремлениях англичан оказывать всяческое внимание нашей делегации было немало и неприятных моментов нашего общения с ними. Наши враги работают вовсю, используя благоприятное настроение, а промышленники мало активны и беспомощны перед лицом крупных политических интриг. Даже “друзья” не понимают нашей нынешней позиции в конфликте и обвиняют нас в преувеличении вопросов престижа. “Наше правительство наделало много глупостей, но оно уже ангажировалось и отрезало себе путь к отступлению. Вы должны быть умнее и вывести нас из тупика” — вот к чему сводятся их рассуждения» [256] .
256
М. М. Литвинов — Н. Н. Крестинскому. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6–8.
Решение
С учетом происходящего и чтобы не затягивать кризис, Литвинов изменил свое мнение и попросил Москву одобрить измененное «минимальное» предложение британцам [257] . Он сообщил Сталину, что Саймон пригласил его в МИД. Насколько Литвинову было известно, британцы хотели снять эмбарго одновременно с освобождением заключенных. Поэтому Литвинов решил изменить границы дозволенного, но не сильно. Он хотел предложить британскому правительству снять эмбарго и разрешить возобновление торговли на неделю, а в это время советское правительство аккуратно амнистирует и депортирует сотрудников «Метро-Виккерс». В качестве следующей максимальной уступки советское правительство или НКИД могли бы обещать поддержать амнистию после снятия эмбарго. В любом случае Литвинов просил Сталина уполномочить его разрешить спор [258] . Литвинов изменил свою позицию, но не сильно. Удивительно, что, по его мнению, британское правительство могло принять такое предложение. В любом случае Липер дал ему верную оценку. Литвинов не был мягким мечтателем, влюбленным в Запад.
257
Там же.
258
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 9-13. Копии были переданы В. М. Молотову и Н. Н. Крестинскому.
Первая встреча Саймона и Литвинова состоялась 26 июня. Литвинов попытался сделать предложение, но Саймон, само собой, ему отказал. Или стороны одновременно идут на уступки, или сделки не будет, а эмбарго продлят дальше. На этом они остановились. Литвинов попросил дать ему время на раздумье, а затем он сам скажет, когда назначить следующую встречу. Нарком сразу же написал в Москву и попросил дать ему указания. Вряд ли британцы согласятся вначале снять эмбарго, и вряд ли Саймон сделает еще какие-то предложения. Поэтому Литвинов считал, что нужно согласиться на вариант Саймона, то есть одновременно пойти на уступки: снять эмбарго и отменить советские контрмеры и в тот же день смягчить наказание двум инженерам «Метро-Виккерс». Единственная особенность была в том, что вначале отменят эмбарго и контрмеры, а потом в течение того же дня смягчат наказание. Ответ из Москвы пришел быстро: «…в качестве крайней и последней уступки». Сталин согласился с рекомендациями Литвинова [259] . На той неделе Саймон и нарком встречались еще три раза, и один раз британский министр встретился с Майским, чтобы обсудить детали и убедиться, что каждая сторона с уважением отнесется к взятым на себя обязательствам [260] . Таким образом на выходных удалось достигнуть договоренностей, и вечером 1 июля арестованных освободили. Через два дня они пересекли границу с Польшей.
259
Simon to Strang. No. 381. 26 June 1933. N4842/5/38, TNA FO 371 17241; М. М. Литвинов — в НКИД (для И. В. Сталина и В. М. Молотова). 26 июня 1933 г. // ДВП. Т. XVI. С. 366–368; Н. Н. Крестинский — М. М. Литвинову. 27 июня 1933 г. // Там же. С. 372–373.
260
Simon to Strang. Nos. 382, 387, 388. 28, 30 June & 1 July 1933. N4842/4930/4931/ 5/38, TNA 371 17241.
Английский аристократ и большевик польского происхождения наконец смогли достаточно доверять друг другу, чтобы достигнуть договоренностей, а также реализовать их без сучка и задоринки. Что изменилось и заставило стороны так быстро договориться и закончить конфликт? С британской стороны бизнес давил на правительство и требовал найти такое решение, чтобы не останавливать торговлю с СССР. МИД был не единственной заинтересованной стороной. Министерство торговли и Ренсимен также искали решение. О том, насколько сильное было лобби со стороны бизнеса, стало известно из разговора, о котором сообщил Майский. В нем участвовал торгпред Александр
Владимирович Озерский и Ф. Х. Никсон из Департамента гарантирования экспортных кредитов. Никсон, видимо, под влиянием алкоголя, стал рассказывать про «Метро-Виккерс», сообщив, что «во время конфликта и в особенности после [введения. — М. К.] эмбарго МИД все время пытался разорвать дипломатические отношения с СССР».«Он встречал, однако, сильное сопротивление со стороны Министерства торговли, а также некоторых других членов правительства. Кроме того, для британского кабинета было крайне неудобно разрывать отношения с СССР как раз накануне созыва всемирной экономической конференции. Когда последняя собралась, Министерство торговли стало настаивать на необходимости использования пребывания т[оварища] Литвинова в Лондоне для ликвидации конфликта. Форин-офис отчаянно сопротивлялся. Тогда Колвилл (глава Департамента заморской торговли) в весьма решительной форме поставил вопрос о снятии эмбарго перед Ренсименом (министр торговли). Ренсимен поддержал Колвилла. Вместе они отправились к Макдональду и устроили ему грандиозный скандал. Макдональд вызвал к себе Саймона и предложил ему начать переговоры с т[оварищем] Литвиновым».
По словам Никсона, только тогда Саймон наконец пригласил Литвинова в МИД и предложил обсудить разрешение конфликта в присутствии Колвилла, который будет играть роль политического комиссара и проследит за тем, чтобы все шло как надо. Майский был уверен, что эта информация соответствует действительности, так как она совпадала с тем, что ему удалось выяснить во время кризиса [261] . Читателям нужно сказать спасибо Никсону, который разболтался под воздействием алкоголя, а также Майскому, который это все записал.
261
И. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 105–109.
Что касается СССР, то Литвинова очевидно беспокоила угроза, надвигавшаяся со стороны нацистов. Он говорил об этом в своих письмах Крестинскому и Сталину. «С Германией, очевидно, ладить не удастся, — писал Литвинов Крестинскому. — Надо поэтому искать опору, где только возможно». А это означало, что нужно было уладить дело «Метро-Виккерс», которое, с точки зрения наркома, никогда не стоило серьезной ссоры. В письме Сталину Литвинов упомянул так называемый меморандум Альфреда Гугенберга, в котором говорилось о расширении Германии на восток, и рекомендовал укрепить связи с Францией [262] . Британский МИД уловил изменения в советской политике. Их трудно было не заметить. Журналист Карл Радек опубликовал статьи, которые привлекли внимание МИД Великобритании [263] . Штейгер, таинственный советский информатор в Москве, упомянул в разговоре со Стрэнгом речь Гугенберга в Лондоне и сказал, что «она определенно дала импульс в пользу урегулирования» конфликта «Метро-Виккерс». «Кажется, все свидетельствует о том, — писал Кольер, — что советское правительство настолько занято угрозой, исходящей от Гитлера, что не будет ссориться ни с кем больше, пока она не исчезнет». Хотя Литвинов не мог сообщить об этом в своих депешах из Лондона, Штейгер намекнул: «В рядах части стоящих у власти сил наблюдается заметное желание установить спокойные и стабильные отношения с… [Великобританией. — М. К.]» [264] . Чиновникам МИД не приходило в голову (во всяком случае в рамках дела «Метро-Виккерс»), что Великобритании тоже следовало бы «заняться», как писал Кольер, «угрозой, исходящей от Гитлера».
262
М. М. Литвинов — Н. Н. Крестинскому. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6–8; М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6-13. Копии были переданы В. М. Молотову, Н. Н. Крестинскому.
263
Strang. No. 287. 23 May 1933; Collier’s minute. 31 May 1933. N4046/748/38, TNA FO 371 17261.
264
Strang to Simon. No. 410, confidential. 25 July 1933; Collier’s minute. 26 July 1933. N5526/1610/38, TNA FO 371 17273.
Тем не менее британский МИД, несомненно, был заинтересован в урегулировании англо-советских отношений. Когда после освобождения арестованных Кольер попытался снова устроить противостояние, никто его не поддержал. «Я твердо уверен, — писал Олифант, — что нам следует потушить догорающие угли и не превращать их снова в пламя». Когда Кольер спросил про гранки третьей Белой книги, Олифант и Ванситтарт выступили против публикации. По словам Олифанта, это было все равно, что «сыпать песок в оборудование». Ванситтарт считал, что оставшиеся два инженера «Метро-Виккерс» больше не заслуживают их внимания. «Эти люди могут нам поведать только о своем эгоизме и трусости. Они были невиновны, но на них едва надавили, и они тут же сдались, спасая (как они думали) свою шкуру и не подумав о товарищах. Я был удивлен, когда узнал, насколько небольшим было давление, — я полагал, что оно будет намного больше. Мы поступили правильно и добились значительного успеха, но мы сделали это ради никчемных людей, и я не считаю, что нам нужно дальше затягивать это дело, которое достигло кульминации, когда они уехали из России» [265] . Пришло время двигаться дальше, хотя бы к тому, что маячило на горизонте.
265
Vansittart’s minute. 8 July 1933. N5356/1610/38, TNA FO 371 17273.
Дело «Метро-Виккерс» представляет собой хороший пример того, как урегулировались ссоры СССР с Западом. Также оно показывает, что решения внутри советского руководства относительно отношений с другими странами не всегда принимались без участия НКИД. Ситуация становилась опасной, и в Москве наконец осознали нацистскую угрозу и необходимость искать союзников на Западе. В июне Литвинов точно распознал ее и предупредил Сталина. Необходимо было наладить правильные отношения с Великобританией, и два британских инженера не стоили того, чтобы поднимать из-за них такой шум, с учетом растущей нестабильности в Европе. В результате из-за дела «Метро-Виккерс» СССР был вынужден на год приостановить попытки добиться сближения с Великобританией. Теперь всем нужно было остыть, а советской дипломатии — обратить внимание на другие страны.