Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Похоже, что с французской стороны никто не оповестил британцев о том, что Леже и Бадеван исказили уже согласованный текст и что именно эта бесцеремонная выходка, а отнюдь не раздражение Литвинова привела к заминке на последнем этапе и ужесточению советской позиции. Когда посол Клерк пытался прояснить эту загадочную ситуацию, Леже ответил, что отчасти она связана с «восточной манерой торговаться» и советско-германскими «заигрываниями» с торговым соглашением [976] . Леже прекрасно знал, что загвоздку породил он сам, что заигрывание — никакое не заигрывание, как ранее Литвинов велел Потемкину передать французам. Леже не просто избегал правды, в дипломатической практике это не редкость. Он откровенно лгал, а вот это уже встречается не так часто.

976

Clerk. No. 80 Telegraphic. 27 April 1935. DBFP, 2^nd, XIII, 212–214.

Франко-советский пакт

Лаваль и Потемкин смогли, наконец, договориться 30 апреля. Официально они подписали пакт в Париже 2 мая. Покойный Жан-Батист Дюрозель назвал его «шедевром пустословия» [977] .

Так оно и было. Литвинов не считал произошедшее триумфом. «В виду неуступчивости Лаваля во время переговоров и употребленных им методов, — писал Литвинов Потемкину — я не мог решиться на излишне “сердечную” телеграмму ему. Чтобы не слишком раздражать его, я счел нужным воздержаться от посылки телеграммы Эррио. Я рад, что Вы вспомнили о нем. Во время пребывания здесь Лаваля я найду случай публично упомянуть Эррио» [978] . Это было бы как наступить на больную мозоль Лавалю, поскольку было известно, какое отвращение у него вызывало участие Эррио.

977

Duroselle J.-B. La Decadence. P. 142.

978

М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 мая 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 106.

В то же время Литвинов резко отреагировал на вмешательство британцев, отправив телеграмму Майскому и потребовав объяснений. «Мы имеем сведения и о других способах давления англичан с целью срыва пакта». Он потребовал, чтобы Майский срочно встретился с Ванситтартом [979] .

Тем временем в МИД Великобритании…

Ванситтарт еще раз успокоил Майского, добавив, что советская сторона зря так горячится. Он сказал Майскому — «вы слишком подозрительны». «Разумеется, в Англии, — продолжал он, — есть люди, которые хотят и считают возможным заключить соглашение с Германией. Для того, чтобы нужным образом трансформировать британское общественное мнение, все еще необходима большая просветительская работа» [980] . 2 мая Саймон подкрепил позицию Ванситтарта, объявив в Палате общин, что британское правительство находит франко-советский пакт приемлемым [981] . Что ж, засчитаем победу Ванситтарту и поражение Сардженту.

979

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 29 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 305–306.

980

Запись беседы И. М. Майского с Ванситтартом. 1 мая 1935 г. // Там же. С. 307–308; Corbin. Nos. 549–551. 2 May 1935. DDF, 1^re, X, 452–453.

981

Corbin. Nos. 573–577. 4 May 1935. DDF, 1^re, X, 475–476.

Едва улеглась пыль, Литвинов продолжил разговор с Майским: «Не подлежит сомнению, что демарш английского поверенного в делах в Париже имел целью затруднить переговоры о пакте, и эта цель действительно была достигнута. Французы козыряли этим демаршем в подкрепление своей позиции против наших поправок. Для пояснения должен сообщить, что мы отнюдь не добивались автоматической помощи, а лишь возражали против попыток французов слишком резко подчеркивать отсутствие обязательств автоматической помощи. Но это уже теперь дело прошлое».

Советский полпред В. П. Потемкин в Париже подписывает франко-советский пакт в присутствии министра иностранных дел Франции П. Лаваля и официальных лиц. 2 мая 1935 года. АВПРФ (Москва)

В отношении пакта как такового Литвинов сказал Майскому то же, что писал в своей справке Сталину: «О пакте надо судить не с точки зрения возможных военных действий, а по политическому эффекту, который он произведет, и по той роли, которую он может сыграть в деле удержания агрессоров от авантюр». Если смотреть на вещи в положительном ключе, то, как заметил Литвинов, между царским правительством и Францией не был официально заключен военный союз, был лишь обмен нотами и соглашениями между генеральными штабами. Более того, СССР не имеет общей границы с Германией, что «ставит нас в более выгодное положение по сравнению с Францией» [982] .

982

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 3 мая 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 16. Л. 5–6.

Заверения, которые Ванситтарт дал Майскому, разозлили Сарджента. Заявление Саймона в Палате общин — победа Ванситтарта — не заставило Сарджента изменить мнение, что Литвинов «посеял панику среди французов и этим воспользовался», заключив «сделку с выгодой для одной стороны» [983] . Конечно же, все было не так. Протокол Сарджента был одним из многих документов, которые он подшил в папку в рамках своей кампании против франко-советского сотрудничества. Он не разделял мнение Литвинова о Гитлере (что тот стремится к войне) и не поддерживал идею неделимости мира. Сарджент полагал, что Восточный пакт или, что еще хуже, двусторонний франко-советский пакт спровоцирует Германию и приведет к разделению Европы между двумя противоборствующими коалициями государств, как это было до 1914 года. Французы почти смогли разглядеть опасность в том виде, в каком ее воспринимал Сарджент, и пора было действовать. Франция хотела избежать «по возможности всеобъемлющего альянса, особенно когда поняла, что появление такого альянса Великобритания воспримет как удар и обиду». Перспективы настолько ужасны, что британскому правительству следует заставить французов изменить политический курс. «У нас тоже есть рычаги влияния на французское правительство, британская поддержка и одобрение все еще значат для Франции очень многое» [984] . И данная оценка совершенно справедлива. Хоть где-то Сарджент оказался прав в своих размышлениях!

983

Sargent’s minute. 4 May 1935. C3613/55/18, TNA FO 371 18838.

984

The Proposed Eastern Pact, Sargent. 28 Jan. 1935. C962/55/18, TNA FO 371 18825.

Эдуард Бенеш и пакт с Чехословакией

Как только был заключен франко-советский пакт, тотчас встал вопрос о договоре взаимопомощи с Чехословакией. И заинтересованность Чехословакии в улучшении отношении с СССР возникла сразу с приходом в Германии к власти Гитлера. У Чехословакии была протяженная граница с Германией, в Судетской области проживало значительное по численности и нелояльное властям немецкое меньшинство. В апреле 1934 года не только Титулеску хотел переговорить в Женеве со Штейном. Встречи с ним искал и глава МИД Чехословакии Эдуард Бенеш, желая обсудить установление дипломатических отношений. Он очень торопился, так как «время не ждет, обстановка осложняется и опасность со стороны Германии растет».

В Чехословакии, продолжал Бенеш, все понимают, «какую ошибку они сделали, не возобновив отношений с СССР еще несколько лет назад». В Чехословакии опасность должна была ощущаться сильнее, чем во Франции. Германия стремительно перевооружалась. «Время не ждет, — повторял Бенеш. — Вся тактика Германии состоит в том, чтобы поставить перед совершившимся фактом» [985] . Это была правда.

В июне 1934 года Чехословакия присоединилась к числу стран, признавших Советский Союз. Чехословацко-советское сближение происходило по тем же причинам, по которым другие европейские государства начинали смотреть на СССР как на потенциального союзника. От Чехословакии с советской стороной взаимодействовал в основном Бенеш. Литвинов считал его безнадежным мечтателем, слишком много грешившим на ниве оптимизма и из-за этого совершавшим ошибки в суждениях и в политике [986] . Бенеш родился в 1884 году в Австро-Венгерской империи в семье богемского крестьянина. Он получил прекрасное образование: изучал философию, социологию, право. Во время учебы он много лет жил в Париже. Он читал лекции по социологии в Карловом университете в Праге, а затем все изменила Первая мировая война. Он организовал чехословацкое движение за независимость и в итоге в 1915 году был вынужден бежать в Париж. Затем он участвовал в организации Чехословацкого национального совета и Чехословацкого легиона в России для борьбы против Австро-Венгрии. Весной 1918 года Чехословацкий легион, рассредоточенный по Транссибирской магистрали и направлявшийся во Францию через Владивосток, был привлечен к борьбе против нового советского правительства усилиями французских дипломатов. Они передали не менее 15 млн рублей молодым чехословацким офицерам, готовым доказать свою ценность для Франции и ее союзников. Чехословацкие солдаты были эффективны, когда сражались с плохо обученными красногвардейцами. Но при столкновении с более дисциплинированной Красной армией наркома по военным и военно-морским делам Троцкого они показали куда меньшую доблесть. Чехословацкие легионеры бежали на восток и в конечном счете получили возможность вернуться из Сибири домой, откупившись золотом, захваченным у советских властей в Казани войсками адмирала Колчака и переданным под охрану легионеров. То была не слишком славная глава в истории чехословацкого освободительного движения [987] . Сибирское фиаско внесло вклад во враждебность Чехословакии и СССР по отношению друг к другу, существовавшую вплоть до прихода к власти Гитлера, что привело к переоценке ценностей в интересах безопасности.

985

Б. Е. Штейн — в НКИД. 12 апреля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 7–8, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 05.12.2023).

986

М. М. Литвинов — С. С. Александровскому. 26 февраля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 104. Д. 3. Л. 166–169.

987

Carley M. J. Revolution and Intervention: The French Government and the Russian Civil War, 1917–1919. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1983 (chaps. 4, 11).

Полпред СССР в Чехословакии С. С. Александровский. Середина 1930-х годов

В 1935 году Бенеш много общался с советским полпредом в Праге Сергеем Сергеевичем Александровским. Если вам необходимо узнать мнение Бенеша по тому или иному вопросу, можно смело обращаться к докладам Александровского, которые он отправлял довольно часто. Бенеш любил рассказывать, а Александровский детально записывал сказанное. Бенеш недолюбливал Польшу, он говорил, что от поляков всего можно ждать, нужно быть начеку. По его мнению, Польша совершала ту же ошибку, что и в XVIII веке, — вела «политику постоянной вражды и ссоры со всеми своими соседями». К чехословакам она относилась с «глубокой плохо скрываемой враждебностью». В 1919 году в ходе Версальской конференции французская элита, по свидетельству Бенеша, полагала, что Польша может заменить Россию как противовес в Европе. В основании данной идеи лежали два тезиса: что Россия вот уже 50 лет мертва как международный игрок, а Германия еще 30 лет не сможет восстановиться. Поэтому Польша могла претендовать на роль суррогата России. На самом деле, по словам Бенеша, Польша едва ли смогла стать эффективным противовесом Германии или барьером, сдерживающим СССР. Свое дальнейшее существование она могла оправдать лишь как немецкий плацдарм для нападения на СССР.

А вот Советский Союз, по словам Бенеша, возвращался к роли ведущей европейской державы. Ни один вопрос в Европе не мог быть решен без его активного участия или вопреки его воле. Никому не стоило подвергать сомнению роль СССР в поддержании мира в Европе [988] . Римские и Лондонские соглашения не могли гарантировать безопасность Восточной Европе. Бенеш разделял мнение Литвинова о том, что гарантировать мир в Европе непросто, потребуется политика «durchhalten» — немалой выдержки. Бенеш поспешно заявил, что у него нет скепсиса в отношении Франции, однако это не освобождает его от необходимости следить за развитием политической ситуации в Европе. Что касается Великобритании, там общественность не поддержит «прямого и публичного ангажемента в европейских делах». Огромное достижение, что британское правительство согласилось на лондонское коммюнике (в феврале 1935 года). Бенеш защищал Лаваля и заявлял Александровскому, что «только что говорил с ним по телефону». Это было 6 февраля. Бенешу Лаваль дал те же заверения, что и Потемкину, а именно, что он не будет действовать «так сказать за спиной СССР и Чехословакии». Здесь Александровский прервал собеседника, заявив, что «таким заявлениям приходится верить, но вера не исключает сомнений и особенно желания точно знать». Бенеш, конечно же, согласился, повторив, что убежден в необходимости быть бдительным и следить за развитием событий. Он проводил различие между «субъективной искренностью» Франции, то есть Лаваля, и «объективными последствиями», способными привести к изменению прежней «искренности» [989] .

988

Запись беседы С. С. Александровского с чехословацким министром Э. Бенешем. 4 февраля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 104. Д. 3. Л. 140–144.

989

Record of conversation with minister of foreign affairs Benes, 6 February 1935. Aleksandrovskii. No. 65/s, secret, AVPRF. F. 05. Op. 15. P. 104. D. 3. L. 150–154.

Александровский продолжал дискуссии с Бенешем, изложив ему сомнения Литвинова по поводу лондонского коммюнике и британских попыток увести французов в сторону от Восточного пакта, невзирая на мнение Ванситтарта. Бенеш разделял тревогу Литвинова. Он, похоже, считал, что британцы не возражают против позиции Франции по Восточному пакту — что могло быть правдой, если принять во внимание тот факт, что ни Бенеш, ни Александровский не были проинформированы по поводу оппозиции Леже. Бенеш заявил, что только самый наивный политик безоговорочно поверит в то, что британцы на самом деле могут быть против Восточного пакта. Бенеш, похоже, лукавил.