Родишь мне сына

Пахло псиной. Мокрой собачьей шерстью. И этот запах я могла узнать среди тысячи других.

— Марла?! — вырвалось у меня само по себе. И она довольно заскулила. Как в те редкие моменты, когда видела в руках свой поводок. Она знала, что мы идем на прогулку. И эти прогулки были для меня самым лучшим из прежних воспоминаний. — Марла! Девочка! — звала я свою любимицу и все никак не верила, что жизнь нас опять свела вместе. — Иди ко мне...

У меня на глазах клубились слезы. Я была так счастлива опять ее почувствовать руками. Этот холодный острый нос. Эти стоячие ушки. Эту короткую гладкую шерстку... Ее надо бы выкупать сперва — вся в грязи и колючках, будто пробиралась через джунгли.

— Какого хера происходит?! — гаркнул Марат.

И Марла тут же зарычала. Она чувствовала угрозу и просто защищала меня. Вот и все. Она ведь не знала, враг он или друг. Я и сама до конца не поняла, кто он на самом деле. И если надо было выбирать между Марлой и тем, кто меня преступно украл, чтобы сделать невестой... То я без сомнений выберу собаку — она мне точно зла не причинит. Она — это единственное, что я по-настоящему любила в своей жизни. К Марату это пока не относилось, он был чем-то другим, и нам еще предстоит в этом разобраться.

Впрочем, Стрельбицкий не хотел разбираться. Он был из тех, кто сперва стреляет, а затем уже спрашивает.

— Я повторю свой вопрос! — психовал он, стоя рядом. А затем еще сильней повысил тон и просто заорал как животное: — ЧТО... ЗДЕСЬ... ПРОИСХОДИТ?!

Марла сорвалась на лай и хотела вцепиться в него пастью.

— Перестань так кричать! Она может решить, что ты опасен, и даже укусить!

— Да не может быть! — орал Марат, будто мой поводырь ему что-то сделал. — Неужели она может укусить?!

— Если будешь так орать, то может!

Я успокаивала Марлу, но она вырывалась и яростно щелкала зубами возле ног Марата.

— Отойди от нее!

— Нет, это ты от нас отойди! Ты ее нервируешь!

— Это я ее нервирую?! — прицепился он вдруг, словно моя собака была его врагом номер один. Она на самом деле очень добрая. И мухи не обидит. Не говоря уже о том, чтобы напасть на человека. Но Марат тут был иного мнения. — ЭТО ОНА МЕНЯ НЕРВИРУЕТ! С КАКОГО ХЕРА Я ДОЛЖЕН ТЕРПЕТЬ ЭТУ ВШИВУЮ ТВАРЬ В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ?!

— Она мой друг!

— Не мели ерунды! Отойди — я ее пристрелю!

— НЕТ! — взвизгнула я и едва удержала собаку за шею. Она так и порывалась цапнуть того, кто угрожал ей расправой. — Марла — мой поводырь!

— Марла?!

— Она собака-поводырь! Она не кусается! — закрывала я собой Марлу, только бы он не обидел ее и не сделал то, что обещал на психах.

— Серьезно?!

— Да!

— И с каких это пор тупые доберманы стали вдруг поводырями?! — не верил мне Марат.

Хотя мне нечего было доказывать. Преданность Марлы была неоспорима. Я готова была поклясться, что она не предаст.

— МАРЛА НЕ ТУПАЯ!

Моя собака вырвалась из рук и укусила Марата. По крайней мере, мне так показалось. Потому что она дернулась, а он закричал и после этого уже не слушал моих просьб.

— Ты даже не представляешь, сколько я застрелил таких шавок за свою жизнь...

— Не говори так! — Марла рычала у меня из-под рук. Я пыталась ее утихомирить, но сделать это на фоне озлобленного мужчины было тяжело. Он что-то делал. Я слышала, как Марат что-то взял со стола. — Что ты задумал?!

Он сделал нечто такое, что заставило вздрогнуть меня до мурашек...

— Я знаю этих доберманов... — его слова перемешивались с лязгом металла. И я знала, что это за лязг. Я отлично помнила, что за предмет издавал подобный звук.

— Марат, прошу тебя.

Но он меня не слушал. Просто вынул магазин из пистолета и опять его защелкнул, чтобы точно знать — в обойме есть патроны.

— Их берут только ради понтов тупорылые мажоры, — говорил он, снимая рубашку. Был нетерпим и стаскивал ее, срывая пуговицы с треском ниток.

— Пожалуйста, скажи мне правду, — пропищала я от страха. Пока Марла защищала меня и преданно лизала руки. — Что ты задумал?!

Марат снял рубашку и приблизился к нам на расстояние руки. Очень опасная дистанция, если он не хочет ее спровоцировать. Ведь если Марла сорвется и попробует опять напасть...

— Есть только одна нормальная собака, — говорил со мною тот, кто знает о войне не понаслышке. — Это немецкая овчарка... Ну еще восточно-европейская овчарка. Все... — подытожил он и заставил Марлу зарычать в преддверии броска. — Остальное — понты и ворох врожденных болезней. А у доберманов, — говорил Марат под истерический лай, — так вообще сносит крышу. Я знаю массу историй о том, как чертовы доберманы сходили с ума и загрызали собственных хозяев.

— Перестань! — кричала я сквозь слезы. Я прекрасно понимала, к чему он ведет. И это меня безумно пугало.

— Она просто всадит зубы тебе в горло и загрызет тебя однажды ночью.

— Хватит! — закрыла я уши ладонями. — Хватит, перестань! Это неправда! Ты совсем ее не знаешь!

Но он просто сказал мне:

— Ненавижу доберманов.

И отнял у меня Марлу.

— НЕТ! — истерила я вдогонку, а моя собака оказалась жертвой собственного долга. — ОНА НЕ ВИНОВАТА! МАРЛА НЕ ХОТЕЛА! УМОЛЯЮ!

Он набросил ей на морду рубашку, чтобы не кусалась. Будто мешок на голову смертнику — тому, кого вот-вот должны были вздернуть на виселице. Или расстрелять на улице.

Марат волок ее из дома, а я плелась за ним в надежде что-то изменить.

— С меня довольно! — гаркнул он, едва перекрыв скулеж моей родной собаки. — Умолкни, сука!

— Нет, умоляю! Пожалей ее! Прошу! Пожалуйста!

— В моем доме не будет животных!

— Но Марла не животное, а друг!

Он был настроен очень серьезно. Хотел пристрелить мою Марлу... А ведь она меня нашла. Сама. В одиночку. Просто по запаху. Я себе даже не представляю, как она это сделала.

А теперь он ее убьет. Просто потому, что он так хочет. Потому что может. У кого в руках пистолет, тот и решает, кому остаться в доме.

Черт! Я просто должна что-то сделать! Я обязана ее спасти!

— Я ее ни за что не оставлю! — сказал Марат и передернул затвор. — Грязным собакам тут не место!

— Но я умоляю тебя! Пожалуйста!

— В мире нет ничего такого, что бы заставило меня передумать, Лена! Если ты решила, что меня разжалобит история вашей дружбы, то ты не по адресу, детка... Я сейчас просто всажу в ее тупую башку десять грамм свинца. А если она все равно не сдохнет — то всажу еще. Единственное, чего мне не жалко для Марлы — это патронов.