Рокоссовский: терновый венец славы

Высказали свое мнение заместитель командующего генерал Ф.А. Захаров и член Военного Совета Лобачев.

В заключение взял слово Рокоссовский.

– Войска армии понесли большие потери в людях и технике, -сказал он. Лицо его было усталым, под глазами виднелись синеватые отеки. За последние четверо суток ему удалось поспать только в машине при переезде с одного места в другое.

– Люди смертельно устали, многие валятся с ног, - продолжал командующий.
– Я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Посмотрите на карту, и вы убедитесь, что река Истра, водохранилище и прилегающая к ним местность представляют собой прекрасный естественный рубеж. Если его занять заблаговременно, можно организовать превосходную оборону, и ни один танк противника преодолеть ее не сможет. Для этого потребуются небольшие силы.

– Тогда некоторое количество войск мы бы вывели во второй эшелон, - заметил генерал Захаров, - создав этим самую глубокую оборону.

– Совершенно верно, - оживился Рокоссовский.
– А часть сил мы могли бы перебросить на Клинское направление.

Всесторонне обдумав и обсудив этот замысел, Рокоссовский изложил его командующему фронтом Жукову.

– Я считаю этот замысел неудачным, и его я не могу поддержать, - категорически заявил командующий фронтом.
– Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг.

– Я понимаю, - сказал Рокоссовский, - на войне может быть ситуация, когда решение стоять насмерть является единственно возможным.

– У нас именно такой случай.

– Я с этим не могу согласиться, - возразил командарм.
– Такой приказ правомерен, если преследуется цель - спасение от верной гибели большинства...

— Большинство - это народ, - перебил его Жуков.

– За нашей спиной нет других войск, и если мы погибнем, то путь на Москву будет открыт, - настаивал на своем Рокоссовский.

– Эти доводы здесь неуместны, - дал понять Жуков, что разговор закончен.
– Приказываю - ни шагу назад! Стоять насмерть!

Рокоссовский считал, что вопрос об отходе на Истринский рубеж в данной ситуации чрезвычайно важен, и отступать от своего замысла не собирался. Его долг и честь командира, от которого зависят жизни десятков тысяч людей, не позволяли безропотно согласиться с Жуковым. Штаб армии подготовил телеграмму, в которой обстоятельно было мотивировано это предложение, и за подписями Рокоссовского и Лобачева направил в адрес начальника Генерального штаба. Через небольшой промежуток времени был получен ответ. Борис Михайлович Шапошников замысел поддержал и дал санкцию на отвод войск.

Рокоссовский хорошо знал Шапошникова еще по довоенной службе и был уверен, что он наверняка согласовал ответ с Верховным Главнокомандующим.

Командарм в этот же день дал распоряжение об отводе ночью главных сил за Истринское водохранилище. Прежние позиции продолжали занимать усиленные отряды, которые под давлением противника должны были приближаться к переднему краю обороны главных сил. Офицеры связи довели распоряжение до частей.

– Теперь фашисты на Истринском рубеже сломают себе шею, - весело потирал руки Малинин.
– Мы вам покажем кузькину мать!

Но долго ликовать не пришлось - последовала телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни на шаг назад не отступать. Генерал армии Жуков».

– Самодур!
– пробормотал себе под нос Малинин и отнес телеграмму командарму.

Рокоссовского эта телеграмма задела за живое, но приказ есть приказ, а он был Солдатом. Пришлось подчиниться.

К сожалению, опасения Рокоссовского оправдались. Противник отбросил наши части на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдармы. Южнее Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и расширил прорыв. Немцы ввели в бой пять новых дивизий и овладели Солнечногорском, а затем и Клином. Обойдя Истринское водохранилище, противник начал продвигаться на юг в сторону Москвы.

4

На рассвете 23 ноября Рокоссовский и Лобачев находились иа переднем крае левого фланга армии, когда им сообщили, что противник овладел Солечногорском, где оборону по поручению командующего фронтом держал комендант Москвы. Командарм с тревогой взглянул на карту—фашистские войска обтекали 16-ю армию с севера. Это очень опасно. Для прикрытия Ленинградского шоссе нужны резервы, а их нет. Ему удалось с местной почты связаться с начальником штаба фронта Соколовским. Коротко доложив обстановку, он попросил подкрепления.

– Командующий фронтом уже направил в район Солнечногорска группу танков, несколько зенитных дивизионов. Из района Серпухова ждем подкр...

На этом связь оборвалась - снаряд угодил в здание почты. Слева от командующего сверкнул огонь, и его отбросило в сторону взрывной волной. Лобачев подбежал к правому крылу здания, из которого выскочил Рокоссовский. Он на ходу протирал глаза и покрытое копотью лицо.

– Не зацепило?
– выдохнул встревоженный Лобачев.

– Кажется, пронесло, - ответил командарм не своим голосом.

К вечеру машина подходила к КП армии. Они несколько часов ехали по выжженной земле, мимо развороченных траншей, ходов сообщений, следов крови. На дорогах неподвижно чернели сгоревшие, взорванные, пробитые танки. Железный запах гари, с одной стороны, вызывал тошноту, а с другой - вселял надежду, что усеивать так густо наши поля танками у немцев не хватит возможностей. Рокоссовский поделился своими мыслями с Лобачевым.

– Алексей Андреевич, нам надо во что бы то ни стало продержаться хотя бы десяток дней. Фашист слишком далеко замахнулся своим бронированным кулаком. Думаю, пробивная сила этого кулака вот-вот иссякнет.

Лобачев не ответил. Командарм глянул на заднее сиденье: генерал, примостившись в углу машины, дремал.

Прибыв в штаб глубокой ночью, командующий приказал начальнику артиллерии Казакову снять с других менее опасных направлений два противотанковых полка и направить их под Солнечногорск.

После двухчасового сна на временном КП в деревне Пешки командарм на рассвете вышел из избы. По небу, усеянному яркими звездами, огненной дугой вспыхнула комета и над горизонтом погасла. Почти до конца села хорошо были видны хаты* за которыми простиралось белое поле. Вокруг деревни время от времени падали снаряды. Они проносились с жалобным свистом и мягко шлепались на землю. Видимо, танки стреляли болванками. Справа от деревни прорезала проклюнувшийся рассвет полоса трассирующих пуль.

Рокоссовский зашел на КП. В избе толпилась группа генералов. Стоял шум. Каждый старался высказать свое мнение по поводу состояния дел в полосе обороны армии. Это были многочисленные представители штаба Западного фронта.

– Что здесь происходит?
– спросил командарм.

– Не дают работать!
– буркнул Малинин.
– Каждый норовит дать указание!

Рокоссовский заметил, что начальник Штаба доведен до белого каления, раз проявляет такую несдержанность.

– Вы что, нам не доверяете?
– спросил командарм.