Рокоссовский: терновый венец славы

– Разумному учиться не грех и у противника.

– Ничего себе предложение.

– А мы что делаем?
– сказал Рокоссовский и, когда Жуков повернулся к нему лицом, добавил: - Продолжаем изматывать свою терпеливую пехоту. В наших подразделениях не только мало солдат и командиров, но не хватает пулеметов, артиллерии, а о танках И говорить нечего. На сухиничскую операцию я наскреб всего лишь десяток машин.

– Ну и что же предлагает твоя умная голова?
– с плохо скрываемой иронией спросил командующий фронтом, продолжая расхаживать по комнате.

– Несостоятельность наступательной затеи очевидна. Она выгодна только противнику.
– Рокоссовский положил указку и подошел к столу.
– Вместо бесцельного наступления надо использовать отвоеванное у противника время на подготовку войск к предстоящей весенней операции. Для этого надо перейти к прочной обороне и пополнить войска личным составом и техникой.

– Ты представляешь, какие трудности переживает страна?
– повысив голос, спросил Жуков.
– Где мы это все сразу возьмем?

– Вот поэтому спешить не надо - война только начинается.

– До этого мы, выходит, не воевали?
– покраснел Жуков.
– Константин Константинович, вместо того, что ты тут наговорил, надо подумать о том, как выполнять задачу, поставленную фронтом, Ставкой и Генеральным штабом.

– Что ж, я высказал свое мнение и при нем останусь, — совершенно искренне сказал Рокоссовский.
– Что касается директивы фронта, то я ее обязан выполнять.

– Вот и договорились, - произнес на прощание Жуков. Когда командарм возвращался в Сухиничи, настроение у него было никуда негодным. Его мучила совесть, что не смог ничего доказать Жукову, хотя очевидность его доводов была несомненной.

Машину мотало, трясло на снежных сугробах и, будто в такт этой тряске, метались мысли Рокоссовского. Почему Жуков не хотел понять меня? Или он думает, что я вышел со своими предложениями, чтобы показать себя и высказать несогласие с директивой? Тогда он ошибается. Единственная цель моих рассуждений - сохранение сил для последующего разгрома фашистов. Он не имел права отмахиваться от его доводов. Это же абсурд: сильнейший обороняется, а более слабый наступает, барахтаясь по уши в снегу и служа прекрасной мишенью. Это что, стратегическая недальновидность Верховного Главнокомандования и Генерального штаба? Неужели Жуков со своим авторитетом не может пойти против мнения Ставки и доказать, что наступление в данной обстановке - грубая ошибка. Теперь другие времена, и Сталин вынужден считаться с военными. Он же мужественно выслушал меня по поводу причин нашего поражения в начале войны.

Сколько ни думал, так и не мог он добраться до истинной подоплеки того, почему, как ему казалось, его дельные предложения повисли в воздухе. Выходить с ними в более высокие инстанции у него не было желания. Он и так обжегся, обратившись в Генштаб по поводу отвода войск за Истринское водохранилище, и теперь не хотел снова попадать впросак.

4

Чтобы выполнить директиву фронта, но не терять зря людей и технику, командарм 16-й армии нашел и здесь оригинальное решение: наносить удары последовательно, то по одному, то по другому опорному пункту, создавая для этого превосходство в живой силе и технике. В штабе армии имелись проверенные данные, что немцы собираются всю зиму отсиживаться в обороне и по приказу Гитлера готовиться к весеннелетнему наступлению. Это развязывало руки - можно было маневрировать армейскими силами, не слишком оголяя остальные участки.

На правом фланге армейских позиций на первой такой операции присутствовал командарм. Ночью на господствующей высоте в густом осиннике был оборудован НП дивизии, штурмующей опорный пункт противника.

Начинался новый день. На рассвете клубилась поземка; холодный ветер продувал насквозь. В темноте саперы проделали проходы для танков и обозначили их вехами, пехота заняла исходные позиции. После артподготовки по приказу командира дивизии Кирюхина пошли танки и пехота. Отдельные орудия, заблаговременно пристрелянные по целям, уничтожали ожившие огневые точки. К обеду опорный пункт в селе Попково был взят. Во второй половине дня при поддержке авиации немцы попытались контратаковать, но завязли в снегу и были сразу же уничтожены. Противовоздушная оборона сбила шесть самолетов противника.

Командование и штаб армии убедились, что тактика наступательных действий выбрана правильно - большой успех при минимальных потерях. На очереди были другие опорные пункты, к штурму которых готовились соединения.

8 марта командарм с группой офицеров побывал в частях, готовящихся к боевым действиям, и к вечеру на аэросанях вернулся на КП. Здесь уже царило оживление - командование фронта готовилось к «семейному» ужину по случаю женского праздника. По этому случаю начальник тыла достал где-то три бутылки шампанского.

К Казакову, который был заранее назначен тамадой, приставал Малинин:

– Вася, ты мне скажи откровенно, как ты будешь разливать три бутылки шампанского на добрый десяток здоровенных мужиков?

– Разолью, не беспокойся, тебя не обижу.

В разговор вступил Рокоссовский.

_;– Как-то Илья был виночерпием на пиру, - говорил он.
– Взяв кувшин с вином, он, обращаясь к присутствующим, спросил: «Эй, народ, как бы вы хотели наливать вино - по-божески или по-человечески?» «По-божески, по-божески!» - кричали со всех сторон. Илья обошел присутствующих, - продолжал Рокоссовский, - налил им вино в бокалы: кому каплю, кому пол-бокала, кому чуть больше, а кому и вовсе полный. Разлив все вино, он отошел в сторонку. «Илья, ты с ума спятил? Мне досталась одна капля. Что ты сделал?»- возмутился Петр. «Петр, наг род велел наливать бокалы по-божески, а ведь Бог не всем Одинаково отпускает: одному он дает много, другому - мало, третьему - еще меньше. Как Бог дает, так и разливаю». Под общий хохот Малинин спросил:

– Вася, ты сколько мне нальешь?

– По-божески, Миша, по-божески, - рассмеялся Казаков.

Только утих смех и Рокоссовский взял ручку, чтобы подписать приказ об итогах первого штурма опорного пункта, как его оглушило ударной волной и отбросило на середину комнаты. Он лежал на полу и побелевшими пальцами судорожно сжимал ручку, затем, едва разлепив губы, спросил:

– Что случилось?

– У окна разорвался снаряд, - ответил нагнувшийся над ним Лобачев.

Малинин говорил по телефону:

– Срочно врача! Нет, больше не пострадал никто!

Эти слова Рокоссовский услышал отчётливо. Но вдруг тело ослабло, стало каким-то невесомым. Ему казалось, что он парит в воздухе и куда-то улетает. Он сделал движение рукой - другая ему не подчинялась, - чтобы зацепиться за что-нибудь и задержаться, но полет продолжался. На мгновение он увидел Малинина, Казакова, Лобачева. Он с удивлением смотрел на них и не слышал слов, только видел, как шевелились их губы. Он попытался что-то сказать, но не смог - не поворачивался язык. Перед его глазами завертелся потолок и постепенно уплыл куда-то вдаль...

Вдруг все прояснилось, и он увидел отца, мать, сестер, жену, дочь... Перед его глазами прошла целая галерея родных лиц.

К Рокоссовскому бросились друзья, положили его на диван, сняли окровавленный китель. Хирург армии Воронцов, оказывая первую помощь, ответил присутствующим:

– Командарм тяжело ранен, осколок ударил по позвоночнику, прошел между ребрами, пробил легкое. Его необходимо немедленно оперировать. Надо везти в Козельск, здесь ничего сделать нельзя.

– О, Matka bosk а!..
– бредил Рокоссовский.
– Juz blisko... Niech Malinin zadzwoni wieczorem... Kiedy i dokgd... Kazakow?..⁶