Роман

– Бог наградит вас за заботу о страждущем! – Антон Петрович подошел к девушке и, решительно взяв ее руки, расцеловал их, чем поверг ее в еще большее смущение.

Она быстро вышла с выражением такого невинного смущения, что Роман содрогнулся. Горячая волна снова ожила у него в сердце.

– Милое дитя! – произнес Антон Петрович вслед Татьяне. – Вот послал Бог лесничему утешительницу на старости лет. Ангельское создание.

– Ромушка, милый наш, как ты себя чувствуешь? Говори, не томи нас! – Тетя села на кровать к Роману и, обняв, поцеловала в висок.

– Прекрасно, прекрасно я себя чувствую, тетушка, – ответил Роман, внутри несколько расстроенный уходом Татьяны.

– Клюгин был? Он перевязку сделал? Не загноилась рана твоя?

– Все прекрасно, тетушка. Все хорошо.

– Да чего ж хорошего, мальчик мой! Ты же на волосок от смерти был. Ну зачем, зачем ты пошел не с нами?!

– Тетушка, милая, я ни о чем не жалею, ни о чем! – отвечал Роман, все думая о Тане: «Отчего ж она ушла? Я даже не успел поговорить с ней».

– Вот это слова настоящего мужчины! Воина! Молодец. Коли бросился зверь – не беги, а прими бой!

– Дядюшка, это не он на меня бросился, а я на него.

Воспенниковы замолчали.

– Как – ты на него? – спросила тетя, непонимающе глядя на Романа.

– То есть как это? – спросил Антон Петрович.

– Очень просто. Я шел, увидел, как волк жрёт лосенка. Меня это просто взбесило. Я вытащил нож и бросился на него. Он немного отбежал, а потом развернулся и принял бой. Вот и все.

Прошли несколько беззвучных секунд, затем тетушка поднесла руки ко рту и, склонив голову, прошептала:

– Боже, Боже мой…

Антон Петрович, стоявший после вышесказанного неподвижно, подошел к Роману, наклонился и поцеловал его в голову. Выражение лица его при этом было тяжелым. Затем он отошел к окну и со вздохом скрестил руки на груди.

– Успокойтесь, тетушка, – Роман обнял Лидию Константиновну за плечи. – Все позади.

– Боже, Боже мой… – повторяла тетя, спрятав нижнюю часть лица в ладони.

– Полноте, тетушка! – улыбнулся Роман. – Зачем так переживать?

Лидия Константиновна опустила руки и произнесла как можно серьезнее:

– Обещай мне, Роман, что… что такое никогда больше не повторится. Обещай светлой памятью твоих покойных родителей.

– Обещаю, тетушка, – ответил Роман и поцеловал тетину руку.

Слышно было, как под окнами Савва разговаривал в своей прибауточной манере с кучером клюгинского экипажа.

– Где же твой спаситель? – спросил Антон Петрович, глядя в окно.

– Татьяна Александровна сказала, что поехал на делянки.

– Да. Вовремя он тогда тебя встретил.

– Господи, да мы все должны молиться на Адама Ильича! – воскликнула тетушка. – Если бы не он! Что бы было б, а? Вы понимаете, что могло бы случиться? Ты бы мог просто кровью изойти и погибнуть в лесу! Ты понимаешь это?

Улыбаясь, Роман кивал. Сегодняшнее утро словно приоткрыло перед ним новую, неведомую дверь, за которой начинался чудный, переливающийся радугами мир. Он еще не видел этого мира, но уже мог почувствовать его пьянящую прелесть, от которой у него так сладко замирало сердце.

«Я будто заново родился этим утром, – думал он, не слыша тетушкиных причитаний. – Она словно разбудила меня. Хотя нет – разбудило солнце, а она вошла следом. Как это было прелестно – видеть ее, говорить с ней. Она вон там стояла, говорила со мной. Как она смутилась от моего взгляда! А эти руки, милые, совсем еще детские руки. Но глаза умны не по-детски. А выбежала тогда, как ребенок, как девочка! И сколько в ней простоты и доверчивости. Эти фразы. Она прятала за ними простоту, искренность и доверчивость. То, что так легко разрушается людьми. То, что я растерял за эти три года…»

А тетушка между тем, раскрыв внесенный Саввой чемодан, достала белье и летний костюм Романа, стала раскладывать на кровати. Антон Петрович с пустым чемоданом спустился вниз, тетушка хотела было помочь Роману переменить нательную рубашку, но он наотрез отказался, и она вышла тоже.

Облачившись в светлые брюки и кремовую рубашку с сиреневым бантом, Роман повесил левую руку на приготовленную тетей перевязь и хотел уже спуститься вниз за всеми, но взгляд его случайно остановился на одной вещице, стоящей сверху на этажерке. Это была небольшая фарфоровая статуэтка лесной богини Дианы, сделанная, по-видимому, в Мейсоне. Маленькая богиня мгновенье назад выпустила стрелу из золотого лука и теперь, замерев, следила за ее полетом.

Кончиком пальца Роман провел по маленькой руке, сжимающей лук. Рука была хрупкой, тоненькой, но в то же время сильной, уверенной.

«Хрупкое может быть сильным, – безотчетно подумал Роман. – И это по-настоящему красиво».

Повернувшись, он окинул взглядом деревянную комнату, словно благодаря ее за все то новое, что вошло в него здесь сегодня. Внизу за окном слышались голоса. Один из них принадлежал Татьяне.

«Еще вчера я бы не выделил этого голоса, – радостно подумал Роман, – а сегодня я слышу его отдельно от всех других».

Он прошел в дверь и по винтовой лестнице стал спускаться вниз.

Спустившись, он прошел по коридору и вышел на крыльцо. Перед ним стояла старая дядина коляска, запряженная Костромой, с Саввой на козлах, который, завидя Романа, привстал и, кивая плешивой головой, запричитал:

– Здравия желаем, Роман Лексеич, здравия желаем, многоспасительный наш!

– Здравствуй, Савва, – кивнул Роман старику, ища глазами среди суетящихся у коляски родственников Татьяну.

Но ее там не было.

Роман оглянулся и вздрогнул: она стояла рядом с ним, за обвитым плющом столбиком крыльца, и смотрела на него.

– Вы… – произнес Роман и замер, не в силах оторваться от ее глаз.

– Я про лестницу забыла предупредить вас, – сказала Татьяна, отводя глаза. – Очень крута, а вы еще слабы.

– Я уже спустился, благодарю вас, – автоматически ответил Роман, поражаясь красоте ее рук, нервно и в то же время неторопливо перебирающих листья плюща.

– Поправляйтесь, – произнесла она, не глядя не него. В ее фигуре чувствовалось беспокойство, полуоткрытые губы были прелестны.

– Спасибо вам, – произнес Роман и добавил с внутренним трепетом: – Татьяна Александровна.

Звук своего имени странно подействовал на Татьяну, это словно успокоило ее. Слегка улыбнувшись, она посмотрела Роману в глаза и проговорила:

– Не за что благодарить.

И снова знакомая алая волна затопила грудь Романа по самое горло, не давая вздохнуть. По всей видимости, лицо его в этот момент тоже изменилось, отразившись тут же, как в зеркале, в Татьянином лице. И по ее взволнованным губам и отведенным глазам он понял, что с ним творится. Ему стало неловко.