Ронин
Шрифт:
— Сразу говорю — пес у меня не пьет. — пошутил я, протягивая моей гостье пакет с документами.
— Да мне все равно, с кем вы пьете…- с деланым равнодушием фыркнула барышня.
— Тогда прекрасно. Вы проходите, раздевайтесь, присаживайтесь. Чай, кофе будете?
— Кофе если можно. — моя гостья скрылась в ванной комнате.
Хорошо, что в моей квартире, кроме следов, нашей, с Димой Ломовым, встречи, других следов бардака не было. Посуду я старался мыть каждый вечер, пол мыл по выходным, грязную одежду собирал в мешки и, по выходным отвозил маме, для стирки в машинке-автомате, заодно играя роль воскресного папы для Кристины, поэтому мне не пришлось судорожно собирать с пола дырявые носки и очистки от колбасы.
А гостья мне понравилась —
— Меня, кстати, Павел зовут, Павел Громов. — буркнул я, следя за туркой на плите, чтобы не убежало кофе.
— Ирина, Ирина Красовская. Очень приятно. — за моей спиной моя визави зашелестела бумагой.
По закону подлости, голос она подала именно в тот момент, когда пена взмыла вверх, темно-коричневой шапкой.
— Павел, что это значит?
— Да что случилось? — я, от неожиданности, чуть не выронил турку с закипающим кофе.
— Да вот! — девушка тыкала длинным пальцем в затертую бумажку, лежащую перед ней, на столе: — У вашего пса крипторхизм, он бракованный!
Я вздохнул, поставил перед гостьей чашку с кофе, теплое молоко и сахарницу, после этого сел напротив и потыкал в стопку бумажек, до которых она еще не добралась.
— Вы там дальше посмотрите, прежде чем кричать, есть справочка от ветеринара, что при последующем осмотре яичко у щенка выпало и встало на место. Так бывает, и у людей тоже. Вы, кстати, можете это, как говорится «ля на турель» посмотреть или пощупать.
— Вот еще, буду я вашему кобелю яички щупать. — фыркнула девушка, но справки и паспорт Демона изучила, с удовольствием отхлебывая кофе из чашки.
Честно говоря, Демон мой, совсем как Макс Отто фон Штирлиц, жил по чужим документам. Нашел то я его в вполне зрелом возрасте, а справка из ветеринарной клиники, что пес неизвестной породы по кличке Шарик привит от бешенства и чумы, меня не устраивала — для получения дополнительного пайка на собаку от старшины Дорожного РОВД этой писульки было недостаточно. В объединенный питомник Областного УВД я не пошел, все-таки, правда могла выплыть наружу, а вот в питомник транспортного УВД обратился, так как с «транспортниками» «территориалы» жили достаточно параллельно. Там я и получил за сущие копейки, документы на выбракованного несколько лет назад породистого щенка немецкой овчарки, что, в соответствии с приказом МВД, был реализован населению. Отступив несколько месяцев, собачий доктор выписал мне справку, что яичко, послужившее причиной выбраковки, встало на место, а в довершении всего, я получил родословную на Демона, из которой выходило, что пес мой благороден, не чета хозяину, и половина его предков прибыла из бывшей ГДР по соглашению об улучшении чистоты крови служебных собак. В общем, изучив документы, Ирина смотрела на своего «благородного зятя» вполне благосклонно, ну и мне немного тепла из ее глаз досталось. Потом мы еще немного посидели, потом выпили еще кофе, затем я пошел провожать девушку, которая жила соседнем от меня квартале, по дороге выгуляв собачек и договорившись, что через два дня мы встретимся на территории Демона для контрольной вязки. Домой я пришел около четырех часов утра, а за мясом мы с Димой выехали в районе обеда.
Локация — Деревня Журавлевка, Городской сельский район.
— Стой! Проезда нет! — на дорогу, наперерез самосвалу, шагнул невысокий парень в ватных штанах, телогрейке, с, кустарно пришитым воротником из искусственного меха, и серых, подшитых валенках. В подтверждение его слов, за ватной спиной подрагивал на ветру, металлический шлагбаум, синего цвета, с аналогичной табличкой. Блин. При вечернем посещении Журавлевки я эту преграду не заметил. Вот бы покрутились бы мы с Софьей, если бы на обратном пути уперлись бы в опущенное заграждение.
Хмурый, после вчерашнего, Дима, облаченный
в такую-же телогрейку, только без воротника, высунул голову в боковое окошко и буркнул нелюбезно:— Ты что под колеса бросаешься, это же машина, она дебилов не гладит, а давит.
— Говорю вам, проезд закрыт. — парень на «дебила» не отреагировал, видимо вчера тоже травился спиртным.
— Мы на ферму, за мясом едем, поднимай свою палку.
— Ничего не знаю. Если на ферму едете, то должен быть пропуск, или платите пять тысяч за порчу дороги.
— А тебя кто уполномочил деньги за проезд собирать? — не выдержал я: — Это, вообще-то рэкет называется. Эту дорогу еще при советской власти построили, и ты здесь никто и звать тебя никак.
— Я про советскую власть ничего не знаю, но этим летом мы отсыпку дорог делали, на деньги колхоза, так что, это наша дорога. Нет денег — валите отсюда, все равно там дальше ничего нет.
— Ну что будем делать? — Дима повернулся ко мне и зло зашипел: — Я этим козлам платить не буду! Никогда и никому не платил…
— Да и хрен с ними. — я откинулся на сиденье: — Разворачивайся, поехали в город. До Левобережного РУВД меня подбрось только.
На крыльце РУВД я увидел небывалое явление — довольный и улыбающийся Виктор Брагин курил дорогую американскую сигарету.
— Ты разбогател что ли? — я ткнул приятеля в бок.
— О, Паша, здорово. — опер потащил меня за угол: — Прикинь, на меня представление в Москву отправили, начальник розыска первый руку жмёт.
— Ты не расслабляйся, а то отправят к чёртовой маме, где у вас самое страшное отделение? На Торфяных болотах? Слава она такая, вещь, капризная. Я тебе тут новое дело притащил в клювике, но надо тщательно поработать.
Последующие два часа героический оперативник Виктор Брагин бегал с бумажками между своим кабинетом и комнатой Информационного центра, таская туда запросы, но из районного управления внутренних дел я вышел, обладая достаточной информацией для дальнейшей работы.
Во-первых, в адрес газеты «Советская Сибирь» с копиями Прокурору области, Главе администрации области и предприятию Областные сети ушло заявление реально существующей жительницы деревни Журавлевка, что ветеран труда, лауреат областных конкурсов, а ныне пенсионерка, на семьдесят пятом году советской власти вынуждена влачить свое существование, потому, что приобретенный много лет назад колхозом трансформатор оказался вдруг частной собственностью, причем новый владелец не может его эксплуатировать. Письма ушди по адресатам, сброшенные рукой неизвестного в вязанной перчатке в почтовый ящик на окраине города, а я приступил к изготовлению из красных корочек, бумаги, клея, ножниц и наборного комплекта для изготовления штемпеля печати я соорудил удостоверения инспектора учреждения Облархстройнадзор с моей фотографией. Конечно, оттиск печати на фотографии вышел так себе, но если не приглядываться, то будет вполне ничего.
Тот же день. Общежитие завода «Знамя борьбы».
— Здравствуйте. — я шагнул через порог комнаты, расположенной на третьем этаже рабочего общежития коридорного типа и поморщился — в комнате смердело грязными трусами, носками и прочей гадостью. На застеленных суровыми, серыми одеялами, кроватях, за столом, сидели три мужика и недобро смотрели на меня. И я понимал причину их неприятия — один из жильцов держал в синей от татуировок, руке, бутылку «Русской» с криво наклеенной этикеткой, чей путь в этот мир, однозначно начался не на вино-водочном комбинате.
— Прохоров Михаил Ильич здесь проживает?
— А ты что, мент что-ли? — татуированный отставил бутылку и поднялся, тяжело опершись на стол, так, что жалобно звякнули разномастные стаканы.
— Нет, я из областного архстройнадзора. — я показал удостоверение.
— Ахр… чего? — скривился мужик.
— За состоянием домов следим. Ширяева Антонина Иосифовна вам кем приходится?
— Бабка моя, покойница. — покачнувшись, сел Прохоров и перекрести лом: — Царство ей небесное. А что?