Ронин
Шрифт:
«Главбух» возвела глаза к небу и сделала вид, что потеряла сознание, но я отмахнулся:
— И с этих нескольких комнат вы никогда нормальной прибыли не получите, смысла нет связываться. Это для нашей дежурной по гостинице деньги, которые она получает с тех, кого заселяет по собственной инициативе, полученные деньги кажутся приличными, а для вас это так, дым в трубе, на пару дней на карманные расходы или один раз коньячка попить с друзьями…
— Всё сказал? — генеральный задумчиво забарабанил пальцами по столешнице.
— Нет, не всё. Но, какой в этом смысл? — мой боевой запал уже прошёл, и я почти пожалел, что сорвался.
—
— Так точно, разрешите исполнять? — изобразил я полнейший энтузиазм, понимая, что директору попала вожжа под хвост, и, если я не покажу успехов на этом поприще, хотя бы первые три — четыре месяца, то моя фирма вылетит с завода раньше собственного визга, а я еще далеко не все получил от этого неповоротливого, но, весьма дорогостоящего, промышленного гиганта.
— Свободен. — «Генеральный» небрежно махнул рукой, и я мухой вылетел из начальственной резиденции.
Офисное здание в центре Города.
Кабинет, арендуемый Заводом.
В дверь вежливо постучали, и я, не отрывая голову от бумаг, крикнул, что, кто бы не стоял под дверью, он может зайти…
Честное слово, когда в небольшой кабинет стали входить посетители, я почувствовал себя героем сказки, что, по глупости, разрешил вампиру войти в свой дом.
— Я же говорил, что бабе этой врать незачем. — хохотнул щекастый тип лет двадцати, которого я видел в Журавлёвке. Пока я судорожно соображал, что предпринять, три гопника и улыбающийся Михалыч быстро пересекли небольшой кабинет и нависли над столом, за которым я сидел.
— Короче, «промокашка»… — сзади в мою шею уперлось что-то острое, а Михалыч небрежно взял меня за подбородок, проникновенно глядя мне в глаза: — Ты нам, фраер, крупно задолжал… Ты это понял?
— Да понял уже…- забормотал я, стараясь не глядеть в глаза: — Если задолжал, то скажите сколько, и я рассчитаюсь…
— Конечно, рассчитаешься. Сначала расскажешь нам, куда технику спрятал…- меня ухватили за ворот турецкого свитера и встряхнули, так что мотнулась голова, и по шее, куда ткнулось лезвие ножа или заточенной отвертки, что-то потекло.
Глава 20
Глава двадцатая.
Февраль 1994 года.
Офисное здание в центре Города.
Кабинет, арендуемый Заводом.
Мысли метались в голове испуганным зайчиком — я прекрасно понимал. Что одно неловкое движение или не вовремя сказанное слово, и максимум что мне светит — короткий комментарий ведущей вечерних новостей, что помер такой-то, от аллергии на металл в организме, милиция связывает его смерть с профессиональной деятельностью, а никто из моих родных даже не знает всех моих активов… От этой мысли мне еще больше поплохело — одно дело уходить, когда знаешь, что что-то осталось после тебя, не зря рвал анус и стаптывал ноги, и другое дело, когда никто ничего не знает… Все мои активы исчезнут, поглощенные приятелями-неприятелями соучредителями…
Бля! Если выберусь живой, то составлю полный список того, что имею и куда вложился, и положу его на видное место…
— Эй! ты чё, сомлел? — по-крестьянски
жесткая ладонь Михалыча съездила меня по носу, и я почувствовав, как потекла кровь, слизнул кончиком языка соленую жидкость…— Лишь бы не обосрался…- хихикнул кто-то сбоку.
— Мне гарантии нужны…- не своим голосом, прохрипел я, так как во рту мгновенно пересохло.
— Гарантии ему…- кто-то ухмыльнулся, после чего меня скрючило от удара под ребра. Не настолько было больно, вложиться в удар нападавшим мешали подлокотники кресла, но физические страдания я изображал, как футболист сборной во время матча.
— Скажите, чего вы хотите от меня? — придал я голосу истеричности, но мне не ответили, как репку выдернули из кресла которое откатили в сторону, сбили с ног и попытались запинать под стол, но тут у них с развлечением не вышло, я кувыркнулся в угол и стал отбиваться ногами, отчего замарал одному из парней черные брюки, после чего мгновенно подвергся наказанию — на меня навалились с трех сторон и несколько раз больно ударили куда попало, не особо вглядываясь.
— Ну все, хорош, хорош! — Михалычу, до этого безучастно наблюдавшему за забавами своих подопечных, пришлось вклиниваться между моей тушкой и сопящими от злости парнями.
— Ну ты понял, что с тобой будет, если ты нам аппаратуру не отдашь? — председатель склонился надо мной.
Все тело горело огнем, говорить я не мог, поэтому только молча кивнул.
— Говори, куда спрятал?
— В гараже… — с трудом просипел я.
— В каком гараже? — удивился Михалыч: — В чьем?
— Ехать надо, показывать. — я откинулся к стене: — Общество «Лютик», по дороге к Затоке.
— Чего? — меня схватили за ворот свитера и встряхнули так, что в голове замутилось.
— Вы что, город совсем не знаете? — я зажмурил глаза, но даже перед закрытыми глазами плавали круги: — С Нового моста съезжаете на Затоку, а там, через пару километров гаражи капитальные, в два этажа.
— Сука! — Михалыч вскочил на ноги и отвесил одному из парней увесистую оплеуху: — Я смотрел, я смотрел! Куда ты смотрел?
— Понятно, значит не только соседи в Журавлёвку следили за моими погрузочно-разгрузочными работами. Один из банды Михалыча где-то прятался.
— Понятно. Говори, какой номер гаража, какой этаж…- Михалыч бесцеремонно вырвал клок бумаги из моего ежедневника и взялся за ручку.
— Мужик, ты считаешь, что я номер помню? — от удивления у меня глаза открылись: — Я вот рожу твою никогда не забуду, даже через десять лет, если где-то случайно встречу — вспомню. А цифры я не запоминаю, совсем не помню.
— Сука, он мне еще угрожает! — Михалыч собирался пнуть меня, но взглянув на мою зеленую морду, передумал: — Ладно, поехали.
Меня подхватили под руки, набросили на плечи куртку, а на голову надвинули шапку — «петушок», судя по всему, специально набекрень, после чего потащили на выход.
По обеденному времени, в коридорах офисного центра было пусто, поэтому, всякая надежда на божественное проведение и чудесное спасение быстро развеялась. Охранник в черной униформе, сидящий у входа в офисный центр на нас даже не посмотрел, увлеченно читая статью «Как удержать мужчину своей мечты» в толстом глянцевом журнале, а всякое желание кричать или вырываться убивал приставленный к моему боку свинокол, который я успел хорошо рассмотреть в кабинете — длины клинка хватило бы, чтобы пронзить меня насквозь, как жука булавкой.