Россия и становление сербской государственности, 1812–1856

24 марта была издана «Прокламация», в которой объявлялось о решении князя возвратить сербов, находящихся вне княжества [401] . Однако одного княжеского разрешения оказалось недостаточно для урегулирования этого конфликта. Находившаяся в Видине группа, численностью 55 человек, обратилась к Гуссейн-паше с письмом, в котором сербы гневно отвергали оскорбительную для них милость Михаила. «На призыв князя, – говорилось в письме, – назад ни один не вернемся». Сербы отказывались от высланных им денег на путевые расходы, указывая на то, что лишь признание их политических взглядов может стать условием возвращения на родину. «Мы за деньги никуда не пойдем, – пишут они, – а только за правду и введение Устава» [402] .

401

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2689. Л. 21.

402

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2689. Л. 30–32. Копия письма уставобранителей Гуссейн-паше. 31 марта 1841 г.

Несмотря на заступничество российских представителей, в рядах уставобранителей преобладали антирусские настроения. В сербских газетах появилось немало публикаций, явно подготовленных оппозиционерами. В одной из них говорилось, что Россия использует Сербию в своих планах борьбы с Турцией, в результате чего княжество «имеет вместо одного двух господарей, и если когда-либо будет поднят вопрос о сербской самостоятельности, то для Сербии легче будет освободиться от турецкого ига, чем от русской приязни» [403] .

403

Цит. по: Попов Н. А. Россия и Сербия. С. 140.

Безусловно, нельзя было надеяться, что оппозиция прекратит свою деятельность после возвращения в Сербию. Так и произошло. Все те же лидеры – Вучич и Петрониевич – возглавили новый заговор против Михаила. В результате вооруженных действий повстанцев в ходе так называемой Вучичевой буны князь был вынужден 7 сентября 1842 г. бежать в Землин. Российский консул счел своим долгом остаться советником князя в его изгнании. Ващенко был убежден, что с отъездом князя русскому влиянию в Сербии нанесен значительный ущерб. Несмотря на то что представители всех западных держав выразили свой протест против неправомерных действий оппозиции, Джамиль-паша встал на сторону восставших. Он заявил, что только Ващенко имеет право вмешиваться в политическую жизнь Сербии, а остальные консулы являются лишь торговыми агентами и не имеют права голоса в решении подобных проблем [404] .

404

Вучковић В. Српска криза у Источном питању (1842–1843). С. 46.

Российский консул получил указания Титова не признавать законности совершившегося в Сербии переворота. В то же время Порта не высказала своего недовольства переменами в княжестве и нашла в этом поддержку со стороны Великобритании. Английский посол в турецкой столице Стрэтфорд-Каннинг одобрил действия оппозиции, а также ту благожелательную позицию, которую заняло османское правительство в отношении всего происходящего в Сербии. Он оценил ситуацию как попытку Порты освободиться от доминирующего присутствия России в этом регионе империи.

1 сентября скупщина, собранная под Белградом, избрала князем Александра Карагеоргиевича. Уставобранители остановили свой выбор на сыне легендарного сербского героя, поскольку само его имя внушало народу мысль о легитимности сделанного выбора. Героические черты отца невольно приписывались сыну. Оппозиция имела свои причины для выбора именно этой кандидатуры. «Всем известно, что выбор в князья сына Карагеоргия не был следствием народного убеждения, – доносил в Петербург российский консул Д. Левшин. – Пал выбор на бедного адъютанта свергнутого князя, лицо, в имени которого выражалась идея некоторого роду законности, долженствовавшей согласовать все мнения… служить оправданием его выбора в глазах России и Порты. Кроме того, многие свойства Александра Карагеоргиевича успокаивали всех насчет будущего его княжения: его скромность нрава и ограниченность ума ручались за его ничтожество в делах правления, а это ничтожество… и было предметом тайных желаний главных старейшин, из которых каждый, а Вучич в особенности, надеялся им воспользоваться для того, чтобы самому властвовать в крае» [405] . Не имея самостоятельных политических планов, новый князь послужил лишь ширмой для реального прихода к власти уставобранителей в лице их вождей – Вучича и Петрониевича, которые, по словам Ливена, и являлись настоящими князьями Сербии.

405

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2695. Л. 108 об. – 109 об. Записка о настоящем положении дел в Княжестве Сербия.

Тома (или Фома) Вучич-Перишич представлял собой одну из наиболее колоритных фигур среди вождей уставобранительского движения. В прошлом верный соратник Милоша Обреновича, он еще при его власти часто подвергался наказаниям со стороны князя за необузданный нрав и самовольные действия. Будучи богатейшим предпринимателем края, он тем не менее пользовался поддержкой и уважением простого народа, перед которым умел предстать радетелем его интересов. Его речи, произносимые на многолюдных собраниях и скупщинах, живые и доходчивые, всегда имели успех у собравшихся. По мнению С. Йовановича, давшего характеристику всем наиболее значительным личностям эпохи, Вучич сделал для становления уставобранительского движения больше, чем его соратники – Гарашанин или Петрониевич [406] . В то же время в политической системе, установленной новой властью, не Вучич играл первую скрипку; ему скорее принадлежала роль ее защитника и стража. Жестокость, с которой он подавлял движения недовольных, мало отличалась от средневековых методов усмирения, применяемых турецкими властями.

406

Joванoвић С. Портрети из истори jе и књижевности. Нови Сад-Београд, 1963. С. 68.

Российское правительство крайне отрицательно отнеслось к переменам в Сербии. Во-первых, в лице Михаила Россия лишилась поддержки в высших кругах сербского руководства. Во-вторых, сама форма смены власти, в виде вооруженного восстания, не могла не вызвать протеста российских политиков. В течение многих лет основным стремлением России было поддержание спокойствия на Балканах; она резко осуждала все проявления, на ее взгляд, революционных выступлений южнославянских народов. Часто это происходило в ущерб влиянию самой России, которая придерживалась принципа «законности» установленной власти и нежелательности любых политических перемен в Балканском регионе. Все планы политического переустройства Османской империи, время от времени появлявшиеся в кругах деятелей культуры и политики, не находили поддержки государственных властей России и не выходили за рамки неосуществимых проектов. Наконец, отрицательное отношение к смене власти в Сербии было связано с тем, что за фасадом правления Александра Карагеоргиевича стояли все те же оппозиционеры, получившие возможность осуществить свою программу и не отводившие России той роли, которую она играла в княжестве на протяжении всех предыдущих лет.

Узнав о событиях в Сербии, в столицу Турции срочно прибыл Бутенев. К тому времени он, после десятилетней службы на посту посланника в Константинополе, получил назначение в Рим. Однако Бутенев счел необходимым лично присутствовать в турецкой столице, поскольку, пользуясь заслуженным авторитетом у османских властей и хорошо владея всей информацией о делах в Сербском княжестве, рассчитывал повлиять на ход событий. На встрече с министрами Порты Бутенев заявил, что в Сербии произошла настоящая революция и Россия, следуя своим политическим принципам, считает необходимым вмешаться в ситуацию, чтобы не допустить нежелательного распространения пагубного примера, поданного сербами [407] . Несмотря на сделанные предостережения, в сентябре 1842 г. Порта прислала в Сербию берат, утверждающий княжеское достоинство Александра Карагеоргиевича. Было сформировано новое правительство, в котором Вучич занял пост попечителя внутренних дел, а Петрониевич возглавил внешнеполитическое ведомство. Все ключевые места в правительстве принадлежали уставобранителям. Лидеры движения не скрывали своей внешнеполитической ориентации – в Сербии резко возросло влияние австрийского консула и прибывшего в Землин австрийского генерала Гауера. Частые посещения белградского паши и тесные контакты с Вучичем и Петрониевичем заставляли подозревать генерала в антирусской деятельности. Как выяснилось, Гауер проявлял личную инициативу в этом направлении и вел дела без определенных инструкций своего правительства, за что и был отозван из Землина [408] .

407

Вучковић В. Српска криза у Источном питању (1842–1843). С. 61.

408

Никифоров К. Н. Сербия в середине XIX в. Начало деятельности по объединению сербских земель. М., 1995. С. 23.

Значительно улучшились отношения сербских властей с турецкой администрацией. Стремление Порты ослабить русское влияние в княжестве нашло наконец поддержку самих сербских подданных в лице лидеров одержавшего победу уставобранительского движения. Правда, его вожди чувствовали некоторую неловкость, когда сталкивались с недоумением народа по поводу охлаждения сербско-русских отношений и конфликта с российским консулом. А конфликт становился все более очевидным даже для непосвященных: во время народных празднеств по случаю утверждения Александра Карагеоргиевича князем российский консул не только не принял в них участия, но и демонстративно не вывесил флага на здании консульства.

Российское правительство заняло принципиальную позицию – оно считало выборы нового князя незаконными. Не входя в объяснения с сербскими властями, Николай I направил султану письмо, где попытался представить его жертвой заговора и обмана. Император утверждал, что не вступит в переговоры с «бунтовщиками» и не признает законности произошедших в Сербии перемен [409] . Той же осенью в Белград и Константинополь был командирован барон В. К. Ливен в качестве чрезвычайного комиссара по сербским делам.

409

Вучковић В. Српска криза у Источном питању (1842–1843). С. 68.

Обращение российских властей к Порте не принесло желаемого результата. Более того, оно продемонстрировало крайнюю недальновидность петербургского кабинета, не желавшего считаться с тем фактом, что все события в Сербии произошли при прямой поддержке османского правительства.

Выступая пособниками оппозиции, турецкие власти преследовали несколько целей: во-первых, Россия теряла свои позиции в Сербии, а во-вторых, Порта освобождалась от Михаила Обреновича, правлением которого была недовольна. Ему ставилась в вину поддержка антитурецких выступлений в Боснии и Герцеговине, помощь Нишскому восстанию 1841 г Порта не скрывала своей заинтересованности в смене власти в Сербии. Турецкий паша в Белграде принимал непосредственное участие в подготовке переворота – именно он вместе с уставобранителями составил план, по которому должны были развернуться события в Белграде.