Россия и становление сербской государственности, 1812–1856

Рассматривая «Начертание», следует уделить внимание выяснению характера того государства, которое планировалось создать, или воссоздать, на Балканах. Ряд историков решительно называют «Начертание» великосербской и великодержавной программой. Так, Чубрилович называет план Гарашанина великосербским на том основании, что он предполагал главенствующую роль сербской династии в государстве, объединяющем черногорцев, хорватов, болгар, боснийцев, далматинцев, жителей Северной Албании (в тексте нет упоминания о том, что это должны быть исключительно албанские сербы). Кроме того, в «Начертании» нигде не говорится о «югославянах» или «южных славянах». Интересное замечание относительно термина «великосербский» имеется в книге К. В. Никифорова «Сербия в середине XIX в. Начало деятельности по объединению сербских земель». Он пишет, что сам термин, возникший по аналогии с Великороссией или Великобританией, еще не несет в себе отрицательного, шовинистического содержания, а лишь свидетельствует о растущем национальном сознании народа и может быть равнозначен определению «сербский» [437] . Солидаризируясь с данной точкой зрения, хотелось бы подчеркнуть, что «Начертание», даже обходясь без упоминания югославян, содержит специальный раздел, в котором говорится о задачах по объединению южнославянских земель и намечаются конкретные меры по описанию краев, выявлению их людского и военного потенциала, привлечению славянского населения этих земель к получению образования в Сербии [438] . Таким образом, речь фактически шла о провинциях, населенных южными славянами. Особо оговаривался вопрос вероисповедания: провозглашалась полная его свобода. Общая «народная политика» должна была объединить «восточноправославных» и «римско-католических» славян [439] .

437

Никифоров К. В. Сербия в середине XIX в. Начало деятельности по объединению сербских земель. М., 1995. С. 51.

438

Начертание. С. 21.

439

Начертание. С. 25.

Сербский историк Р. Люшич предпринял попытку комплексного исследования первой национальной внешнеполитической программы в своей работе «Книга о “Начертании”». Автор не только подробно останавливается на положениях самого документа, но и проводит сравнительный анализ «Начертания» с более ранними проектами, подготовленными поляками. В результате изучения как самого источника, так и обширной отечественной и зарубежной историографии, дающей самое разнообразное толкование положений, в нем заключающихся, автор приходит к ряду интересных выводов. В частности, Люшич утверждает, что «Начертание» явилось программой сербской национальной и государственной политики и речь в нем идет об объединении прежде всего сербского народа, проживавшего на просторах Османской империи [440] . Эту программу Люшич называет сербской, но не великосербской. По мнению автора, Гарашанин поставил перед внешней политикой княжества две дополняющие друг друга цели: соединение всего сербского народа, а затем уже присоединение к нему других южных славян, в частности хорватов и болгар. В результате такого объединения должно было возникнуть обширное южнославянское сербо-хорвато-болгарское государство [441] . Сначала, по мнению Гарашанина, следовало направить усилия на выполнение первой задачи, а уже позже – второй.

440

Љушић Р. Књига о Начертаниjу. Београд, 1993. С. 99.

441

Љушић Р. Књига о Начертаниjу. Београд, 1993. С. 100.

Таким образом, «Начертание» представляет собой великосербскую по форме, но южнославянскую по содержанию программу внешней политики Сербии. Великосербской она была потому, что признавала за сербами главную – инициативную и руководящую – роль в процессе сближения всех южнославянских народов. Они должны были согласиться с этой ролью, приняв во внимание лидерство сербов в борьбе с турецкой властью и значительность достигнутых в ней результатов. Именно поэтому сербская династия достойна возглавить новое государство. Само южнославянское содержание программы вытекало из того разнообразия славянских народностей, которые планировалось объединить в рамках единой державы.

Таким образом, опираясь на «Советы» Чарторыйского и «План» Заха, Гарашанин сумел создать оригинальный проект объединения южных славян в рамках одного национального государства. Оно должно было заменить Османскую империю, подобно тому как Душаново царство в свое время сменило Восточную Римскую империю. Гарашанин первым из сербских политиков понял значение геополитического положения Сербии на Балканах, ее освободительную роль среди других балканских народов. Он наметил направления и методы работы с сопредельными землями, по ставил конкретные задачи, которые должны были выполнять посланные в эти провинции эмиссары. Предполагалось, что они представят подробное описание политического положения земель, состав их войска, арсенала, вооружения, общего настроения населения и их готовности сотрудничать с Сербией [442] . Все эти меры будут детально разработаны в дальнейшем, при составлении конкретного плана пропагандистской работы в южнославянских областях и подготовке сети агентурных работников на местах.

442

Начертание. С. 21.

Эту работу предстояло вести в тех провинциях Османской империи, где положение славянства было бесправным и экономически тяжелым. Об этом свидетельствовали многочисленные жалобы и просьбы местных жителей, обращенные к белградскому консулу России. Особенно неблагоприятные условия для славян сложились в Болгарии. Произвол турецких властей побуждал болгар браться за оружие и оказывать вооруженное сопротивление притеснителям. В 1846 г. российский консул Г. И. Данилевский сообщал посланнику России В. П. Титову в Константинополь о волнениях на границах Болгарии с Крушевацким и Алексинским округами. «Болгары собирают помежду собой деньги для составления общественной казны, якобы на предмет предполагаемого восстания», – писал Данилевский [443] . Сербское правительство пользовалось у болгарского населения большим авторитетом, к нему обращались даже чаще, чем к российским властям, – Сербия была ближе, и хотя ее правящие круги не являлись столь влиятельными, но могли более оперативно откликнуться на ту или иную просьбу с болгарской стороны. Не случайно в «Начертании» предусматривалось оказание действенной помощи именно болгарам: это и принятие болгарской молодежи в сербские учебные заведения, и печатание книг на болгарском языке, и поддержка национальной церкви.

443

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694, 1846. Л. 45 об. Г. И. Данилевский – В. П. Титову. 22 марта (3 апреля) 1846 г.

В то же время жители Болгарии стремились использовать малейшую возможность для обращения к российскому представителю в Белграде, надеясь, что он донесет их просьбу до сведения императора. В отчаянии они писали, что им остается «единственная надежда на Бога и… на всемилостивейшего вашего и нашего царя Николая» [444] . В письмах сообщалось о непомерном грузе налогов, возложенных на христиан болгарских округов, их религиозном преследовании. «Имущества наши разграблены, и мы не видим конца нашим страданиям, народ… ждет от Вас спасения, иначе мы погибли безвозвратно», – говорилось в одной из жалоб [445] . Турки произвольно занимали христианские земли, отнимали собственность, побои и убийства болгар были обычным делом. «Арнауты беспрестанно грабят христиан, нападают на них в лесах и отнимают у них скот, лошадей и даже одежду, мы же живем в вечном страхе», – сообщалось в письме группы болгар из Ниша на имя Данилевского [446] .

444

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694, 1846. Л. 37. Письмо булгар Нисского, Лесковского и Пиротского округов от 14 января 1846 г. Г. И. Данилевскому.

445

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 37 об.

446

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 42 об. Письмо булгар Станка Атанасиевича, Цеки Вучковича, Николая Митрина и священника Стояна Митровича из Ниссы от 21 февраля 1846 г.

Другие южнославянские народы, находившиеся под властью Турции, также обращали свои взоры к России. Особые отношения связывали ее с Черногорией. Владыка Петр Петрович Негош за время своего правления дважды посетил Петербург, Черногории оказывалась ежегодная материальная помощь со стороны российского правительства, ее подданные принимались на российскую службу и пользовались льготами разнообразного характера. Находясь в Константинополе, посланник Титов взял на себя обязанность покровительствовать прибывающим в турецкую столицу черногорцам. Негош в следующей форме ходатайствовал об этом: «Единоплемение и единокровие черногорцев с русскими и столь сильное российских императоров влияние, которое она, начиная с времени Петра Великого, имела на сей черногорский народ, дают мне право покорнейше Вас просить о сем» [447] .

447

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2696. Л. 3. П. Негош В. П. Титову. 14 января 1845 г.

Если болгары могли обращаться за защитой к российскому консулу в Белграде, а черногорский владыка состоял в непосредственной переписке с Петербургом, то православное население Боснии было практически лишено связей с российскими властями. Лишь в конце 40-х гг. дипломатические представители России стали поднимать вопрос о необходимости иметь своего агента в Боснии, куда стремились проникнуть путем учреждения консульств как Австрия, так и Франция. Боснийцы также пытались установить связь с российскими представителями в Белграде и Вене. В австрийской столице их доверием пользовался священник российской посольской церкви М. Ф. Раевский, выражавший сочувствие делу славянского освобождения. В Белграде боснийцы обращались к российскому консулу, но подобных документов весьма немного. Так, в 1846 г. к Данилевскому попала жалоба боснийских сербов на произвол местного начальства в Казарском, Новском и Предорском округах, где были совершены убийства сербов [448] . Иногда из Боснии прибывал посыльный для того, чтобы лично рассказать российскому консулу об отчаянии христиан вследствие терпимых ими притеснений от турецких властей [449] . Примечательно, что между православным и мусульманским населением Боснии не было единства даже в действиях против общего притеснителя. Когда в Бихаче вспыхнуло восстание мусульман, недовольных произволом при сборе податей, оно не было поддержано христианской общиной. «Замечательно, – доносил консул Левшин в Петербург, – что боснийцы христианского вероисповедания не приняли ни малейшего участия в сем мятеже» [450] . Этот факт свидетельствует о реальном разобщении христианского и мусульманского населения края и тех тяжелых противоречиях, которые существовали между ними. В то же время сербы, принявшие мусульманство, не знали другого языка, кроме сербского. Их в Боснии насчитывалось около 550 тысяч, в то время как сербов-католиков было 250 тысяч, а православное население составляло 900 тысяч человек [451] . Несмотря на большую численность сербского населения в Боснии, их религиозная разобщенность мешала объединению и вела к росту противоречий между самими этническими сербами.

448

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 62 об. Письмо боснийца Петра Васича Г. И. Данилевскому. 17 мая 1846 г.

449

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 35. Г. И. Данилевский – В. П. Титову. 15 (27) февраля 1846 г.

450

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2695. Л. 90 об. Д. Левшин – Л. Г. Сенявину. 2 августа 1849 г.

451

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 231.

Все жалобы, обращенные к российским властям, обычно лишь приумножали традиционные предостережения «не предаваться никакой самоуправной попытке, которая может вовлечь… в совершенную гибель» [452] . Российский кабинет по-прежнему не поощрял нелегитимных методов борьбы южнославянских народов и даже в самых тяжелых для них обстоятельствах не забывал напоминать о недопустимости вооруженных действий против законной власти султана. Надежды на то, что Николай I «не захочет оставить народ христианский страдать невинно», ни на чем не основывались. Болгария в это время оставалась оплотом османского влияния на Балканах и не могла привлечь пристального внимания России. Если Сербия уже превратилась в островок относительной самостоятельности югославян внутри Османской империи, то Болгария, густо населенная турками, чувствовавшими себя здесь полновластными хозяевами, не представляла для российских политиков перспективного региона для успешного антиосманского противодействия. То же относилось и к Боснии, частично населенной мусульманами и католиками, которая к тому же являлась регионом столкновения интересов Турции и Австрии. Таким образом, Россия могла рассчитывать лишь на сохранение своего влияния в Сербии. Что касается Черногории, то однородность ее славяно-православного населения и дружеское расположение к России, безусловно, составляли основу давних русско-черногорских связей. Дело осложнялось лишь тем обстоятельством, что Порта упорно не хотела признавать за Черногорией статуса независимого государства, каковым считали свой край сами черногорские владыки. Иметь еще один повод для бесконечных пререканий с османским правительст вом Россия не хотела, но, принимая во внимание близость Черногории к адриатическому побережью, а также приверженность ее руководства к державе-покровительнице, Петербург считал необходимым оказывать денежную и моральную поддержку этой небольшой горной области.

452

АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2694. Л. 35 об. Г. И. Данилевский – В. П. Титову. 15 (27) февраля 1846 г.

Несмотря на то что славянское население европейской Турции еще продолжало взывать к помощи единоверной России, реальная политическая ситуация заставляла его все более отчетливо осознавать иллюзорность этих надежд. В данных обстоятельствах единственный способ противостоять натиску турок виделся во всеславянском объединении. Подобные идеи проникали в бал канские провинции вместе с агентами Гарашанина, находя отклик и понимание.

Гарашанин впервые выдвинул лозунг «Балканы – балканским народам». Однако деятельная личность Гарашанина предполагала не только выдвижение лозунга, но и практическую работу по его воплощению в жизнь. По его мнению, следовало заняться непосредственным распространением идеи объединения среди народов Болгарии, Боснии, Северной Албании. Не упускались из виду и австрийские сербы – жители Славонии, Хорватии, Далмации, Срема, Баната и Бачки. По плану Гарашанина все они должны были войти в состав великой и свободной южнославянской державы. Широкая веротерпимость стала основой объединительного движения – без нее нельзя было рассчитывать на успех, принимая во внимание принадлежность части южных славян к мусульманству и католичеству. Гарашанин возлагал большие надежды на католических священников Австрии, приверженных идее создания единого государства. Известный политический деятель сербской Воеводины Дж. Стратимирович, принявший активное участие в военных действиях сербов против венгров в 1848–1849 гг., также выступал не за создание сербской автономии в составе венгерских земель, а за единое государство, включающее в себя широкий географический ареал, вплоть до Константинополя [453] . Таким образом, объединительная идея получила широкое распространение не только среди турецких славян, но и подданных Австрийской империи. Гарашанин полагал, что работу по сплочению славянства должны выполнять специально посланные в провинции агенты. Во главе всей пропагандистской работы стоял сам министр внутренних дел.

453

Чуркина И. В. Михаил Федорович Раевский и его записки о национальном движении южных славян в 1848–1849 гг. // Революции и реформы на Балканах М., 1994. С. 71.

Основные задачи агентов были сформулированы в «Начертании». Они должны были:

1) обращать внимание на партии, существовавшие в провинциях,

2) описывать военное положение земель, число войск и вооружения,

3) составлять списки знатнейших фамилий края, включая и противников Сербии,

4) выяснять, что говорят и думают о Сербии в данной провинции [454] .

Агентурная сеть, во главе которой стоял сам автор «Начертания», была выстроена по вертикали в соответствии с классическими принципами конспиративной организации: каждый новый член общества знал только своего начальника, чтобы в случае гонений на них не иметь возможности выдать большого числа соратников. Весь Балканский регион делился на Западную и Восточную части, которые курировались М. Баном и Т. Ковачевичем. Непосредственным заместителем Гарашанина стал Йован Маринович [455] .

454

Начертание. С. 21.

455

Страњаковић Д. Политичка пропаганда Србиjе у Jугословеским покраинама 1844–1859 године. Београд, 1936. С. 7.