Российский колокол № 3 (45) 2024
Шрифт:
– Кто?
Олег рассмеялся:
– Суетологи. Ребята, которые обрабатывают клиентов, как маму.
– Ясно. Но ведь должна же быть голова?
– Главное железо у них в посёлке под Саратовом. Не знаю почему. Там дата-центр с серверами, все дела.
– Скинешь адрес?
– Пап, ты что задумал?
– Хочу поглядеть. Может, какие провода перерезать, и всё!
От смеха на глаза выступили слёзы.
– Какие провода, пап? Там оптоволокно и охрана на каждом шагу.
– Ну, всякое бывает. Нам на органической химии рассказывали:
– Так то умельцы.
– А я?
– Береги себя.
– И ты.
Они дошли до остановки, обнялись и разъехались.
«Вас ожидает 3 сообщения».
Евген смотрел на экран. Владимир Иванович беспощадно требовал внимания.
– Не хочу. Не буду.
Телефон ожил:
– Вас приветствует программа «ВДАЛь», виртуальный диахронический аналоговый лингвист. Добрый день, Евгений! Чем могу помочь?
– Пошёл на хер.
– Разочарование – чувство активного психоэмоционального запаса. Ваше состояние нестабильно, рекомендую обратиться к оператору.
– Засунь его себе в задницу.
– Инвективный устойчивый оборот, разновидность апплицируемого фразеологизма с целостным мотивированным значением.
– Ни хрена не понял. Давай, до свидания!
Евген вышел из программы.
– Снести его к чертям, и всё!
Но приложение оказалось неудаляемым.
– Где тут у вас поддержка? Блин, сейчас бы Олег всё нашёл!
Бро, брат, братишка, Лег – воспоминания хлынули в голову, будто кто-то открыл кран. Щёлкнуло!
«Это я, Лег!»
Вот кто ему писал!
В горле пересохло. Евген сглотнул и открыл переписку, разблокировал, набрал, не попадая в клавиши: «Ты живой, бро? Я вспомнил!»
Крутились песочные часы: что-то загружалось.
Два файла.
Фото.
На первом – мужчина. Залысины, седеющий ёршик волос, щербатая улыбка без одного зуба. Глаза.
«Какой ужас! – Евген отшатнулся. – Отвратительно выглядит! Но глаза…» Такие же серые в крапинку он видел в зеркале каждое утро.
Второе фото пришлось приблизить: могила, крест, фото. Его имя. Дату не рассмотреть.
«Фотошоп!»
– Я не верю! – Крик вернул остатки реальности.
Но Оля Пялкина умерла.
И Лега он вспомнил.
Раздражение – привычный фон утра.
– Опять всю ночь просидел?
Ирина прошаркала на кухню, едва не задев клетчатое плечо.
– Выброшу игрушки твои, лучше бы работать пошёл! Вставай давай, Олег! Утро! – Она неласково толкнула сына в бок, а он медленно, неестественно медленно начал сползать.
Только сейчас до неё дошло: плечо было холодным.
Женщина закричала и осела на пол. Сил хватило, чтобы позвонить.
Муж примчался через полчаса, закрыл сыну глаза, поднял её с пола, вызвал скорую.
– Инсульт. – Фельдшер с лёту оценил симптомы.
– Там жена в комнате. – Слова приходилось цедить, чтобы горе сидело внутри, не вырвалось наружу истерикой.
– Психиатрическую надо. Вызвать? –
Сочувствие слышалось в голосе.– Вызывайте. И перевозку.
Похороны прошли тихо.
Проводить Ирину не отпустили. Горе лилось в подушку строчками Цветаевой:
– Два ангела, два белых брата, – начинала и захлёбывалась. – Старшего у тьмы выхватывая, младшего не берегла.
Мысли путались от седативного, стихотворения сплетались в голове корнями столетних деревьев. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху – серая пелена колыхалась, затягивала, хороня под саваном из паутины слов и снов.
Медсёстры стоически слушали и сочувствовали: дома ждали живые дети.
Евген проснулся в пять пятьдесят пять и не пошёл чистить зубы.
«Зачем?» – вопрос частенько кружился в голове.
Зачем ходить на работу – и не ходил.
Зачем обедать – и не ел.
Зато «ВДАЛь» работал исправно, выдавая новые и новые понятия. Врага надо знать в лицо.
– Откуда что берётся?
– База пополняется из внешних источников ежедневно, – объяснял Владимир Иванович.
– Какой принцип выборки?
– Ассоциативная пара «личность – эмоция», подключаемая последовательно после дозагрузки параметров.
– Ни хрена не понятно, но очень интересно. Олега бы сюда.
Брат давно молчал, отправил фотожабу, и всё.
«Обиделся», – решил Евген и не извинился.
Мать перестала звонить.
Экран горел зелёным, подсвечивая тьму: пять пятьдесят пять.
– Часы сломались!
Евген встал, цифры дёрнулись: пять пятьдесят шесть.
Ванная.
Кухня.
Кофе.
Яичница.
Яблоки.
Можно сидеть дома, терзая вопросами Владимира Ивановича.
Можно пойти шататься по пустым улицам.
Можно завалиться спать.
Можно посмотреть в окно.
Вид с четырнадцатого этажа завораживал: крошечные крыши, серые вены дорог, зелёные кудряшки деревьев.
Рама стонала и отказывалась открываться, а потом поддалась, ветер с воем залетел в комнату, швырнул в лицо запах утра и горькой пыли.
– Пойду гулять, проветрю мозги!
Ощущение, что вот-вот должно что-то случиться, бурлило внутри, заставляя перепрыгивать через ступеньку.
Дверь подъезда хлопнула, каркнула ворона.
Она стояла около мощного чёрно-лакового зверя, притворившегося мотоциклом. Волосы паутиной оплели лицо, в руках – шлем.
– Оля?
Ошибки быть не могло, знакомые глаза близоруко щурились.
– Евген! Привет! Как дела?
– Ты жива?
Она смешно покрутила головой, пожала плечами:
– Вполне. Хорошо выглядишь.
– Ты тоже, – соврал он.
Оля выглядела потёртой: капризные складки у губ, второй подбородок, раздавшаяся талия.
Неестественное ледяное спокойствие сковало душу.
– Привет! – Парень в распахнутой косухе улыбнулся, вручил Оле кофе, забрал шлем.
– Герман. Мой муж. А это (она запнулась или показалось?) старый знакомый.