Российский колокол № 3 (45) 2024
Шрифт:
– Не такой уж и старый! – Рукопожатие было крепким до боли.
– Пока. – Он выдавил улыбку, махнул рукой.
– Передавай привет Олегу!
Слова летели в спину как снежки.
Кивнуть хватило силы, обернуться – нет.
Оля Пялкина жива и не Пялкина, а замужем.
Ему врали: мать, брат, Владимир Иванович.
Зачем?
Евгену казалось, что он должен был что-то чувствовать, но не чувствовал ничего. Внутри будто бы взорвался ядовито-синий атомный гриб, душу замела ядерная зима. Живое, если оно и было, мгновенно оледенело и застыло.
Можно было бы обидеться на мать.
Разозлиться
Но зачем?
Оля жива. Ему врали.
Сразу после больницы Ирина поехала в банк, паспорт при ней, на остальное наплевать.
Дома – телефон и визитка. В четырёх стенах душно и страшно: а вдруг приедет бывший муж? «Пройдусь, заодно и на почту зайду». – Она достала красное платье из прошлой жизни и подвела глаза.
На набережной гремела музыка, речные трамвайчики бодро резали зеркало воды, оставляя пышный пенный хвост. Давным-давно они вчетвером катались на таком. Было весело.
Трубку сняли с третьего раза.
– Здравствуйте, Игорь Николаевич.
– Здравствуйте.
– Вам удобно разговаривать?
– Не очень.
– Я быстро.
– Мы знаем о возникшей проблеме.
Ирина не удивилась. Наверняка Олежка зарегистрирован.
– Я хочу такой же пакет, как и для Женечки. Телефон Олега отправила бандеролью, деньги переведу на счёт. Должно хватить на годовое обслуживание. Ведь я там уже есть?
Соболев промолчал.
– Вы есть. Соболезную. Второй сын. Какая потеря.
– Да. Проблема. – Стало смешно.
У неё сердце взорвалось в груди. У него – «проблема».
– Проблемы решаемы, Ирина. Наши специалисты уже работают.
Почему-то она поняла: собеседник забыл отчество.
– Пришлите реквизиты. Договор не нужен.
Нужного на этом свете больше нет. В кармане звенели ключи от квартиры – забавно, схватила машинально.
Когда Олег умер, он обрадовался: последняя ниточка лопнула, некому помешать.
Ира вот только. Но они развелись.
Старенькая «Нива» допыхтела почти до Саратова.
Вместо заднего сиденья – канистры бензина.
Здравствуй, дата-центр.
Бетонный забор, сверху – колючка. Внизу – сухой бурьян.
Бензин оставлял сладковато-вонючий след на раскалённой земле.
– Э, мужик! Какого хрена трёшься?
Наконец-то заметили. Охраннички.
– Ребята, с рыбалки еду, скрутило, телефон сел. Позвонить можно?
Он охал, частил, хватался за карманы жилетки, задыхался и приседал.
– Сыну наберу, приедет, рыбу заберёт.
Слова вылетали сами. Напрягшиеся быки расслабились, заухмылялись.
– Заходи, дед, позвонишь.
– У меня окуни в багажнике! Дайте загоню в тень? Провоняют же! Хотите угощу? Насолите! Вяленый лещ к пиву – самое то! Или карась в сметанке – объеденье!
Он тараторил, юлил, брызгал слюной, а сам поглядывал через плечо: течёт.
– Сынки, – конфузливо сжался, – отлить где можно? Простатит, как проволокой режет!
Под дружный гогот проводили внутрь:
– Сейчас прямо, потом направо, лестница на второй этаж.
Шагалось тяжело.
Давили карманы жилетки.
Он достал телефон. На заставке улыбались довольные сыновья. Сколько им тут? Семнадцать?
– Прощайте,
мальчики!Палец намертво вжал кнопку.
Грохнул взрыв, полыхнула белая «Нива», огненные языки жадно лизали бензиновые дорожки.
Дата-центр «Киберполиса» горел.
– Мам, смотри!
Девочка вертела блестящее колечко, болтался розовый цыплёнок-брелок.
Женщина смотрела. На мосту красная фигура вытянулась и перемахнула через перила. По воде побежали круги.
– Ой! – Она инстинктивно прижала дочку, та завозилась, выкручиваясь. – Ключи.
– Можно я возьму? – Цыплёнка сплющило в детской ладошке.
– Можно. – Мать встала. – Пойдём скорее. Холодно.
Скорую и полицию они не застали.
Занавески колыхались: окно так и осталось открытым.
Евген посмотрел вниз: крыши, дороги, деревья – ничего не изменилось.
Только Оля жива, а все врали.
Булькнул телефон:
«ВДАЛь ждёт вас».
– Как же ты меня достал!
Он размахнулся и выбросил телефон в окно.
Давно пора.
– Меня никто не ждёт. – Ножки стула проскрежетали по полу. – Враньё. Всё это враньё. – Пластмассовый подоконник пружинил под ногами. – Оля не прыгнула, а я прыгну.
Евген раскинул руки, зажмурил глаза. Ветер толкнул в грудь, хлопнул по щеке: «Давай, слабак!»
– Ненавижу тебя, Владимир Иванович Даль! – Он занёс ногу и шагнул.
Пустота взвыла и захохотала.
Бесился, обгоняя, ветер.
Ворона беззвучно разевала клюв.
Летит.
Вниз – не вверх.
Новый «Потоп»
«Турецкий марш» лился и гремел. Эль открыла глаза, потянулась довольной кошкой. Плотные ночные шторы медленно поднялись, повинуясь движению руки. Утро шагнуло в комнату, позолотило стены и выпустило солнечных зайчиков порезвиться на потолке.
– Сегодня будет замечательный день!
Душ, кофе, новости – привычный пазл бодрого утра складывался будто сам по себе.
– Свет мой, зеркальце, скажи, – Эль игриво улыбнулась матовой панели на стене – отражение замерло, ожидая команды. – Да всю правду расскажи!
Нервные музыкальные пальцы летали над окошком управления. Сегодня предстоял завтрак у партнёров, потом – съёмки для журнала, встреча с инвесторами и благотворительный ужин. Она открыла меню настроек и выставила параметр «Выносливость» на максимум. Что ещё? «Красноречие», пожалуй, «Харизму» стоит вообще дополнить золотым бонусом: и партнёры, и инвесторы в один день!
Ладно, пора заняться внешними данными. Эль приблизила отражение, чтобы сразу заметить дефекты: крошечная веснушка под левым глазом, прыщик в уголке рта, заломы, носогубная складка. Страшно представить, что ещё её бабушка вынуждена была накладывать тонну косметики: тональный крем, флюид, пудру, а хуже того – делать операции, если хочешь сохранить молодость и свежесть. Она вспомнила винтажные фотографии, как будто из кунсткамеры: надутые лепёшки губ, пластилиновые скулы, неподвижные маски вместо лиц. Люди вынуждены были удалять рёбра, впрыскивать под кожу силикон, вживлять импланты – дрожь отвращения пробежала по телу. Ведь это не просто уродливо – опасно для жизни!