Рождение чудовища

– Как скажешь, господин, - чуть не плача, закивала Накато.

Как ни хотелось ей увильнуть, а пришлось таки усаживаться и звать безвестного колдуна, как приказали. Эну хмурился – видимо, слишком тихо она звала. Накато и впрямь звала – а сама боялась услышать отклик.

– Я ничего не слышу, - заявил наконец колдун. – Ты должнамысленно кричать, будто пытаешься докричаться до кого-то вдалеке. Представь, что ты стоишь на одной горке, а тот, кого тебе нужно позвать – на другой!

– Я бы не стала звать кого-то на другой горке мысленно, - отозвалась Накато.

– Я знаю! – рявкнул Эну. – Ты бы орала во все горло. Здесь глотку драть не нужно. Представь, что ты кричишь. Позови громко, но мысленно.

– Громко, но мысленно, - горько повторила Накато, и мысленно похвалила себя за освоенное искусство вранья. – Господин Эну, ты сам представляешь, как это возможно?

– Я представляю, - мягко отозвался колдун. – И тебе тоже придется это представить! Хочешь ты того или нет.

Понятно. Увильнуть, отговариваясь страхом и неумением, не получится. Колдун не отстанет, пока она не сделает так, как он требует. Ей придется-таки звать колдуна Чиму, пока не дозовется до него. Чем-то это окончится? Иму говорил, колдун был не в себе перед смертью. А в своем ли уме окажется бесплотный дух?

И что этот дух надумает рассказать Эну… поверит ли Эну ему?

Накато звала мысленно безвестного колдуна-ренегата, которого никогда не видела. А в уме перекатывались беспокойные мысли. На что Изубе понадобился колдун Чима? Из-за неведомого браслета жрицы Саалиндж? Но Чима – дух бесплотный, как Эну намерен заставить его отдать то, что, как он считает, находится у Чимы?

А вот уничтожать печать на ее руке он не торопится. Видимо, считает, что еще может пригодиться.

– Ты отвлекаешься, - Эну вздохнул. – Ты позвала громко, а потом – все тише, и тише, и тише. Я уже едва различаю твой зов. И звучит он реже и реже, - он нахмурился с недовольством.

– Прости, господин, - пискнула Накато.

– Не прощу! – рыкнул колдун, заставив ее вздрогнуть по-настоящему. – Скажу обо Изубе, что ты не делаешь того, что говорят. Попрошу наказать тебя.

– Прости, господин, - повторила девушка. – Я буду стараться! Я попытаюсь, честное слово! – она уставилась на него преданным взглядом.

Эну выругался себе под нос, буркнул по обыкновению что-то о тупости горских пастухов. Кажется, благодаря ей, Накато, горцев станут считать совершенно безголовыми.

Она попыталась сосредоточиться. Нужно звать Чиму! Иначе Эну и впрямь разозлится. А злить его не хотелось. Колдун почти прекратил пугать ее – она привыкла к нему. Но не стоило терять осторожность – Эну оставался сильным, опасным колдуном. Ближайшим помощником Изубы. И все, что сейчас происходит, происходит по приказанию Изубы. И с его разрешения.

Колдун не отзывался.

Не слышит или не хочет слышать ее зов? Он ведь наверняка не ждал, что кому-то понадобится. Все-таки, если Чима и правда сначала тронулся умом, а потом – умер, наверное, и дух его не слишком разумен.

«Чима! Безумец Чима!»

Ей показалось, что от мысленного вопля раздалось эхо. Интересно, бывает эхо в мире духов? Отклика не было – она-то помнила, как колышется воздух, когда зов достигает ушей того, кого зовут. Невольно поежилась, вспомнив корявые пальцы, которыми обратились голые ветки кустарника.

– Лучше не зли его, - предостерег Эну. – Зря ты именуешь его безумцем. Кто знает, чего от него можно ждать?

– А ты меня не защитишь от него, господин? – Накато снова обернулась к нему.

– Зеркало! – рявкнул Эну, вскакивая с циновки.

Лицо перекосилось, глаза расширились и вылезли из орбит. Да помилуют ее боги – она ведь отвернулась от зеркала! Но ведь отклика не было… вначале.

От осознания собственной ошибки прошиб ледяной пот. Накато показалось, что за в затылок ей вцепились десятки когтей. Обернуться к зеркалу она не успела: ее ухватили за горло и потащили куда-то. Она взмахнула руками, раскрыла рот – но не сумела издать ни звука. Да помилуют ее боги и духи. Кажется, ее погубила собственная самоуверенность.

Не получалось ни вздохнуть, ни крикнуть. Барахтаться, брыкаться – все бесполезно. Руки и ноги не слушались. Они ей вовсе, кажется, перестали принадлежать.

Где она? Уже в мире духов или еще в комнате Эну? Лежит, должно быть, на полу – без чувств, беспомощная. Не в силах прийти в себя.

А вокруг клубится туман…

*** ***

– И зачем же ты меня звала? – скрипучий голос привел в себя.

Перед Накато стоял сгорбленный карлик с тщательно выбритой сизой головой и висящей единственной тощей косицей. Тусклые глаза пристально глядели на нее, тонкогубый рот кривился, съезжая на сторону.

Она стояла посреди клубов тумана, а карлик разглядывал ее в упор. Но взгляд не был острым и проницательным, как у того же Изубы или Эну, или у Амади. Глаза выдавали непроходимую тупость.

– Я, - Накато запнулась. Что же ему ответить?

– Кто ты такая?! – закричал карлик.

– Я не знаю, - она окончательно растерялась. – Мне сказали – позвать, и я позвала…

– Не реви! – приказал он раздраженно. – Терпеть не могу бабские нюни! – и неожиданно отвесил ей затрещину.

Накато отшатнулась – она и не поняла, как он ухитрился достать до ее лица.

Взбешенный карлик сопел. Чем она исхитрилась так его разозлить? Он недоволен тем, что кто-то потревожил его покой? Или есть еще какая-то причина? Она ведь толком и не знает, что происходит, когда зовут через зеркало. И в прошлый раз она звала живого человека, а не духа…

А Чима скалился, желтоватые белки глаз наливались кровью. Зол! Это, несомненно, тот самый Чима – точь-в-точь похож на то, как его описывал Иму!

Следующий удар пришелся по второй щеке. Накато вскрикнула.

– Я же говорил – терпеть не могу бабские нюни! – он уже завизжал. – Чего ты носом хрюпаешь?! Звала – так говори, чего надо! Ты сама-то кто такая?!

– Я, - она глубоко вздохнула.

Реветь нельзя! Нужно вспомнить, как брат приводил ее к старику Асите. Тот тоже терпеть не мог, когда при нем плакали. Голодная или битая – но следовало сдерживать слезы. Да и с чего ей сейчас-то реветь? Подумаешь – пара затрещин! Случалось отхватывать и похуже. Правда, давно. Отвыкла, должно быть.

– Меня зовут Накато, господин, - протянула она, хлопая торопливо ресницами, чтобы прогнать набежавшие слезы.

Она улыбнулась и мягко, как учили на уроках танцев и грации, опустилась перед ним на колени. Нехорошо разговаривать, глядя на господина сверху вниз. Пусть даже он ей на деле и не господин. Растянула губы в улыбке, стараясь глядеть ласково.