Рождение королевы

— Гордость наверное единственное, что у меня осталось, Кроули. Хочется сохранить хотя бы её, — ответила её величество.

За полчаса до появление в резиденции протектора Эмма накапала в стакан с водой пятнадцать капель, мгновенно превративших воду в жёлто-зелeную муть. Королеве пришлось зажать себе рот рукой, чтобы удержать отвратительное нс вкус пойло. Но зато по длинной парадной лестнице она поднималась высоко подняв голову и с идеальной осанкой.

На сообщение, что из-за ливня корабль задержался в порту и посыльный короля не смог прибыть в из порта в резиденцию, королева лишь пожала плечами и развернувшись, молча покинула зал приёмов, не удостоив всё ещё прикованного к носилкам лорда даже словом приветствия.

— Ужас какой-то! Просто ужас, — причитала Эмма, помогая королеве лечь на скамью в повозке.

— Ну, хорошо, что хотя бы видимость соблюдения протокола сохранили. Протектор мог мы велеть оставить свои носилки не у основания лестницы, а наверху, у номинального трона, стоящего здесь на случай визита короля, — сказала королева.

С той скамьи-лежанки она больше не поднялась. И даже недолгого отдыха ей не дали. Второй дождевой вестник нагнал их в трёх часах от Йершпиля. Кроули без разговоров, раздражённо бурча пожелания крепкого здоровья протектору и всему его роду, развернул повозку. Да и в самом Йершпиле решили не останавливаться. Болезнь пожирала её величество буквально на глазах.

— Две недели гоняют девочку под ливнем! — покачала головой пришедшая лара Фалли. — За что?

— За золото, камни и меха северян, — хмуро ответил ей один из охотников, сидящих ватагой за столом. — Не слышала разве, что королева не дала нас ограбить перед зимой?

— Северянин опасается отправляться в путь в такую погоду, а тут южанка, — донеслось откуда-то со стороны.

— Южанка или нет, но земли островов ей достались в наследство. Да и шутка ли, вторую неделю под ливнем и жива, — задумчиво протянул кузнец, потирая подбородок.

— Надолго ли, — вздохнула лара, отдавая трактирщику свёрток. — Это заказ её величества. Оплату я за него не возьму…

Когда вернулась Эмма с пустым кувшином из-под молока трактирщик просто махнул головой на свёрток, лежащий на краю его стойки.

В этот раз, по прибытии в замок протектора, королева покинуть повозку не смогла.

— Какое жалкое и печальное зрелище, — скривился тяжело опирающийся на костыль протектор.

— Ровно такое же, как и лорд, пытающийся сохранить хотя бы видимость того, что ноги у него по прежнему две. — Прохрипела королева. Не боитесь гнилой крови от отмирающей плоти?

— Мне тебя даже было немного жаль, — презрительно фыркнул лорд. — До этих слов. А ведь ты могла бы жить. Пусть где-нибудь в глуши и не в роскоши, но жить. Если бы была не так надоедлива и не путалась под ногами. И обращалась бы с вежливостью и некоторым особым вниманием к наследникам знатнейших родов королевства.

— Что? Да вы с ума сошли! Наследники знатнейших родов королевства недостойны даже моего взгляда, а не то что моей вежливости. Что же касается особого внимания… Вам бы, протектору северных земель королевства, намекать на измену и проситься в любовники! — почти безумно рассмеялась королева.

— Ну и сдохнешь как нищая бродяжка, — пожал плечами лорд. — Не задерживаю.

Когда королева пришла в себя в следующий раз, повозка уже миновала перевал.

— Эмма, — простонала её величество, понимая, что начался отсчёт её последних минут.

— Да, ваше величество, — прошептала тоже всё понимающая Эмма, опустившись на колени рядом с лежащей королевой. — Я здесь.

— Мы стоим? — не ощущала уже привычной качки королева.

— Колесо соскочило и отлетело, прямо на перекрёстке, — отчего-то шёпотом рассказала Эмма.

— Перекрёсток, перекрёсток… — растрескавшимися от жара до крови губами повторила королева.

В её памяти всплыл утопающий в цветущей сирени сад обители и одна из сестёр-наставниц, старая Мари. И её страшная сказка о Хозяйке Перекрёстков. Жажда мести и желание утопить всех в своей боли сделали невозможное. Её величество встала и вышла из повозки. Пошатываясь, она упрямо шла к центру перекрестья трёх дорог, рисовавших на земле то ли звезду, то ли снежинку.

Королева упала на колени и пальцем рисовала горящие в памяти знаки на мокрой и вязкой от ливней земле. Она призывала Хозяйку в свои защитницы, отдавая в её руки свою жизнь и прося проклятья для всего королевства, короля и Роттенбладов.

— Пусть обрушаться на их головы жар войны и пожаров, пусть вольно войдёт в их дома холод смерти, пусть их всех настигнет гибель в шаге от самого желанного на свете! Заверяю своей душой и приношу все их жизни в жертву в твою честь, — звучали страшные слова древнего ритуала.

Сознание, как и жизнь, покидали её величество Ренерель Сарнийскую. И последним, что она почувствовала, находясь уже на грани между жизнью и смертью, как какая-то неведомая сила отрывает её от земли.

Глава 13

Осень уже почти скинула свой богатый наряд, и только редкие листья бродяга холодный ветер гонял по улицам, швыряя под ноги прохожих и колёса машин. Откуда-то доносилась старая песня из кинофильма «Служебный роман», на которую мало кто обращал внимание.

— Осень жизни, как и осень года, надо благодарно принимать, — едва шевеля губами, тихо повторила ожидавшая автобус женщина, лет пятидесяти на вид.

Автобус в этом направлении ходил редко, с большими перерывами. Да и то сказать, остановка стояла на большом пятаке, образовавшемся на перекрёстке нескольких дорог. Женщине предстояло ехать наверное по самой тихой, через дачи, стоящие с двух сторон от дороги, до конечной. Дом престарелых.

Вроде всего лишь обозначение конечного пункта, причём наиболее точное из возможных. Потому что действительно, усадьба дворян-меценатов, когда-то, после возвращения главы семейства из французского похода одна тысяча восемьсот четырнадцатого года, здесь, в парке усадьбы, по его распоряжению были построены большие и светлые здания. Одноэтажные, длинные, не имеющие никаких архитектурных изысков, они были наверное самым ценным в этих местах. Это были памятники человеческой души, потому что предназначались они для ветеранов Отечественной войны восемьсот двенадцатого года, оставшихся в одиночестве и по состоянию здоровья, нуждающиеся в уходе и присмотре. Одинокие калеки, которые оказались никому не нужны. А здесь для них не только нашёлся кров и кусок хлеба, но и были приглашены лекари с проживанием. Позже здесь будет постоянный земской врач.

Видимо поэтому судьба была к этому месту милостива. Ни войны, ни революции не нарушали её покоя. Особняк и флигели не только выстояли, но и продолжали служить людям. Давно уже не было здесь хозяев, да и назначение этого места несколько раз менялось. От жилого дома до госпиталя, сначала Красной Армии времён гражданской войны, потом Отечественной. Долгие годы здесь располагалась психиатрическая больница. А с конца восемьдесятых дом престарелых.

И больше ничего здесь не было. Даже небольшая деревенька на тридцать дворов давно исчезла со всех местных карт и растворилась среди домиков СНТ. И по логике, наверное это было самое правильное название. Но вот звучание…