Рождение волшебницы

Рукосил оставил барабан и наклонился совсем близко.

– Что побледнела? Молчишь? А ну как, – зашептал он, – примутся тебя распиливать на куски, чтобы переплавить, и за слоем золотой стружки хлынет живая кровь? Как?

Чисто вымытое лицо его склонилось еще ниже, касаясь Золотинки дыханием… Она вжалась в подушку… рука ее, шевельнувшись обок с постелью, нащупала рукоять увесистого, как молоток, зеркала. Движение это не укрылось от Рукосила. Он резко выпрямился. Все было спрошено и отвечено без единого слова, и теперь оба имели возможность притворяться, что ничего не произошло.

Рукосил заходил по палатке, резко огибая сундуки и наступая на рухлядь.

– Восприимчивая девочка и способная! – заговорил он спокойно. – Но прими в соображение: ты совершаешь самоубийство! Ты расходуешь себя варварски. За каждое волшебство расплачиваешься частичкой собственной жизни. Каждое чародейство отзывается золочением. Вот что пойми: все в мире взаимосвязано. Волшебник тот, кто постигает единство мира и учится воздействовать на него в некоторых точках, где обнажается взаимосвязь явлений. Постигая внутреннюю природу сокровенного, ничтожным усилием он приводит в действие титаническую мощь. Это и есть колдовство. А то, что ты делаешь, дикость! Оскорбление истинной науки! Скажи, – повернулся он, – можешь ты по своему произволу повторить эту штуку: бежать, не касаясь земли?

– Я вообще не понимаю, как это сделалось. – Золотинка сидела, закутавшись в покрывало по горло.

– Ага! То-то! – воскликнул Рукосил с несколько деланным торжеством. – Если что получается, то по невежеству. Чтобы сознательно сделать… о! нужно пройти большой путь.

В горячих его рассуждениях она уловила ревность. Она поняла это противоречивое и трудное чувство, что владело им сейчас, заставляя выдавать затаенное. В чувстве этом была зависть, было ощущение ревнивого превосходства, было нечто от злобного недоброжелательства и от восхищения – то была пугающая смесь любви и ненависти.

– А если я не буду больше волховать?

Конюший пожал плечами:

– Попробуй. Хотел бы я посмотреть, как это у тебя выйдет. Ты не в состоянии отделить чародейство от непроизвольного желания. Чтобы отказаться от волшебства, – продолжал он с уверенностью, – тебе нужно отказаться от всякого сильного желания. Со всей возможной тщательностью избегать малейших проявлений страсти. Отказаться от самой себя, в конце концов. Но как убежишь от самой себя? Как обуздаешь проснувшийся дух? Твой дар – твое проклятие. Ты обречена.

– А что говорят Дополнения? – спросила Золотинка бесконечно спокойным, неживым голосом.

– Ничего! – отрезал Рукосил. – Об этом нигде не написано. Ни в новых, ни в старых, ни в новейших дополнениях – нигде ты этого не прочтешь! Ты мое открытие! Ты мое создание, мое творение, моя вещь! Я тебя создал! Потому что я гений и мне нет равных! Я один! – голос его гремел раскатами.

– Хорошо, – раздумчиво сказала Золотинка. Разговор занимал ее гораздо больше, чем она решилась бы это показать. – Почему тогда не свериться с «Последними откровениями» Ощеры Ваги?

– Чушь! – фыркнул Рукосил, непонятно с какой стати озлобляясь. – Никаких «Откровений» не существует! Сказки для деревенских колдунов! Есть старые, новые, новейшие дополнения. Есть толкования к дополнениям. Есть толкования к толкованиям. Есть краткий извод дополнений и есть полный. Все есть! Самих откровений только нет и никогда не было! В дополнениях суть!

Золотинка слушала отстраненно, и Рукосил ощущал это.

– Я твой творец, ты моя собственность! – он схватил брошенный на сундук барабанчик и ударом кулака пробил его тугое днище. – Живой ты не достанешься никому!

– Я буду иметь это в виду, – заметила она, поднимая глаза.

Он остановился, вглядываясь, чтобы понять смысл и значение напускного спокойствия… И ничего напускного не увидел.

– Собственно, – сказала она, пожимая плечами, – ты не пришел ко мне на помощь, когда сечевики хотели вздернуть меня за излишнюю прыть и поспешность. Я больше ничем тебе не обязана.

– А ты этой помощи просила? – вскричал Рукосил. – Попроси! И весь мир будет к твоим ногам.

– А где Тучка?

– Я уже отдал распоряжение, чтобы Тучку освободили, – без запинки отвечал Рукосил. – «Фазан» ушел вместе со всеми судами, но я велел, чтобы Тучку твоего вернули. С него снимут цепи, и он придет. Нянькайтесь друг с другом, сколько влезет.

– А Поплева?

Он был готов к вопросу.

– Разумеется, и Поплева. Я ничего не забываю. Мои люди будут его искать.

– Я просила освободить его.

– Ничего не знаю об этом человеке.

– Миха Лунь знает. А Миха у тебя в плену. Он превращен в вещь и валяется где-нибудь среди хлама. – В глубине зрачков чародея что-то вздрогнуло. – Позволь мне поговорить с Михой, и тогда, может быть, не нужно будет устраивать вселенских поисков.

– Но ведь и ты могла бы мне чем-нибудь помочь.

– Чем?

– Какой-нибудь пустяк. Просто свидетельство доброй воли. Курники наступают большой силой…

– Курники? – удивилась Золотинка.

– Курниками называют теперь сторонников Милицы. Потому что колобжегские курники оказались среди самых верных и рьяных. Колобжег первым изъявил Милице покорность. Епископ Кур Тутман назначен патриархом всея Словании. Войска столичных курников превосходят наши в три-четыре раза.

– Но я-то причем?

– Какое-нибудь пустячное волшебство в нашу пользу. Ничего большего мне от тебя не нужно.

– И ради этого я должна пожертвовать частицей собственной жизни? Немалой, наверное, если речь идет о целом войске.

Готовый уж было возразить, Рукосил смолчал. Застыл, наклонив голову.

– Хорошо. Я подумаю над твоей просьбой. Миха Лунь валяется у меня в Каменце, это в предгорьях Меженного хребта. Не так далеко отсюда. Но не могу же я все бросить и по первой твоей прихоти мчаться в Каменец! Я подумаю, и ты подумай.

На руке у него был Асакон.

– До свидания, – сказал Рукосил.

Нагнулся и уверенно поцеловал ее в губы.

Тылом ладони Золотинка вытерла влажные после поцелуя губы. Вместо Тучки пришлет мне оборотня, решила она.

На следующий день, прихватив одеяло, Золотинка выбралась на воздух. Накрапывал дождик. Берег оголился, боевые ладьи еще третьего дня ушли вверх по реке. Остались только неповоротливые насады, изготовленные нарочно к свадьбе Юлия и Нуты. По опустевшим улицам палаточного города слонялись неприкаянные обозники и женщины. Скоморохи толковали между собой, что надо грузить повозку и готовиться к бегству. Где-то Лепель дознался, что конюший еще с вечера отправил обоз с приданым принцессы Нуты в свой замок Каменец, полагая, очевидно, что мессалонское золото будет там в безопасности. Из чего Лепель и сделал заключение, что Рукосил не особенно нуждается в победе.