Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
Ведь тот самый их поцелуй случился только вчера.
– Ты драгоценный господин… – начала Рубин вдруг, вернувшись на своё место после прогулки по залу. К этому моменту молодой ярл Найси как раз закончил демонстрировать Джёнчу со всех сторон телегу, до отказа забитую бочками с янтарным вином, и он наконец-то смог перекусить несколькими засоленными огурцами. Очевидно, вытираясь салфеткой, Джёнчу нечаянно стёр и тот крем, которым Лукана замазала утром порез на его щеке, оставленный чёрным серебром, а потому заживающим так же тяжело, как обычные раны заживают на обычных людях. Иначе мать не заговорила бы таким нравоучительным тоном и не стала бы перечислять все его титулы, будущие и нынешние: – Ты будущий Хазар Тиссолин Сердца, Хозяин Круга, Жемчуг от крови сидов…
– Да, мама. Прости, мама, – сдался Джёнчу
– О, ещё как повторится, – хмыкнула Рубин, прикладываясь ртом к кайме своего кубка – золотого, поистине королевского, а не серебряного, как у принца в его руках. – Я ведь недаром пересказала, кто ты есть. В твоём положении стоит быть осмотрительнее…
– Да, мама.
– И брать больше уроков у отца. – Рубин посмотрела на него серьёзно и схватила пальцами за подбородок. – Кто-то снова пронёс в Столицу ножи из запретного чёрного серебра? Как тебя сумели чиркнуть по лицу? Ты разучился уворачиваться?
Она повертела его голову так и сяк, цокая языком. Материнское беспокойство словно добавляло ей той зрелости со следами морщинок в уголках глаз, которое не читалось на её лице в обычные дни – лице настолько юном, что сложно поверить, будто она может приходиться кому-то матерью вовсе. Фибула с тремя лунными ипостасями сверкала в длинных широких косах, будто настоящая луна, устроившаяся на ночлег в пшеничном поле. Когда Рубин наклоняла голову, по залу разносился звон её височных колец с мелкой россыпью сверкающих камней, а когда поднимала руку – звенели увитые цепочками рукава. Уговорить её надеть традиционное красное платье советники так и не смогли, поэтому пришлось довольствоваться пурпурным, но едва ли это умаляло то величие, которое она источала, как запах ветиверового масла. Разве что выглядела не так серьёзно, как в своём обычном лётном доспехе, в котором, пожалуй, даже Джёнчу видел её чаще, чем в хангероке, не говоря уже об остальных присутствующих здесь.
– Если снова побьют, спрашивай меня, – напутствовала Рубин, вернув руку с лица Джёнчу на кубок. – Лукане ещё не хватает опыта. Капустный сок гораздо лучше синяки сводит, чем полынь.
– Да, мама. Просто… – Джёнчу откинулся на спинку резного стула и прижался к нему макушкой, такой же белокурой, какой повернулась к нему мать, чтобы дотянуться до дичи на другом конце стола. – С одной рукой так сложно! – пожаловался он, перехватив себя за запястье там, где прорезалась жемчужная чешуя. – Вот бы и вторая такой же была! Или был бы у меня хвост… Ох, ты бы видела, какие вещи Цици хвостом вытворяет! Ой, нет, не в этом смысле. – Джёнчу неловко засмеялся, когда Рубин резко обернулась к нему с набитым ртом. – Она им стрелы умеет отбивать, представляешь?
– Представляю. Но и ты представь, каково было бы портнихам королевским, придись им на всех твоих штанах дырки вырезать. Когти у тебя на обеих руках имеются, не так ли? Чешуя лишь на одной, то верно. Но не забывай, – Рубин наклонилась к сыну близко, прежде чем погладить его по щеке рукой другой, костлявой, как у мертвеца, – наши слабости порой преимуществ всех ценнее.
Джёнчу кивнул, запоминая, как запоминал каждый прошлый её урок. Мать обычно преподавала словами, а вот отец – наказаниями. Очередное бы неизбежно ждало Джёнчу, узнай тот, куда и с кем ходил его сын накануне Вознесения тайно, под покровом ночи, но, благо, стул его всё ещё стоял пустым.
И спустя десять минут стало понятно почему.
– Повтори ещё раз! Как ты назвал моего детёныша?! Мэ`я?!
Присутствующие дамы вздрогнули от испуга, заслыхав разнёсшийся по Медовому залу драконий рык, и несколько из них даже пролили на себя вино. Танцующие в альковах под «Лисью свадьбу» обернулись, советники отложили куриные ножки и соленья, тревожно сглотнув. Рубин же только залпом опустошила свой кубок и встала.
– Кажется, твой отец снова сцепился с твоим дедушкой, – вздохнула она.
Джёнчу потёр невольно дёрнувшуюся бровь. Дедушка. Ну, конечно. Кто ещё стал бы звать его не грубо, но и
не совсем прилично, а пренебрежительным мэ`я – помесью? Джёнчу давно смирился с этим прозвищем, а вот Солярис смириться не мог. Он всегда и всё, что касалось сына, воспринимал чутко и болезненно. Мать рассказывала, что, впервые взяв его на руки после рождения, ещё кричащего, красного и даже не представляющего всю ту любовь, которой Джёнчу собирались окружить, Солярис первым делом прошептал «Моё», уткнувшись в пелёнки носом. Когда же Рубин деликатно его поправила – «Не твоё, а наше», – Солярис кивнул, но затем повернулся к ней спиной и всё равно повторил, только уже тише: «Моё. Мой детёныш».Сколько бы лет ни минуло, родительские инстинкты драконов – даже сильнее, чем инстинкт выживания, – очевидно, нисколько не ослабевали.
– Надо было предупредить вас обоих, что Борей тоже прибыл. Ещё с зарёй и раньше других, кстати, – добавила Рубин. – Я отлучусь ненадолго, хорошо?
Джёнчу не мог сказать точно, пошла Рубин улаживать ситуацию или тоже сбежала, как хотелось сделать ему. Будь его воля, он бы прямо сейчас отправился вместе с дедушкой в Сердце, как делал каждый год накануне осени, дабы узреть и принять участие в сборе урожая, который драконы всегда превращали в огромное торжество. В этом году ждать осени Джёнчу было тяжелее всего, ведь он дал Цици обещание, которое наконец-то могло сделать её счастливой. Приговорённая к десяти годам службы в замке за попытку украсть у Рубин ожерелье, притворившись одной из слуг, Цици хоть давно и сменила статус пленницы на статус «воспитанницы», превратившись в своего рода приёмного ребёнка, но всё ещё не имела права покидать Столицу. А ей – сироте, оставшейся по вине керидвенской войны без обоих родителей, ещё когда она сидела в яичной скорлупе, и потому вылупившейся в приюте, – страсть как этого хотелось! Хотелось вернуться в Сердце и отыскать родню, которая, по слухам, у неё всё-таки осталась, уцелела. И которую Джёнчу обязательно отыщет, лишь бы у Цици была семья, раз он сам так и не смог стать ею для неё, как бы отчаянно ни продолжал пытаться.
Стоило исчезнуть за рядами столов и широкими спинами воинов пурпурному платью матери, как в Медовом зале снова послышался шум, на этот раз уже торжествующий. Встали и собрались перед королевским помостом все ярлы – от первого до восьмого, от Найси до Немайна, от человека до дракона. Пришло время для ритуала, закрепляющего права на наследование, – принесения гейсов. После этого Джёнчу узрел свой трон, матерью и отцом для него сотворённый, а после наконец-то освободился от бремени наследника рода и смог веселиться, как все.
– Да будет долог и славен ваш век, драгоценный господин! – закричал кто-то, стуча кружкой эля об стол.
– Да благословят ваш путь боги и Старшие! – закричал другой.
– Да правит принц Жемчуг, будущий Хозяин Круга, сын Рубин Светозарной от крови сидов!
– Долгих лет жизни! – вторили гости со всех сторон.
Джёнчу споткнулся и упал, когда выходил танцевать, а Цици отказала ему и ушла с пира под руку с другим, но в остальном Вознесение прошло просто прекрасно.
Долог и славен был его век.
Наверное.
Глоссарий
Замок Дейрдре имеет самую большую библиотеку в Круге, даже несмотря на то что король Оникс сжёг больше её половины, посвящённой быту и традициям драконов. По большей части библиотеку наполняют летописи и военные хроники, но здесь также можно найти песенники, сборники легенд и религиозные тексты. Однако самым подробным и достоверным источником информации, к которому обращаются за ответами на все вопросы, считается «Память о пыли», в котором излагаются законы жития и древняя история, состоит из нескольких частей – новых и старых. Некоторые из новых частей написаны самими правителями – любой из рода Дейрдре имеет право вписать в «Память о пыли» то, что считает нужным. Так, после своего восшествия на престол королева Рубин пополнила королевский путеводитель теми знаниями, которые собрала в ходе странствий.