Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду?
– Ллеу ведь экспериментирует с солнечной кровью. С твоей кровью, – ответила я без обиняков, и Солярис отклонился назад, как будто ему стало слишком тесно на одном камне со мной. Похоже, он не знал, что я в курсе. – Раньше Виланда проводила свои опыты на заключённых, но к тому моменту, как Ллеу стал сейдманом, преступность значительно снизилась стараниями Мидира. Поэтому теперь Ллеу крадёт людей прямо с улиц… Точнее, их крадёт для него стража, арестовывая всех, кто хоть немного похож на вора или разбойника. Матти слышала по меньшей мере дюжину разных голосов, в том числе детских, когда спускалась в катакомбы в последний раз. А теперь представь,
– Ты полагаешь, что Ллеу замышляет государственную измену? – сощурился Сол, и я покачала головой, даже усмехнувшись от этой мысли.
– Конечно нет. Он честолюбивый, но не тупой. Никто из ярлов не поддержит на троне безродного мальчишку, к тому же сейдмана. Скорее он ищет способы спасти моего отца, чтобы после тот вознаградил его титулом и землями. И ради этого он пойдёт на всё. Не пойми превратно, Солярис, я люблю своего отца… Но ты верно сказал: мы не драконы – мы люди. И мы должны умирать. Если Ллеу зайдёт слишком далеко, а я не успею вовремя вернуться домой и восстановить порядок, то Круг ждёт междоусобная война. То же самое произойдёт, если меня не окажется на троне, когда отец умрёт, или если я не смогу остановить Красный туман. Ты понимаешь, как много всего на кону? Я даже не представляю, как нам – мне – всё это успеть!
Я не успела замолчать до того, как в мой голос просочились истеричные нотки. Долгое время мне казалось, что я поступаю правильно, что лишь я смогла отыскать верный путь в зарослях ошибок и иллюзий… Но, кажется, мой путь вёл туда же, куда вели и все прочие, – я просто забрела в терновую чащу.
Хотела защитить невинных людей, но обрекла их на истязания Ллеу и жидкий огонь, от которого пеплом рассыпаются внутренние органы и кости. Хотела защитить своих друзей, но теперь один из них ранен и лежит без сознания, а вторая в слезах и синяках после путешествия, которое едва не стоило им обоим жизни. Хотела защитить Соляриса, но не смогла уберечь его даже от собственного отца.
Видимо, если их всех и нужно от кого-то защищать, то только от меня самой.
– Рубин.
Солярис никогда не был хорош в подбадривании, но ему всегда было достаточно взять меня за руку, чтобы я успокоилась. Он дотрагивался до меня так, словно боялся поранить. Наверное, так оно и было – серповидные агатовые когти, что прочнее стали, легко царапали кожу. И всё-таки я развела пальцы, желая пропустить меж ними пальцы Соляриса. Он потянул меня на себя так резко, что мы чуть не столкнулись лбами. Аккуратности ему недоставало, но зато с лихвой хватало нежности, когда та была нужна.
– Я должен был сделать это раньше, ещё во время обеда, – прошептал Сол мне в волосы, и, хотя жар его тела был невыносим на не менее жарком воздухе, я всё равно придвинулась к нему теснее. В гуще аспидных сумерек, опустившихся на остров, планктон в море запульсировал ярче. – Я знаю твоего отца уже очень долго. Поверь, он не отправится в сид до тех пор, пока сам этого не захочет. Мы всё успеем, но начнём с того, что восстановим силы. Тебе сейчас всё равно противопоказаны полёты. – Сол указал на мою левую руку, лежащую у него на коленях, и я неохотно взглянула на гелиос, о котором старалась не вспоминать, чтобы не вспоминать и о том, зачем он мне нужен. – Нам придётся задержаться в Сердце, так давай сосредоточимся на тумане. Потом будь что будет. А завтра…
– Завтра я потащу вас в город на рассвете, где у вас будет возможность узнать всё, за чем вы прибыли. Но для этого Рубин надо как следует выспаться, а не обжиматься здесь с тобой до самой ночи, Солярис!
Сола так огорошило
появление Мелихор, что он тут же спрыгнул с камня и едва не уронил меня, забыв расцепить наши руки. Я ойкнула и зашипела, проехавшись копчиком по каменному рельефу. Из-за опустившейся темноты я не могла разглядеть выражение лица Мелихор, но бледно-жёлтые глаза светились, и почему-то свечение это показалось мне насмешливым. Я поняла, что Мелихор и впрямь смеётся над нами, когда Сол по пути в гнездо вдруг заявил, что разделит со мной спальню.– У тебя сокровищный синдром, – вынесла драконица вердикт, ступая по длинному коридору мимо стеклянных огоньков. Заметив мой вопросительный взгляд, Мелихор пояснила, игнорируя ворчание Сола: – Это когда дракон настолько зацикливается на своих вещах, что начинает бросаться на каждого встречного, боясь, что их отнимут. Обычно это происходит из-за длительного одиночества или когда наступает пора откладывать яйца, которые очень хрупки первое время и которые нужно защищать. Для человека, может, это и звучит нелепо, но сокровищный синдром – опасная болезнь, от которой лечит только принудительное изъятие этого самого сокровища.
– При чём здесь твой глупый синдром?! – возразил Солярис. – За пределами замка Дейрдре я отвечаю за Рубин головой.
– А что такого ценного в твоей голове? Обычная пустая башка. Понимаю, ты бы отвечал крыльями или хвостом…
– Это не смешно, Мелихор.
– А я и не смеюсь. На самом деле это грустно. Ты ведь знаешь, что Рубин не просто красивая побрякушка, которую надо везде таскать с собой и прятать под подушку от посторонних? Такими темпами ты ей быстро наскучишь, братец, а человеческие женщины ценят свободу.
– Дело не в этом, дурья ты репа! Будто не знаешь Сильтана…
– Хм, разнообразие человеческие женщины тоже ценят.
Ещё минут десять я слушала их препирательства. В конечном счёте мне пришлось клятвенно заверить Соляриса, что я не умру от одной ночи порознь и он действительно иногда перегибает палку, прямо как сейчас. Однако сдался и ушёл он только после того, как Мелихор стала нарочито громко вспоминать самые постыдные истории из его детства.
– Огонь мира сего, – вздохнула Мелихор, качая головой вслед Солярису и придерживая для меня штору, которая служила дверью в её спальню. – До чего же он прилипчивый и дотошный! Как ты вообще его терпишь?
– У нас всё взаимно: я терплю его, а он терпит меня, – отшутилась я, пролезая под шторой в центр той самой овальной комнаты, с которой и началось моё знакомство с Сердцем. Сейчас больше половины её стеклянных огней не горели, из-за чего я едва не запуталась в ворохе пёстрых полотен, устилающих пол, пока пыталась добраться до каменного ложа. Но, когда мне это всё-таки удалось, я вдруг обнаружила, что то уже занято.
– Я решила, вы должны быть вместе, – улыбнулась Мелихор, пока я с нежностью убирала волосы с лица спящей Маттиолы, свернувшейся калачиком у самой стены. – Она же твоя энарьят, а энарьят не должны разлучаться. Ложись рядом. Вам обеим хватит места.
Мелихор была права: плоский камень явно предусматривал возможность того, что дракон захочет поспать на нём в своём первородном виде. Поэтому даже когда я, переодевшись в ночную рубаху, опустилась на камень рядом с Матти, на нём всё равно осталось много свободного места. Я будто снова очутилась дома. Не хватало лишь трещащего камина, запотевших окон, расписанных морозом, и запаха вербены, возложенной на алтарь Кроличьей Невесты. Именно такой была та самая ночь накануне Вознесения, когда мы с Матти допоздна гадали на углях, а затем уснули вместе, не зная настоящих невзгод.