Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Рубиновый рассвет. Том I
Шрифт:

Заметив метлу в углу, он берет ее и начинает мести пол. Щетина скребет по камню, собирая осколки разбитых склянок, перемешанные с засохшими каплями крови — последние свидетельства того, что здесь произошло. Каждый осколок звякает, падая в совок, будто рассказывая свою историю поражения.

Черный мешок, набитый остатками зелий, пылью и обломками прошлого, исчезает за дверью. Кабинет снова выглядит почти презентабельно — если не считать двух отсутствующих: исчезнувшего хозяина этого места и пленника, что молча наблюдает за уборкой из своей клетки.

Бернан останавливается у двери, его могучая

грудь поднимается в глубоком вздохе. Он крест-накрест складывает руки на груди, и его взгляд становится тяжелым, как свинцовые тучи, что вечно висят над Аль-Деймом, предвещая бурю.

— Чёртов бардак... — бурчит он, но в голосе нет привычной злости, только глубокая, костная усталость, как у человека, слишком часто видевшего, как порядок превращается в хаос.

Спустя два часа, когда тени в коридорах становятся длиннее, дверь открывается с тихим скрипом. В кабинет входят трое молодых инквизиторов, их шаги осторожны, будто они вступают на поле битвы.

Первый — высокий и угловатый, с подбородком, острым как клинок, и беспокойными глазами, которые непрестанно скачут от предмета к предмету, словно ищут скрытую угрозу.

Второй — коренастый, с лицом, изуродованным ожогом в форме руны Огня — отметиной, которая тянется от скулы до подбородка, превращая половину лица в маску из рубцовой ткани.

И третий — Энтони. Его появление кажется диссонансом в этой компании — слишком юное лицо, слишком прямой взгляд, в котором читается не страх, а тревожная решимость.

Энтони кивает Бернану, его голос тихий, но твердый, как сталь:— Мастер Сайлос прислал нас. Сказал, помочь в охране пленника.

Бернан хмуро осматривает новоприбывших, его взгляд задерживается на Энтони дольше, чем на других. В его глазах мелькает что-то — может быть, сомнение, а может, тень чего-то похожего на жалость.

— Ты хоть понимаешь, с кем тут сидишь? — его голос глух, как отдаленный гром.

Энтони не отводит глаз, его пальцы сжимают рукоять меча — бессознательный жест, выдающий напряжение, которое он пытается скрыть.— С тем, кто убил Реми. И кто... Я не буду его недооценивать.

Бернан хмыкает — короткий, резкий звук, больше похожий на лай старого пса. Затем он тяжело выпрямляется и похлопывает Энтони по плечу с такой силой, что молодой инквизитор чуть не теряет равновесие.— Тогда не спи.

Энтони прислонился к холодной каменной стене, его пальцы нервно перебирают резную гарду меча, будто пересчитывая чётки. Снаружи он выглядит собранным - плечи расправлены, подбородок приподнят, дыхание ровное и размеренное, как у опытного воина. Но его глаза - эти зеленоватые, словно морская вода у причала, глаза - выдают внутреннюю бурю. Взгляд, острый как отточенный кинжал, раз за разом возвращается к неподвижной фигуре в клетке.

Каждый раз, когда его зрачки натыкаются на Гилена, в них вспыхивает яростный огонь, который он тщетно пытается скрыть за маской профессионального безразличия. Причина этой ненависти имеет имя - Джен. Та самая хрупкая инквизитор с каштановыми кудрями, что дрожала как осиновый лист в Горле, когда Гилен разрывал на части отряд Бешеных Псов. Энтони любит её - тайно, по-детски наивно, со всей пылкостью первого чувства, что сжигает изнутри.

И Гилен знает это. Знает так же хорошо, как знает биение

собственного сердца.

Гилен сидит в позе лотоса, его грудь плавно поднимается и опускается, создавая иллюзию глубокого сна. Но за непроницаемыми чёрными стёклами его Алый Взгляд, подобно хищнику в засаде, фиксирует каждую микроэмоцию на лице юноши. Как скулы напрягаются от сдерживаемой злости. Как зрачки расширяются от подсознательного страха. Как губы подрагивают от желания доказать... что? Свою храбрость? Преданность Джен? Право называться мужчиной?

Гилен намеренно отводит взгляд, давая Энтони ложное чувство безопасности. "Пусть варится в собственном соку", - звучит в его голове ледяная мысль.

Бернан, наблюдавший эту немую сцену из угла комнаты, тяжело вздыхает. Его густые, похожие на гусениц брови сходятся в disapproving гримасе.

— Энтони, - его бас раскатывается по каменным стенам, как предгрозовой гром над Аль-Деймом.
– Хочешь подмениться?

В воздухе повисает тягостная пауза. Двое других инквизиторов переглядываются, их пальцы непроизвольно сжимают оружие.

Энтони резко оборачивается, его щёки вспыхивают румянцем, как у пойманного на вранье ребёнка.

— Всё в порядке!
– его голос звучит неестественно высоко.
– Пленник никак не наказан - сидит, будто на отдыхе.

Эта ложь режет слух своей неуклюжестью, как первый удар мечом новобранца - без ритма, без силы, без искусства.

Бернан лишь хмыкает, мудро решив не давить. Вместо этого он разваливается на стуле, который тревожно скрипит под его мощной фигурой, и нарочито громко начинает:

— Ладно. Тогда про еду...

Он облизывает губы, и его глаза, обычно мрачные, внезапно оживляются кулинарным энтузиазмом.

— В трапезной сегодня подают морского окуня в сливочно-укропном соусе. Филе - нежное, белое как лунный свет, тает во рту, будто морская пена на языке. А соус... — он театрально причмокивает, - ...с той самой лимонной кислинкой, что будто сам Хесфин, бог пиров, лично замешивал его в своих небесных кухнях. И петрушка - свежайшая, только с утреннего рынка, каждый листик будто в росе...

Даже самый хмурый из молодых инквизиторов не может сдержать улыбки, а атмосфера в комнате на мгновение становится почти... домашней. Почти.

Бернан внезапно хлопает себя по лбу ладонью, звук раздаётся гулко, как выстрел в тихом зале. Его широкое лицо озаряется наигранным, но убедительным выражением внезапного озарения.

— Энтони, а сбегай-ка на кухню, принеси чего-нибудь пожевать, — его голос звучит почти по-отечески, с лёгкой хрипотцей добродушия. — Вспомнил — повар говорил про новые закуски к ужину. Что-то там особенное для старой гвардии приготовил.

Его густые брови, похожие на двух гусениц, приподнимаются, в маленьких глазках вспыхивает дружеский огонёк. Но за этой маской добродушия скрывается чёткий расчёт — отвлечь, разрядить, дать передышку.

Энтони кивает, его плечи слегка расслабляются, хотя пальцы всё ещё нервно перебирают шов на рукаве мундира.

— Слушаюсь.

Он поворачивается и выходит, его шаги сначала осторожные, затем всё более быстрые — будто рад уйти от этого кабинета с его тяжёлой атмосферой, даже ненадолго. Дверь закрывается за ним с тихим щелчком.

Поделиться с друзьями: