Рубиновый рассвет. Том I

Реми скользит по каменному полу, стараясь не скрипнуть подошвами дорогих кожаных ботинок. В его руке играет отблесками тонкий серебряный стилет — изящное орудие с гравировкой рун подавления, каждая черточка которых светится зловещим голубым светом.

«Разрежь кожу — и воля ослабнет», — шепчут ему в ухо догмы Ордена. Губы расплываются в предвкушающей улыбке, когда он заносит лезвие...

Гилен — двигается. Его рука взмывает вверх с неестественной скоростью, пальцы сжимают запястье Реми с силой гидравлического пресса. Хруст ломающихся костей звучит как сухой треск ветки.

Из-под ногтей Гилена вырываются Кровавые Когти — хрупкие, но достаточно острые, чтобы оставить несколько аккуратных линий на коже инквизитора.

Руна "Кровоточащий Полумесяц" ? — древний запретный символ, который Гилен видел только в глубинных слоях кода этого мира — вспыхивает на руке Реми алым светом, будто раскалённая проволока впивается в плоть.

Сначала — лишь лёгкое недоумение. Его брови приподнимаются, губы чуть размыкаются. Потом приходит боль.

Кровь начинает сочиться буквально отовсюду — из пор кожи, из уголков глаз, хлещет из ушей и носа. Алые струйки стекают по его безупречно выбритому подбородку, окрашивая белоснежный воротник мантии.

— Н-нет... НЕТ! — Его голос срывается в визг, теряя все следы былой элегантности.

Он бьётся в истерике, опрокидывает стол. Стеклянные флаконы разбиваются с хрустальным звоном, зелья смешиваются с кровью в ядовитый коктейль. Драгоценные пергаменты жадно впитывают алое месиво.

Дрожащими руками Реми хватает первый попавшийся флакон — зелёный, с иконкой сердца, зелье регенерации высшего качества. Он опрокидывает содержимое в горло, но кровь не останавливается.

Потому что это не просто рана. Это ошибка в самой матрице бытия.

Гилен. Он даже не встаёт с места. Рунный круг всё ещё пылает, но Чёрный Шов уже стягивает повреждённые ткани, нити под кожей работают с механической точностью.

Его голос звучит тихо, но каждое слово падает, как молот на наковальню:

— Ты хотел знать, кто я?

Пауза. В ушах Реми стучит кровь, его зрение заволакивает алая пелена.

— Я — ошибка, которую ты не смог исправить.

В последний момент, прежде чем сознание покидает инквизитора, он видит, как за чёрными стёклами очков вспыхивают два рубиновых солнца — холодных, безжалостных, чужих.

Кровь. Она повсюду — алые лужи на каменном полу, брызги на разбитых склянках, кровавые росчерки на испорченных пергаментах. Кабинет превратился в бойню, где единственной жертвой стал сам палач.

Реми бьётся в агонии, его тело съёживается, кожа трескается и скукоживается, как пергамент в пламени. Его пальцы, ещё минуту назад такие ухоженные, теперь когтеобразно искривлены, ногти впиваются в ладони, оставляя кровавые полумесяцы.

Гилен наблюдает. Хладнокровно. Без сожаления.

— Ан-Назгур...

Его губы шевелятся, произнося древнее слово, звучащее как скрежет металла по кости. Воздух вздрагивает, будто сама реальность на миг потеряла плотность.

Кровавый туман поднимается из луж на полу, собираясь в алые вихри, из разорванных вен Реми, вытягивая последние капли. Даже из пролитых чернил на испорченных пергаментах. Он тянется к Гилену, вплетается в его кожу тончайшими нитями, вливается в Исток Крови, как вода в иссушенную пустыню.

Реми кричит — но это уже не человеческий голос, а хрип иссушенного горла, звук лопающихся голосовых связок. Его тело обрушивается на пол с глухим стуком.

Сухое. Пустое.

Гилен закрывает глаза.

Боль не утихает — рунный круг всё ещё пылает, прожигая плоть, но теперь у него есть новый инструмент. Он направляет украденную кровь по энергетическим меридианам, заставляя её течь против законов природы.

Чёрный Шов просыпается: под кожей пробегает вибрация — будто ненасытный червь проснулся и потянулся за пищей. Тьма в жилах густеет, становится вязкой, как чёрная смола, смешиваясь с украденной кровью.

Десять минут медитации — и прорыв.

Кровяной Шов. Теперь запечатывает раны в два раза быстрее, нити теперь алые, как раскалённая проволока. Может впитывать и использовать чужую кровь для регенерации. Оставляет следы — тонкие алые шрамы, сплетающиеся в паутину по всей коже.

Гилен открывает глаза, взгляд скользит по иссушенному трупу Реми. Не идеально... но достаточно. Он встаёт. Рунный круг бьёт током, пытаясь удержать, но Кровяной Шов тут же гасит повреждения, алые нити мгновенно стягивают обожжённую кожу. Теперь... пора найти выход. Его рубиновые глаза за стёклами очков вспыхивают в полумраке камеры, освещая путь к свободе.

Несколько минут спустя дверь взрывается внутрь с оглушительным грохотом, ударяясь о каменную стену с такой силой, что сотрясаются полки с древними фолиантами. Тонкие клубы пыли поднимаются в воздух, смешиваясь с запахом гари и крови.

Трое инквизиторов врываются в кабинет, их латные доспехи с изящной гравировкой Ордена сверкают в тусклом свете. Мечи уже обнажены — сталь дрожит в напряжённых руках, лица искажены боевой готовностью.

Но картина, открывшаяся их взглядам, заставляет кровь стынуть в жилах. Тело Реми — иссушенная мумия, застывшая в неестественной позе. Его пальцы скрючены, словно в последний момент он пытался доползти до спасительной двери. Пустые глазницы смотрят в никуда, рот застыл в беззвучном крике.

Пол усеян осколками разбитых склянок, между которыми змеятся высохшие чёрные дорожки — всё, что осталось от луж крови. Драгоценные пергаменты испачканы, чернила расплылись в багровые кляксы, напоминающие кровавые отпечатки.

Рунный круг под клеткой пылает в полную силу, его символы режут воздух, как раскалённые лезвия, наполняя помещение гулом работающей машины пыток.

И в центре этого ада — Гилен. Сидящий в позе лотоса, абсолютно неподвижный. Его грудь поднимается в такт дыханию, пальцы сложены в медитативной мудре. Клетка из Света, которая должна была заставить его корчиться от боли, теперь выглядит просто душем из золотистых лучей.

Первый инквизитор, самый молодой, с лицом, на котором ещё не зажили юношеские прыщи, сжимает эфес меча до побеления костяшек. Его голос дрожит:

— Мастер Реми... мёртв.

Он делает шаг назад, его взгляд мечется между мумией и пленником. Второй инквизитор, мужчина в расцвете сил с грубым шрамом через левый глаз, медленно приближается к телу. Его меч описывает в воздухе защитные круги.

— Как...? Он же в клетке! Круг активен! Он не мог...

Его слова обрываются, когда он замечает пустые глазницы мумии. Что-то в этом взгляде заставляет его остановиться как вкопанного.