Рудники Эхнатона

Они помолчали. Вагнер смотрел на монитор, где разыгрался целый шквал активности — судя по всему, послушник, действительно, очень переживал по этому поводу. Впрочем, в опасные зоны показатели не заходили.

— Наш разговор, — вновь заговорил Вагнер, — ради тебя. Ради тех, кто прибудет сюда после вас. Я хочу понять, что мы делали не так, почему вы решили пойти на такие крайности? Было ли это просто всплеском безумия, как принято считать всё подобное, — он кивнул в сторону комнаты отдыха, — или вас сломало что-то другое… Посмотри снятый нами фильм об условиях жизни и труда на Эхнатоне, и скажи, что в нём не соответствует истине. Возможно, новый персонал избежит вашей участи…

На обращённом к задержанному экране замелькали кадры фильма, выглядящего подобно туристическому рекламному проспекту — фрагменты схемы базы, панорамы помещений, оборудование, лица, сцены из жизни всех слоёв «общества Эхнатона», сопровождаемые не особо разборчивым бубнежом диктора. На экране же, обращённом к Вагнеру, та же картинка была разбита на составляющие, каждой из которых соответствовали сигнатуры характерных реакций пленника. Сложные сцены, вызывающие какой-либо нестандартный отклик, дробились на элементы, группирующиеся иначе, вновь и вновь, пока не становилось ясно, что именно вызывало нестандартные реакции.

— Почему ты сменил имя? — спросил Вагнер между делом.

— Я отрёкся от своего прошлого имени, — напомнил Джошуа.

— Но зачем?

— Надо потерять, чтобы возвыситься. А что терять рабу? Имя, тело, жизнь — это всё, что у меня есть, и всё это принадлежит не мне. Всё это лишь дано в пользование теми, кто презирает нас… Я не могу сам отобрать у себя жизнь — это грех! — но отрешиться от имени вполне в состоянии. Позволить тебе растерзать моё тело — я вполне в состоянии. Лишиться своих собратьев — я в состоянии…

— Но зачем, зачем тебе всё это терять?

— Чтобы возвыситься, — упрямо повторил Джошуа.

— Но как?

— Пойми, игемон! Возвышение — это не результат! Возвышение — это процесс! В первую очередь это тот путь, что мы можем пройти! Подумай — кто-то, к примеру, велик. Но, став более великим, не сделает ли он более жалким своё прошлое «Я»? Я мал, но могу спуститься по лестнице тягот и унижений ещё ниже, чтобы потом, вернувшись, испытать величие! Величие пройденного пути! — Джошуа говорил с горячностью, и не было похоже, чтобы он просто повторял чьи-то чужие установки. Такое надо выстрадать самому… — Упав от раба до червя, я, вновь став рабом, возвышусь! А поднявшись от раба до мученика, я возвеличу своё новое имя, чтобы, потеряв его, вновь лишиться всего!

Вагнер едва не лишился дара речи, услышав столь сложные построения от дельты. Конечно, странная концепция, но то, что дельта смог не только прочувствовать её, но и вербализировать, было странно вдвойне.

— Саморазвитие через саморазрушение?.. — попытался угадать он.

— Не совсем, — возразил послушник. — Это и самопознание, и самопожертвование… Это — Путь! Не уверен, что ты сможешь понять это…

— Наверно, не смогу, — не стал спорить Вагнер, и переключился на другую тему, — у тебя красивая речь. Ты учился говорить, ты читал?

— Учился?.. — теперь во взгляде Джошуа столь же отчётливо читалось изумление. — Я дельта, вообще-то… Какое может быть обучение у дельт? Ты, наверно, имел в виду дрессировку?..

— Вот только не надо передёргивать! У нас учат всех! Да, объём образования может быть соразмерен той должности, где человеку предстоит работать, но в любом случае все у нас должны быть социально адаптированы и… — Вагнер осёкся, осознав, что он вновь невольно подстроился под речь задержанного, и говорит с ним, словно тот, как минимум, бета.

— Знания мои не имеют отношения к образованию, — резюмировал Джошуа. — Думаю, что частично это плоды долгих размышлений, в другой же своей части — пробудившиеся воспоминания прошлых жизней…

…Несмотря на внешнее спокойствие, внутри Вагнер начинал закипать. Этот выглядевший таким смиренным «послушник» чем-то дико его бесил. Чем? Трудно сказать… Что-то в нём было неправильное… Нет, понятно, что в нём было неправильным всё! Но что было самое неправильное?.. Эта его рассудительность, этот фатализм, это умение говорить? Эти его попытки быть праведником? Впрочем, почему только «попытки»? Он же удержался, когда его собратья облепили мёртвую девушку? Даже пытался их остановить…

Может, он асексуал? Глядя на его аскетичную внешность, это вполне можно допустить… Или предпочитает мужчин? Среди дельт это распространено… Вагнер вновь покосился на экран, дёрнув досье задержанного. Да нет, на плановые встречи с женщинами Дэвид-28-BR-Cf ходил вполне охотно… И, кстати, как минимум один из его собратьев тоже не повёлся на аттрактанты Паолы. Что это — праведность?

— Но если ты такой праведный, то почему ты убивал? — в голосе Вагнера всё же проступал обуревавший его гнев. — Убивал! Как минимум Чен был убит именно тобой! Да и меня бы ты грохнул…

— Что поделать, — Джошуа пожал плечами. — Добро должно быть с кулаками…

— Добро??? — уже не пытаясь удержать гнев, переспросил Вагнер. — Это вы-то — добро?.. Шесть уродов на мёртвой девушке — это, по-твоему, добро?.. Да вы хоть сознаёте свои действия? Цели свои вы хоть сознаёте? Какого чёрта вы сюда, вообще, припёрлись? Ради чего?

— Ради справедливости, — спокойно, уверено ответил Джошуа.

— Справедливость?! — взорвался Вагнер. — Справедливость???

Трудно было сказать, что сейчас бесило его больше — ненормальные логические построения послушника или это его спокойствие? Хотелось, чтобы тот снова растерялся, запаниковал, как тогда, когда он жалобно просил совета в гарнитуру… Сейчас-то ему никто не сможет дать подсказку — его гарнитура валяется, раздавленная, в стороне, а выключенный слухатко Берта для надёжности затолкала в железный ящик для инструментов…

— Я хочу, чтобы ты глянул на своё «добро»! На свою «справедливость»! — Вагнер отцепил кольцо наручника от ноги задержанного, и, взяв его за шиворот, поволок в сторону комнаты отдыха.

Распахнув дверь комнатки, он шагнул внутрь, втолкнув послушника перед собой. Сгустившиеся в закрытом помещении запахи шибанули в нос, а феромоны Паолы сконцентрировались так, что, казалось, щипали глаза. Волна жара прокатилась по всему телу Вагнера, да так и не ушла, застряв в кончиках ушей — казалось, они сейчас полыхнут пламенем.

— Это твоя справедливость? — кричал он, кипя от вновь захлестнувших его эмоций. — Это праведность? Это?..

— Мне стыдно за них, — последовал ответ. — Но они были слабы. И ты слаб.

— Слаб? — переспросил Вагнер, делая шаг назад.

Самым страшным было то, что послушник, видимо, был прав — уже не только уши, уже всё лицо Вагнера пылало в огне, его трясло, дикие эмоции захлёстывали его, и, хорошо бы, чтоб это была всего лишь ярость…

— Слаб? — переспросил он внезапно охрипшим горлом. — Что ж, хорошо! Посмотрим, как силён у нас ты, праведник!